Социология: Левиафан и дитя

Читая эти строки, вспоминаешь распад СССР, ту карточную легкость, с какой развалилась эта супериерархия и готова была развалиться до основания уже в рамках РФ, если бы процесс не заморозили под воздействием великодержавных амбиций верхов и многовековой привычки низов жить в империи. Однако эти слова опять не объясняют нам причин распада всех империй в истории человечества с самыми плачевными последствиями для титульных народов.

Свое объяснение гибели Рима давал А.Х.М. Джонс: «Никто из знакомящихся со скудными свидетельствами причин упадка Западной империи не может не удивляться апатии, охватившей римское население сверху донизу… Стали процветать коррупция и вымогательство, сеявшие недовольство среди народных масс и приносящие убытки и без того ограниченным ресурсам империи, распространившееся на широкой территории учение церкви о том, что спасение можно отыскать в мире грядущем, а вещи этого мира ценности не имеют, по-видимому, несло с собой апатию и пораженческие настроения» [14]. Для нас давно уже банальной социологической истиной является тот факт, что, наряду с коррупцией, мистицизм и религиозность усиливаются в неблагополучных обществах и часто служат признаками грядущего тотального кризиса.

Так что есть родина человека, с вопроса о которой мы начали эту статью? Мы знаем, с чего начинается родина. С самого себя. Где кончается эта родина? Человечество насчитывает 7 млрд. существ, расселенных по всей планете, и как бы возмутительно это не звучало, но для каждого отдельного индивида человечество по большей части является неразличимой массой, абстракцией. Абстракция не предполагает эмоционально-нравственного отношения к себе, которое психологически складывается в два акта: через персонализацию объекта и перенос его на себя (за эту функцию в мозге отвечают зеркальные нейроны). Мы сострадаем тому, что видим, а затем идентифицируем это с собою (и поэтому из всех искусств важнейшим для пропаганды является кино). Невозможно увидеть в зеркале многомилионную толпу. Из Закона орбиталей следует, что значимость социальных страт и сообществ убывает по мере удаления от человека. Для индивида (мозга) это выражается в том, что объекты, приобретая абстрактную форму, утрачивают нравственно-эмоциональное содержание.

Следствие 2. Эмоционально и нравственно значимое для человека общество, в просторечии именуемое родиной, не может быть сколь угодно большим.

Империя отчуждает человека от себя, но при этом, создав супериерархию власти, требует ее суперсакрализации и компенсирует упадок патриотизма ужесточением собственного законодательства и карательными актами.

Следствие 3. Все супериерархии внутренне противоречивы (противоестественны).

Коррупция (как критерий антипатриотизма) всегда сопровождала человечество. Обширное исследование коррупции от эпохи античного мира до современного периода можно найти в книге [15]. Но этот труд, как и любой другой исторический труд, не объяснит нам природу коррупции. У историка нет инструментальный базы для этого. Когда же юрист берется объяснять причины коррупции, то у него на первом месте оказывается «несовершенство законов». Законы – это костыль для больного общества. Назначение всех законов – ограничить солипсические претензии человека, ибо этот человек злоупотребляет возможностями всегда в пользу самого себя. И лечебный эффект их такой же, каким обладают костыли: хромого они не вылечат.

Когда же политолог начинает анализировать падения того или иного государства, включая Рим, то в его терминологии начинают фигурировать «недостаток воли», «упадок нравов», «политические просчеты» и прочие «человеческие факторы». По мнению политологов бытие социумов складывается как череда удачных волевых решений или ошибок власть имущих. Здесь можно сказать лишь одно: роль личности в истории ничтожна. Обширность предмета вынуждает историка пользоваться схематизмом и персонализацией. Точно также в механике для упрощения расчетов вводится «центр масс», который фактически может быть пустым. «Великая историческая личность» может быть таким же пустым центром масс.

Все, что может сделать та или иная историческая личность, – сесть заранее в тот поезд истории, который привезет ее в желаемое место. Если бы в начале 20 века, когда Романовы праздновали 300-летие своей династии, кто-то предсказал бы, что следующим правителем Российской империи станет сын грузинского сапожника, его сочли бы сумасшедшим. Сын сапожника, да еще грузинского в принципе не может быть русским монархом. Но некий семинарист-недоучка сел в нужный поезд, который, в конце концов, привез его в Кремль и сделал Отцом народов Иосифом Сталиным. Сколько благоприятных обстоятельств, сколько чужих воль так или иначе способствовали этому? Их не счесть.

Законы истории и социологии – это часть законов природы, и как невозможно волевым усилием преодолеть гравитацию, так же невозможно изменить эти законы. Но еще раньше их нужно понять и сформулировать. В человеческой коррупции нет никакого злого умысла, нет национального менталитета, нет недостатка политической воли, есть лишь социальная психология, нарушение законов которой делает организованное государством общество (совокупность мозгов) таким, каким оно становится, подсознательно принимая или отвергая навязанные ему порядки и ценности. Вспоминая Постулат об оптимальности иерархий, можно утверждать, что в больном обществе этот постулат нарушен. Левиафан нуждается в оптимизации. Костыли и подпорки его не изменят. Левиафан должен умереть.

Всем законодателям, т.е. тем же самым обывателям, встроенным в чиновничью иерархию, следует понять, что законы, написанные человеком, имеют силу для мозга лишь в той мере, в какой они отражают фундаментальные законы этого мозга. Именно поэтому даже сам законодатель не способен жить по законам, им же самим придуманным. Он не контролирует свой мозг. Как же это существо, эта марионетка психики и нейробиологии собралась контролировать мозги всех остальных в социуме?

Антикоррупционная борьба в Китае ведется с 80-х годов. Ху Цзиньтао заявил, что жизнестойкость империи прямым образом зависит от того, насколько сильна в стране политическая воля и от того, как будут наказывать и предотвращать явления коррупции (Закон компенсации). Несколько ведомств – Министерство контроля, Центральная комиссия и Госуправление борются с этим антипатриотическим явлением. С 2000 года по сей день в Китае было расстреляно более 10 тысяч чиновников. Исправило ли это нравы? Их не исправит и расстрел миллиона.

На следующей картинке совмещены мировые атласы двух показателей: индекса восприятия коррупции – ИВК (Transparency International, 2010 г.) и индекса качества жизни – ИКЖ (Economist Intelligence Unit, 2005 г.)

                        Рис. 7

Легко видеть, что эти показатели сильно коррелируют (по некоторым подсчетам до ¾), что в общем-то ожидаемо. Благополучие, стабильность, социальные гарантии, по которым рассчитывается ИКЖ, прямо связаны с патриотическими предпочтениями мозга: его солипсизму необходимо то, что в психологии называют «закреплением эго». Именно об этом прежде всего говорят нам эти карты: нейрокомфорт (и связанный с ним патриотизм) прямо зависит от политического устройства государства (иерархии власти). А иерархия власти согласно Закону пирамиды определяется площадью социума. Это возвращает нас к империям.

Необходимо различать, по крайней мере, две формы патриотизма:

фактический патриотизм, выражаемый человеком (мозгом) в его непосредственном отношении к окружающим его стратам социума;

идеологический патриотизм, выстроенный на пропаганде, воспитании, традициях.

Именно так общество получает оксиморон в виде «патриота-коррупционера». Закоренелый преступник, нарушающий все нормы общественного блага, чиновник, презирающий народ, которому служит, промышленник, отравляющий среду обитания своих соотечественников, обыватель, тихо ненавидящий всех вокруг, - все они могут искренне считать себя патриотами. Человек не просто лицемерен, он бессознательно лицемерен. И лучше всего это показывают общественные опросы, в которых люди склонны давать «правильные» ответы, нисколько не заботясь о собственной искренности. Да и что значит быть искренним? Вот мы показываем человеку таблицу, на которой написано: 2 + 2 =… Его ответ: 4. Насколько искренен он при этом? Зная это, психологи давно уже выстраивают свои валидные тесты на обмане, скрывая от испытуемого смысл того, что они в нем исследуют. Им нужна правда мозга, а не социальная маска индивида.