Дневник

Но долго не пришлось нам беседовать, сначала сам Батюшка немного прилег отдохнуть, а я сел читать «Отечник» еп. Игнатия (Брянчанинова).

— Это хорошо вы сделали, что стали читать эту книгу. Она составлена так: еп. Игнатий выписывал то, что отвечало на волнующие иноческие вопросы. С этой стороны этот труд его незаменим. Многие недоумения, долго волновавшие кого-нибудь, сразу разрешаются одной выпиской.

Вечером. Благословение всей братии было заочное. А я, как всегда, вошел к Батюшке и, приняв благословение, ушел. Взял с собой я книгу «На горах Кавказа». Давая мне эту книгу, Батюшка сказал: «Идите и насладитесь».

Сейчас приходил к Батюшке монастырский ризничный пономарь. Когда я после его ухода вошел, Батюшка мне сказал:

— Страшные вещи сейчас рассказал он мне, страшные вещи про одного монаха. Что будет тогда, когда Оптина пустынь наполнится такими людьми. Я, конечно, не доживу, а вам придется бороться с этим. Много придется вам пролить крови и слез. Да, много придется вам пролить пота, слез и крови.

Иногда Батюшка говорит, как бы размышляя, предполагая, а иногда твердо, уверенно, и такие слова мне запоминаются более. Так и сегодня особенно ударил на слова: «пролить пота, слез и крови», и даже повторил их. Буди воля Господня!

Вечером. 16 декабря у меня была беседа с Батюшкой (см. 16 декабря). Кое-что из этой беседы я уже записал, теперь хочу еще немного записать.

— Вот я и говорю вам, что нет ничего случайного в жизни нашей, даже то, что кажется пустяком, имеет свой смысл. Я не желал и не искал этого своего положения, не просил и стою на этом посту за послушание. И думаю, быть может, и лучше было бы для меня, если бы я жил в той своей келейке, терпел бы скорбь и творил бы молитву Иисусову. Но если бы я не был начальником Скита, вас бы не приняли в Скит. Но все мне думается, быть может, и даст мне Господь упокоение, когда я займусь приготовлением себя к той жизни исключительно, а теперь это невозможно, весь я разорван по частям: то — то, то — другое. А все-таки я думаю, быть может, сподобит Господь. Я никому не говорил никогда, а вам скажу: когда я ездил к о. Варнаве, он мне многое предсказал, и многое уже исполнилось. Он сказал мне: «Будут тебе все кланяться», — и действительно, кланяются; а потом: «Будешь жить и творить молитву Иисусову». А хорошо бы так.

Вышел я в Скит от Батюшки, иду под впечатлением беседы, а вокруг меня поющая и ликующая ночь. Тихо и ясно. Полная луна освещает наш укромный Скиточек. Все блестит и торжествует. Сосны и все деревья, покрытые белым инеем, недвижно стоят в своем уборе, безмолвии своем, славя Бога. Оба храма, и старый и новый, словно дворцы какие, стоят, облитые лунным светом. Все чудно хорошо!

Однажды Батюшка говорил:

— Помните, что подвиг преп. Виталия состоял в особенности в том, что он обращал блудниц на правильный путь жизни. И я не скрою от вас, что ко мне часто приходят блудницы, спрашивая, что делать, а я, что Господь открывает мне и внушает, говорю им, и многие обращаются. Конечно, это Господь обращает их, я являюсь здесь только орудием в руках Господа.

Потом Батюшка сказал:

— Враг ненавидит, когда один относится к другому с искренними чувствами и любовью о Христе. Он всегда старается посеять вражду и разъединение, как ненавистник добра. Вот я и говорю вам, что враг не оставит этих наших отношений — искренних и прямых, как отца к сыну. Ведь он нередко разъединял даже святых. Но я говорю: если между нами будет сохраняться откровенность, простота и искренность, то ничего он не сможет сделать, ибо нашей друг к другу откровенностью будет разрушаться всякая его злоба. Это я считаю нужным сказать вам.

Сегодня, когда я и Батюшка сидели и занимались, он подсчитывал деньги. Когда Батюшка закончил, он сказал:

— Вот если, быть может, Господу угодно будет возложить на вас иго игуменства или настоятельства — иго хотя и очень тяжелое, но и благоплодное, — то я заранее говорю вам быть очень осторожным и внимательным в денежном деле. Духовное само собой, а это само собой.

1910 год

Батюшка говорил мне:

— Самооправдание — не монашеское дело. Мне так в свое время и старец Анатолий говорил: «Никогда не оправдывайся».

— А если я, Батюшка, прав?

— Все равно, прав или не прав, промолчи, когда обличают, а потом скажи: «Прости, виноват».

— Ну, хорошо, а если скажут, что я убил человека, то и тогда не оправдываться?

— Да. Промолчи и скажи: «Прости». Если не убивал никого на самом деле, то быть может, убил кого словом. Поэтому не оправдывайся, сознавая себя грешным и во всем виноватым. И за то, что ты так скажешь, Господь тебе впоследствии откроет, что ты действительно был виноват.

Была беседа, которая продолжалась час. Батюшка говорил о вечных муках, о райских блаженствах; говорил и о себе, как он, всеми презираемый, сделался иеромонахом, а вскоре старцем и начальником.

— Что Богу угодно, то и будет. Надейтесь только на Бога, а не на человека. Бог избирает Себе слуг и предназначает. Мне не открыто, как и кем вы будете. Но вы все при мне, все мы вместе. Недаром Господь освободил вас от воинской повинности. Живите по-монашески, и Господь не оставит. А здесь никому не говорите, что я вам говорю.

Когда Батюшка ложился отдыхать, он мне сказал:

— Да, все, чему учит Святая Церковь — истина, и загробные муки существуют.

Когда под Крещение мы правили бдение у Батюшки, Батюшка вместо поучения между кафизмами сказал небольшое слово. Излагать его я не буду по недосугу, а скажу только главную мысль. Батюшка говорил, что Бог попустил Адаму и Еве пасть в грех, и первое невинное, чистое естество извратилось. Но Господь по человеколюбию Своему воссоздал человека на лучшее во Христе Своем. Новозаветный праведник выше Адама. Враг торжествовал, соблазнив первого Адама. Но Господь тут же произнес проклятие на него, сказав, что «семя жены сотрет главу змия» (Быт. 3, 15). И все новозаветные праведники в обновленном естестве стали выше Адама.

Как Батюшка говорил, мне очень понравилось.

Все эти дни я почти не имел свободной минуты. Срочные годовые отчеты нужно было составлять. Помню, однажды на днях Батюшка заметил мне, что нужно быть во всем аккуратным и внимательным. Внимательность, точность и аккуратность в делах и своих обязанностях «даже будут способствовать внутренней душевной собранности вашей, когда вы привыкнете ко внимательности».

Потом Батюшка опять говорил мне, чтобы я занялся своим выговором «для своей личной пользы и пользы обители». Батюшка говорил, что меня трудно понимать, что все слова как-то сливаются в неопределенные звуки.

— Пока вы молоды, можете исправить это. А для этого нужно вам громко, медленно читать в келии, хотя полчаса, жития святых, стараясь выговорить все буквы ясно, правильно. Конечно, при таком чтении придется обращать внимание не на смысл читаемого, а на механизм чтения. Здесь, как и во всяком деле, прежде всего требуется сознать свою немощь, затем возыметь желание исправления, и, наконец, избрать и употреблять известные средства. Но так как средства к исправлению бывают не совсем приятные и на исправление требуется время, то сверх всего сказанного необходимо иметь терпение.

Сейчас пробило двенадцать часов. Полночь. Я только что возвратился в келию от Батюшки: сначала занимались письмами, а потом беседовали. Между прочим, Батюшка говорил, что в его положении старца Скита он замечает часто (не ежедневно, а ежечасно) козни врага, от которых может укрыть только Господь. Говорил Батюшка, что мое положение исключительное и счастливое, что я все время при старце, что я имею возможность и сказать, что нужно, и поговорить, чего Батюшка не имел в свое время, а в особенности после смерти батюшки о. Анатолия, что и мне, очень может быть, придется подобное испытать… Говорил Батюшка, что желал бы еще протянуть свою жизнь для укрепления меня не только в духовно-нравственном отношении, но и внешнем, то есть дать рясофор и этим утвердить. Спаси, Господи, Батюшку. Хорошо так побеседовать, но мало времени, — редко приходится.