Моя жизнь

С тех пор я приобрел большой опыт поездок в третьем классе. Если бы я

записывал все свои впечатления, они составили бы целый том. Здесь я упоминаю

о них лишь мимоходом. Я глубоко сожалел и сожалею, что по состоянию здоровья

вынужден был отказаться от поездок в третьем классе.

Мытарства пассажиров третьего класса обусловлены, несомненно, своеволием

железнодорожных властей. Но не в меньшей степени повинны в этом грубость, неряшливость, эгоизм и невежество самих пассажиров. Достойно сожаления, что

пассажиры часто не сознают неправильности своего поведения, своего эгоизма и

нечистоплотности. Они считают такое поведение вполне естественным. Все это

можно отнести за счет безразличного отношения к ним со стороны нас -

"образованных".

Мы приехали в Кальян ужасно усталые. Маганлал и я раздобыли себе воды из

станционной колонки и совершили омовение. Едва я начал набирать воду для

жены, как ко мне подошел адвокат Каул из общества "Слуги Индии". Он тоже

ехал в Пуну и предложил проводить мою жену в умывальную комнату второго

класса. Я заколебался, не решаясь принять это учтивое предложение. Я знал, что моя жена не имеет права пользоваться туалетом второго класса, но в конце

концов согласился нарушить правила. Знаю, что мой поступок не делает чести

поборнику истины. Не могу сказать, чтобы жене очень хотелось помыться в

умывальной. Но любовь мужа к жене одержала верх над любовью к истине. "Лик

истины сокрыт за золотым покрывалом майя", - говорится в "Упанишадах".

VI. ХОДАТАЙСТВА

Прибыв в Пуну, мы, после церемоний шрадха, стали обсуждать судьбы общества

"Слуги Индии" и вопрос о том, следует ли мне вступать в это общество. Вопрос

о членстве оказался для меня весьма щекотливым. Пока был жив Гокхале у меня

не было необходимости добиваться приема в общество. Я просто выполнял его

желания - и мне это нравилось. Плавая по бурному морю индийской общественной

жизни, я нуждался в искусном кормчем. Таким кормчим был для меня Гокхале. Я

видел в нем твердую опору. Теперь же, когда он умер и я оказался

предоставленным самому себе, я понял, что мой долг - стать членом общества.

Это, думал я, будет приятно душе Гокхале. Поэтому без всяких колебаний и с

полной решимостью я стал ходатайствовать о приеме.

В этот критический момент большинство членов общества находились в Пуне. Я

старался рассеять их сомнения относительно меня, но видел, что мнения их

расходятся: одни за принятие меня, другие - решительно против. Я не

сомневался в расположении ко мне обеих групп, но, по-видимому, их лояльность

по отношению к обществу была сильнее или во всяком случае не меньшей. Наши

беседы были поэтому лишены горечи и не выходили за рамки принципиальных

вопросов. Противники моего приема указывали, что по ряду важных проблем моя

позиция диаметрально противоположна их позиции и что мое членство может

поставить под угрозу цели, ради которых создано общество. Для них это, естественно, было невыносимо.

Мы долго спорили и наконец отложили окончательное решение вопроса еще на

некоторое время.

Взволнованный, я возвратился домой. Имею ли я право стать членом общества, если буду принят только простым большинством голосов? Совместимо ли это с

моим преданным отношением к Гокхале? И я ясно понял, что при таком резком

разногласии среди членов общества правильнее взять обратно ходатайство о

приеме и тем самым вызволить своих противников из щекотливого положения.

Именно этого, думал я, требует от меня преданность самому обществу и

Гокхале. Мысль эта внезапно осенила меня, и я немедленно написал м-ру

Шастри, чтобы он вообще не созывал отложенного заседания общества.

Противники приема по достоинству оценили мой поступок. Он вывел их из

затруднительного положения, и узы нашей дружбы стали еще крепче, а меня это

сделало фактическим членом общества.

Жизнь показала, что я поступил правильно, не став формально членом

общества, и что противодействие моих противников было справедливым. Наши

взгляды по принципиальным вопросам действительно были глубоко различны. Но

признание расхождений не означало, что между нами появилась отчужденность.

Мы продолжали относиться друг к другу по-братски, и дом общества в Пуне

всегда был для меня местом паломничества.

Правда, официально я не стал членом общества, но в душе всегда был им.

Духовные отношения гораздо ценнее физических. Физические отношения без

духовных то же, что тело без души.

VII. КУМБХА МЕЛА

Из Пуны я отправился в Рангун, чтобы повидаться с д-ром Мехта. По дороге я

остановился в Калькутте, где был гостем ныне покойного бабу Бупендранатха

Басу. Бенгальское гостеприимство достигло здесь своего апогея. В то время я

питался исключительно фруктами, и потому к моему столу доставлялись

различные фрукты и орехи, какие только можно было раздобыть в Калькутте.

Хозяйки дома, бывало, не спали ночи напролет и чистили для меня различные

орехи. Из свежих фруктов мне с величайшим старанием готовили индийские

блюда. Для моих спутников, среди которых был сын Рамдас, также готовили

множество деликатесов. Но как бы ни ценил я такое замечательное

гостеприимство, меня тяготила мысль, что из-за двух-трех гостей в хлопотах

весь дом. Однако я не знал, как избавиться от столь смущавшего меня

внимания.

В Рангун я отправился на пароходе палубным пассажиром. Если в доме

адвоката Басу мы страдали от избытка внимания, то здесь вообще отсутствовало

какое бы то ни было внимание к самым элементарным удобствам палубных

пассажиров. То, что именовалось ванной, было невероятно грязным. Уборные

представляли собой зловонные клоаки. Чтобы ими пользоваться, нужно было

пробираться прямо по моче и экскрементам или прыгать через них.

Это было невыносимо. Я без промедления обратился к капитану.

Нечистоплотность пассажиров усугубляла зловоние и грязь. Они плевали там, где сидели, засоряли все вокруг остатками пищи, табаком и листьями бетеля.

Стоял страшный шум, и каждый старался занять как можно больше места для себя

и своего багажа. В такой ужасной обстановке мы провели два дня.

По прибытии в Рангун я подробно написал агенту пароходной компании обо

всех непорядках. Благодаря этому письму и стараниям д-ра Мехты наш обратный

переезд на палубе корабля был не столь тягостным.

В Рангуне я также питался одними фруктами, и это снова повлекло за собой

дополнительные хлопоты для хозяина дома. Но так как у д-ра Мехты я

чувствовал себя как дома, то мог в какой-то мере ограничивать щедрость

хозяина. Однако поскольку я не установил для себя никаких ограничений в

отношении числа блюд, которые разрешал себе съедать, чревоугодие не

позволяло мне удерживаться от предлагаемых разнообразных блюд. Твердо

установленных часов приема пищи не было. Я предпочитал не принимать пищи

после наступления темноты. Тем не менее, как правило, мы ужинали не раньше

восьми-девяти часов вечера.

Тот год, 1915, был годом ярмарки Кумбха, которая устраивается в Хардваре

раз в двенадцать лет. Я не стремился побывать на ярмарке, но мне хотелось

встретиться с махатмой Мунширамджи, который находился тогда в своем

гурукуле. Общество Гокхале послало в помощь ярмарке большой отряд

добровольцев во главе с пандитом Хридаянатом Кунзру. Организацию санитарной

части взял на себя ныне покойный д-р Дев. Меня попросили послать им в помощь

группу фениксских колонистов, с которыми отправился Маганлал Ганди.

Вернувшись из Рангуна, я присоединился к отряду.

Переезд из Калькутты в Хардвал был особенно мучителен. Временами в вагонах