Наглое игнорирование (СИ)

Хозяин сообразил первым и неожиданно повалился на колени, потянув за рукав и жену. Немцы буквально взвыли, что они не знали, что их Ганс пропал без вести на Восточном фронте в прошлом июле, залопотали что-то еще жалостное, несуразное и жалкое. Было у Берестова сильное желание всю эту семейку перестрелять к чертовой матери и спусковой крючок просто сам старательно лез под палец. Но капитан себя пересилил. И сказал – пойдите нахрен. Если еще раз увижу – точно прибью. И показал пистолетом на выход. Баба вроде как не поняла, сунулась наверное вещи собрать, но муж ее оценил все здраво и трезво и буквально выволок неразумную жену. Они убрались, как были в домашних пантойфелях и халатах. А капитан никак не мог засунуть пистолет в кобуру, немножко в себя пришел, когда понял, что санитары стоят и на него внимательно смотрят и лица у них злые и решительные. Вроде как ждут от него чего-то.

Сказал, что они могут быть свободны. Один задержался – тот мужик, у которого посылку подменили. Тихо спросил: "Может, мне догнать их, товарищ капитан? Я бы их тихо…"

Берестов вздохнул, подумал и через себя переступив сказал: "Нет. Не надо. Ступайте". Рука еще ощущала рубчатую рукоять пистолета. И буквально зудел вопрос – стоило выстрелить или нет. Вернулся в свою комнату, глядя другими глазами уже. Руки чесались запалить при передислокации все это добро. Рассказывал ему бывший в гостях по делам военврач, который со своим медсанбатом в Восточной Пруссии воевал. Приходилось там лекарям ездить по передовым частям и выступать вместе с замполитами перед солдатами, потому как наши бойцы, войдя на немецкую землю громили все и жгли. И развернуть медсанбат в руинах было банально холодно для раненых. Вот и убеждали бойцов – что их же придется на снегу лечить, раз все погорелое стоит. Теперь понимал лучше ощущения бойцов. мы уйдем – обратно к себе, там где гитлеровцами ограблено все и разгромлено, на пепелище практически – а тут все будет целенькое и нетронутое и немцы же над нами и посмеются потом. А вот вам хрен, фрицы, жрите, чем нас кормили. Пожарам в занимаемых территориях способствовало еще и то, что напуганное россказнями Геббельса население бежало в полном составе, бросая дома, имущество и скот. И страшно мешая пройти по дорогам к фронту своим же воинским частям. Посмотрел на стопку фотографий, зажатых в руке, опять в груди колючий ком взбух. М-да, знает кошка, чье мясо съела – рассказывали небось зольдаты о своих развлечениях, если бы им той же монетой платить – не останется немцев вообще в заводе.

Но мы – не они. Мы остаемся людьми. Даже если очень хочется пристрелить пожилую пару, чей сыночек так мило развлекался на чужой территории с чужими женщинами.

Нашел какой-то пустой чемоданчик, положил туда оба альбома и пакет. Подумал, кому передать – замполиту, в Смерш или по старым знакомствам прямо в комиссию по расследованию злодеяний? Если молодой хозяин в плен попал – то, может, его еще и найдут? Виселица бы вполне сгодилась для молодчика. Потом подумал, открыл пакет и взял себе самую первую фотографию. На снимке была одна из врачих. Лицо точно знакомое, только не помнил где видел ее. Все же медучреждений и госпиталей он повидал много. На этом фото она была еще живой. Последующие фото с ней смотреть было уже невозможно.

Закрыл чемоданчик и пошел к командиру. Майор поглядел на него и удивился. Встал, закрыл за ним дверь.

— Что случилось, Дмитрий Николаевич? На вас лица нет!

Начштаба поспешил успокоить, что все в МСБ в полном порядке, дело внеслужебное. Командир медсанбата чуточку успокоился, но смотрел встревоженно. Привык считать своего адъютанта старшего чуточку деревянным – ну, или железным, если кому покажется в прилагательном "деревянный" нечто оскорбительное. Даже в весьма пиковые моменты – сдержан, спокоен, расчетлив. Связь теперь постоянно работает хорошо, обстановку вокруг начштаба контролирует и изменения узнает быстро, коллектив сколочен, боевых людей подобрал – в общем, сейчас медсанбат обидеть непросто, что, к слову недавняя стычка показала. А тут – сам на себя не похож. Впору пугаться.

Берестов забурботал, хоть и со вставными зубами, а речь все же не вполне качественная. А еще и волнуется. Фото показал. С одной стороны – мерзкие развлечения у арийцев, но опять непонятно – навидался капитан и не такого. Почему германцам так нравится позировать с трупами? Словно они охотники, те тоже фотографировались с добычей?

Майор Быстров пожал плечами:

— Все давно уже ясно, странно, что вы так поражены. Хотя вы моложе сильно, потому многого не можете помнить в принципе, да и интересы у пехотных курсантов были в ином плане, полагаю, о сути человеческой натуры им рассуждать не очень надобно.

— Я не о том, — буркнул Берестов.

— Дмитрий Николаевич! Вы же взрослый человек, а вопросы задаете – словно наши медсестры. Те тоже нашего бравого усатого замполита уже допекли. Притом сами же знаете – пришли к нам в страну эти культуртрегеры за землей и рабами. Они, в моем представлении – не люди, им очень не хочется быть людьми, они в сверхлюди лезут. В их представлении – мы не люди, унтерменши. Соответственное и отношение. Я уже толковал замполиту, что это все богатство вокруг – в немалой степени результат банального ограбления колоний немцами. Так в их колониях они себя вели ровно так же. Им же нет разницы – готтентот – или русский, белорус – или гереро.

Берестов заворчал, выдавая вслух сильное сомнение – дескать, какие там у немцев колонии-то?

— Ну да, возраст, никуда не денешься. Да и сколько вам было лет в ту войну? — и сразу же майор уточнил, какие колонии у Германской империи его подчиненный знает.

Как ни печально, но этот вопрос начштаба опустил. Не помнил он у Германии колоний.

— Перед той войной у немцев колониями были и куски Африки и половина Новой Гвинеи – это около Австралии (Берестов кивнул, он все-таки карты читать умел и этот здоровенный остров помнил отлично), масса островов – Маршалловы, в Океании и всякие еще, кусок Китая, еще что-то, все уже и не помню. и оттуда они давили все соки. а если туземцы возмущались – убивали их и калечили без всякой жалости. Одних готтентотов истребили десятки тысяч, а гереро выбили почти полностью. В результате войны все колонии у немцев отняли наши союзнички по Антанте, а жить богато без обдирания колоний невозможно. Вот фрицы и отправились у нас колонии свои возмещать. так что ничего удивительного в их поведении нету. Они только не учли, что у готтентотов не было своей промышленности и руководство оказалось слабее, вот и все.

Начальник штаба кивнул. Новая грань открылась в картине мира. Он как-то не задумывался раньше – откуда взялась гитлеровская Германия. Тельман, "Рот фронт" – это знал. Но так глубоко не интересовался. И вот оно как выходит, оказывается.

— Вы же кадровый, Дмитрий Николаевич. Сами не хуже меня знаете, что армия без дисциплины, массово занявшаяся мародерством и насилиями разваливается и армией перестает быть. И пример Наполеона тут блестящ. Нам наша армия еще очень может пригодиться, — задумчиво сказал командир медсанбата, глядя в окно.

— Пофему? — удивился немного Берестов. Гитлеровцев уже добивают, долго война не продлится, о чем он даже немного сожалел краешком сознания, понимая, что в армии мирного времени ему вряд ли найдется место.

— Гитлеры приходят и уходят, а на горизонте невооруженным глазом видна война с союзниками…

Тут Быстров спохватился, уставился своими буркалами на подчиненного. Потом осторожно спросил:

— Доводилось ли вам слышать такую репризу:

"— Ты куда?

— На Волго-Дон! А ты?

— Надолго – вон!"

Начштаба укоризненно посмотрел на начальство. Вздохнул еще более укоризненно. Вот уж на кого он не собирался стучать совершенно точно – так это на майора Быстрова. Сразу по многим причинам. Тот понял, успокоился и продолжил. Видно было, что охота человеку выговориться и либо получить подтверждение своим мыслям, либо – опровержение, что, может быть, даже и лучше бывает иногда.