Метаморфозы (СИ)

- Заклинаю тебя узами Любви Матери, ранами твоих стрел, ожогами твоего факела, отомсти за свою Родительницу. Полной мерой воздай и отомсти дерзкой красоте, сделай то, чего Мне больше всего хочется: пусть эта дева влюбится в последнего из смертных, которому судьба отказала и в происхождении, и в состоянии, и в безопасности, в такое убожество, что во всём мире не нашлось бы более жалкого.

Она целует сына и идёт к краю берега омываемого морем. Едва Она ступила розовыми ступнями на поверхность волн, как уже покоится на глади моря, и едва пожелала, как показалась и морская свита: здесь и дочери Нерея, хором поющие, и Портун со всклокоченной синей бородой, и Салация, складки одежды которой полны рыбой, и возница дельфинов Палемон. Вот по морю прыгают тритоны: один в раковину трубит, другой от зноя солнца простирает шёлковое покрывало, третий к глазам Госпожи подносит зеркало, прочие на двухупряжных колесницах плавают. Такая толпа сопровождала Венеру, Которая держала путь к Океану.

Между тем Психея, при всей своей красоте, прибыли от своей наружности не имела. Все любуются, все прославляют, но никто не является - ни царь, ни царевич, ни хотя бы кто-нибудь из народа, кто бы пожелал просить её руки. Дивятся на неё, как на явление Богини, но все дивятся, как на искусно сделанную статую. Старшие две сестры, об умеренной красоте которых молвы не распространялось в народе, уже были просватаны за женихов из рода царей и заключили уже браки, а Психея, в девах вдовица, сидя дома, оплакивает своё одиночество, недомогая телом, с болью в душе, ненавидя свою красоту, хоть она и всех людей привлекала. Тогда отец девицы, подумав, что это - знак неблаговоления Небес, и страшась гнева богов, вопрошает милетского бога и просит у святыни мольбами и жертвами для девы мужа и брака. Аполлон же, хоть и грек и даже иониец, из уважения к составителю милетского рассказа даёт прорицание на латинском языке:

Царь, на обрыв поставь обречённую деву

И в погребальный наряд к свадьбе её обряди.

Смертного зятя иметь не надейся, родитель:

Будет он дик и жесток, словно дракон.

Он на крылах облетает эфир и всех утомляет,

Раны наносит он всем, пламенем палит.

Даже Юпитер трепещет пред ним и боги боятся.

Стиксу внушает он страх, подземной реке.

Царь пускается в обратный путь и сообщает своей супруге предсказания жребия. Грустят, плачут, убиваются немало дней. Но ничего не поделаешь, приходится исполнять веление судьбы. Идут уже приготовления к погребальной свадьбе девы, уже пламя факелов чернеет от копоти и гаснет от пепла, звук флейты переходит в лидийский лад, и гименеи оканчиваются воплями, а невеста отирает слёзы подвенечной фатой. Город сострадает участи семейства, и по всеобщему согласию издаётся распоряжение об общественном трауре.

Но необходимость подчиниться указаниям Небес призывает Психею к уготованной муке. И так, когда всё было приготовлено к торжеству погребального бракосочетания, трогается в путь в сопровождении всего народа, при общей скорби, похоронная процессия без покойника, и заплаканную Психею ведут как на собственное погребение. И когда родители, взволнованные такой бедой, медлили совершать преступление, их дочка такими словами подбодряет их:

- Зачем плачем мучаете свою старость? Зачем ваше дыхание, которое скорее мне, чем вам, принадлежит, утруждаете частыми воплями? Зачем слезами лица, чтимые мной, пятнаете? Зачем темните мой свет в ваших очах? Зачем рвёте седины? Зачем грудь, зачем эти сосцы поражаете ударами? Вот вам за мою красоту награда! Поздно вы опомнились, поражённые ударами зависти. Когда народы и страны оказывали нам Божеские почести, когда в один голос новой Венерой меня провозглашали, тогда скорбеть, тогда слёзы лить, тогда меня, как уже погибшую, оплакивать следовало бы. Чую, вижу, одно название Венеры меня погубило. Ведите меня и ставьте на скалу, к которой приговорил меня рок. Спешу вступить в этот брак, спешу увидеть моего супруга. Зачем мне медлить, оттягивать приход того, кто рождён миру на пагубу?

Дева умолкла и присоединилась к шествию сопровождавшей её толпы. Идут к указанному обрыву горы, ставят на её вершине девушку, удаляются, оставив брачные факела, освещавшие ей дорогу и тут же угасшие от потока слёз, и, опустив головы, расходятся по домам. А её родители, удручённые такой бедой, запершись в доме, погружённые во мрак, предали себя ночи. Психею же, боящуюся, трепещущую, плачущую на вершине скалы, веяние Зефира, всколыхнув ей полы и вздув одежду, поднимает, дуновением со склона скалы уносит и в долине на лоно цветущего луга, опуская, кладёт.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Психея, покоясь на цветущем лугу, на ложе из росистой травы, отдохнув от такой перемены в чувствах, уснула. Подкрепившись сном, она встала. Видит рощу, видит воды источника. В середине рощи, рядом с источником, стоит дворец, созданный божественным искусством. Едва вступишь туда, узнаешь, что перед тобой - пристанище бога. Потолок, сделанный из туи и слоновой кости, поддерживают золотые колонны. Стены выложены чеканным серебром с изображением зверей и животных, словно устремившихся навстречу входящим. О, то был бог, который с искусством художника столько серебра в зверей превратил! Даже пол, составленный из кусочков дорогих камней, образует картины. Блаженны - те, кто ступают по самоцветам и драгоценностям. И прочие части дома, в длину и ширину раскинутого, бесценны по ценности: стены, отягчённые массой золота, сияют таким блеском, что, откажись солнце светить, они бы залили дом светом. Каждая комната, каждая галерея, каждая даже дверная створка пламенеет. Прочее убранство не меньше соответствует величию дома, так что можно подумать, будто Юпитер создал эти Небесные Чертоги для общения со смертными.