Боевой 19-й
Боевой 19-й читать книгу онлайн
В романе Михаила Булавина описываются одни из самых катастрофических действий Гражданской войны - тяжелейших и ожесточенных боях Красной Армии против Добровольческой армии в 1919 году
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
В полуденный час, когда солнце нагрело разомлевшую степную землю, эшелон остановился на полустанке, чтобы сошли на нем два солдата. Провожали их прощальными криками и лихими переборами гармоники.
Друзья шли не торопясь. Идут, идут да остановятся. Оглядятся, как бы измеряя глазом — сколько еа земли-то, и снова идут.
В каком-то чудесном приливе чувств взмахнул Зиновей мешком и крикнул что есть мочи в степь:
— Э-э-эй! Открывай ворота!
Глядя на Зиновея, смеялся Устин и тоже кричал:
— Ого-го-го! Встречайте гостей!
И того и другого подмывало кувыркнуться через голову, побежать взапуски, и чем ближе село, тем сильнее стучало сердце.
— Что это мы с тобой расшалились, ровно маленькие? — нахмурился Зиновей и умолк. Строгая озабоченность легла на его лицо.
— Что там делает моя Настюха с ребятишками, а?
Оставил я их в большой нужде... мыкают, поди, горе...
— Да не думай ты об том! — с досадой махнул рукой Устин. — Придем — увидим.
Почерневшие поля, ракиты вдоль дороги, шумящий вешними водами овраг, машущая крыльями на косогоре мельница — знакомый и милый мир распахнулся, окружил и полонил их.
Устин вдруг замедлил шаг, остановился и сокрушенно покрутил толовой.
— Ты идешь домой, Зиновей. А куда вот я иду? К кому? Кто меня встретит, кто поджидает?
Зиновей вместо ответа так же, как до этого Устин, махнул рукой. Зиновей жалел, что сбился с веселого тона, и злился, что не м$жет настроить себя и Устина на прежний, хороший лад.
Некоторое время шли молча, посасывая цыгарки.
— Ко мне пойдешь, понял? — начал Зиновей и от неожиданности вздрогнул.
— Ату! — вдруг крикнул Устин и швырнул что есть силы фуражку.
Прижав к спине уши, делая огромные прыжки, улепетывал заяц.
— Видал? Во пошел, во чесанул! — кричал возбужденный Устин, поднимая фуражку. — Ну, чуть-чуть я было не сшиб его.
Зиновей с сожалением покачал головой:
— Повезло косому. Не на охотника напал, а то жариться бы ему сегодня в печи.
И вновь завязался разговор. Устин пересказывал старую русскую побасенку о мужике, увидавшем зайца и размечтавшемся, и оба смеялись.
— А вот и наша дума, — остановился Зиновей. — Ажно сердце скребет.
Перед ними лежало село.
— Огородами пойдем, что ли? — предложил Устин.
— А что мы, краденые? — возразил Зиновей. — Дойдем большаком до улицы... Эх, мать честная.:. — постучал он себе кулаком в грудь.
А этим временем в сельсовете собрались вдовы и солдатки, созванные Натальей,
Семен Быков, взмахивая культей, держал речь.
— Выйдем, бабы, в поле все до единой, а у кого ребятишки постарше, прихватить и ребятишек. Пахать и сеять будем сплошняком, подряд всем. Мокею, Модесту, Чистикову, попу Ивану прикажем, чтобы всем безлошадным вдовам землю запахать, посеять и за-скородить. Семян мы вам дадим, после новины вернете. Так, что ли, порешим? Какое ваше слово будет?
— Об тягле да о семенах у нас и думки, Семен Панкратьевич. А руки-то мы приложим, — ответила Настя Блинова.
— Работать в полном согласии и помогать друг дружке. Арину поставим над вами старшой. Согласны?
— Ну, а чего же лучше? Спасибо тебе, Семен Панкратьевич.
В сенцах кто-то завозился и слабо толкнул дверь. На пороге появился Мотька.
— А тебе чего тут? — строго спросил Семен.
Тот смело вошел в избу, снял картуз, шмыгнул носом и, подняв руку, как это делают взрослые, когда хотят попросить слова, торжественно сообщил:
— Гражданы! Красные армейцы Устин Хрущев и Зиновей Блинов ко двору прищди...
— Кто, кто? — вскрикнула Настя и зашаталась, закрывая глаза.
— Где они? — бросился к двери Семен.
— Батюшки-светы!
— Вот тебе, Настюха, и праздничек.
--- Господи милостивый!
Бабы, торопясь, бросились на улицу и побежали к хате Блинова. Сзади бежала опьяненная радостью Настя.
Семен тотчас же вернулся и начал торопливо собирать со стола бумаги и совать их в ящик.
Растерявшаяся Наталья сидела в крайнем смущении и не знала, что ей делать.
Семен увидел ее и от неожиданности вздрогнул. Он думал, что, кроме него, в сельсовете никого нет.
— Наташа! Ты что? Иди ко двору...
И вдруг, спохватившись, взмахнул рукой и, что-то соображая, прошелся по хате.
— Ты вот что, — сказал он, ласково обращаясь к ней, — иди-ка, а я потом пришлю за тобой, что ли, или... или нет, иди/ Иди.
Наталья вскочила, запахнула шубу и, как показалось Семену, с отчаянием рванула дверь. Не оглядываясь, она побежала по улице, как будто бы ее кто намеревался ударить.
Семен закрыл дверь, потоптался на крылечке и нерешительно направился к Блинову. Он понимал состояние Натальи, но не знал, как ей помочь.
Зиновея облепили ребятишки. Они были у него на коленях, на плечах, он обнимал их, прижимал к себе, смеялся и щекотал колючей щетиной подбородка.
— Ну, предсказал я тебе, Настя, что придет твой,— ваговорил с порога Семен. — Здорово, Зиновей! Здорово, Устин! Ну, вот и снова довелось свидеться. А ну, покажитесь! Что ж, добрые мужики, — шутил он, обнимая красноармейцев. — А вот я, братишки, вернулся инвалидом. Не повезло мне под Тамбовом.
Настя металась по горнице, подбегая то к печке, то к столу, то выскакивала в сенцы, приготовляя обед дорогим гостям.
Устин медленно ходил по горнице, и было заметно, что его беспокоит и волнует какая-то мысль. Он то отвечал невпопад, то просто молчал, рассеянно поглядывая в окно, то снова принимался ходить.
— Да сядь же ты, Устин, — уговаривала Арина, усаживая Хрущева на скамью. — Пусть бабы хоть поглядят на тебя, какой ты стал.
Семен отозвал Арину, что-то пошептал ей, и она сейчас же исчезла.
Устин приблизился к Насте, когда та стояла у печи, и хотел поговорить с^ней о том, что его беспокоило. Но в это время подошел Семен.
— Настй, поди сюда. Да оторвись от нее, Устии. У меня наказ. Возьми-ка, Настя, сумочку да посудину, какая поболе. Мы сейчас вернемся.
— А где Еркины ребятишки? — спросил Устин у Арины.
— А где ж им быть! — удивилась Арина. — У меня. Я детишков люблю и никому не отдам. Сельсовет мне на них хлеб и картошку, а когда й мясо дает. Ната-шечка помогает, то обувкой, то одежонкой. Хата у меня большая, теплая. Живем, слава те богу, не пропадаем.
И спросить бы Устину о Наталье, но разговор шел обо всем сразу, люди перебивали друг друга и Устин никак не мог попасть в тон.
Наталья прибежала домой и, не снимая шубы, села за стол. Ее душили слезы. Семен своим сбивчивым предложением уйти домой как бы подтвердил, что сейчас место Натальи не там, а дома. И в ту минуту, когда все обрадовались возвращению красноармейцев и выбежали на улицу, она не смела присоединиться к односельчанам. Наталья растерялась и не знала; как себя вести. Ей хотелось увидеть Устина хоть краем глаза, но она подавила в себе это желание и не пошла к хате Блинова из боязни попасть в смешное положение и быть оскорбленной невниманием. Она переживала страшное смятение. Ей казалось, что она стала уже не той, какой была, и не имела права с достоинством встретить любимого человека. О прошлом она не могла вспоминать без содрогания. Порой ей даже представлялось, что на нее смотрят не так, как на других. В такие минуты она жаловалась Арине на людскую несправедливость и плакала, хотя и сама понимала, что, может бьГгь, все это ей кажется и в ней говорит обостренное самолюбие, излишняя подозрительность...
Сейчас смешались все чувства — и радость, и горькая обида, и жалость к себе, и ревность к Устину, и непонятная обида к тем, кто приветил его.