«Жизнь моя, иль ты приснилась мне...»(Роман в документах)

Эльза Шпеер, домохозяйка, отметила: «Нацисты нас убеждали, что если сюда придут русские, то они не будут нас «обливать розовым маслом». Получилось совершенно иначе: побежденному народу, армия которого так много причинила несчастий России, победители дают продовольствия больше, чем нам давало прежнее наше правительство. Нам это трудно понять. На такой гуманизм, видимо, способны только русские».

Местные жители собирают установленное количество молока и молочных продуктов, а бургомистры его раздают эвакуированным из Берлина и других городов по норме: для детей дошкольного возраста — 0,5 литра, для взрослых — 0,25 литра.

Но имеются и недовольные организацией снабжения продуктами питания, мылом, керосином и их низкими нормами, особенно плохое настроение у женщин. На собрании в Штольберге они спрашивали: «Почему безработные и домохозяйки не получают ни мяса, ни жиров?», но винят в этом свое местное самоуправление. На стене на вокзале даже появилась такая надпись:

«Коммунисты, дайте нам кушать! Знайте, что мы не забыли своего Фюрера! Хороший немец не может быть коммунистом. Сейчас в управлении сидят коммунисты, которые раньше не могли написать даже своего имени, а теперь жрут и пьют, когда их соотечественники голодают. Мы хотим кушать, а не собраний!»

Приняты меры по пресечению перекосов в политике и действиях членов магистрата, которые считали, что нацистам, даже рядовым, ничего из продснабжения не полагается. Замполит коменданта им разъяснил, что бывших нацистов нужно привлекать к тяжелым работам по уборке развалин, расчистке улиц, но снабжать продуктами необходимо всех на основании установленных категорий.

Несмотря на улучшение жизни и внешнее проявление дружелюбия, местное население высказывает недовольство и раздражение, главным образом по поводу отдельных случаев самовольства наших военнослужащих, отбирающих у них вещи и продукты. Но эти случаи не носили характер грабежа и сразу же пресекались.

В деревнях и на хуторах крестьяне большую часть дня теперь находятся в поле и обрабатывают свои наделы. Они менее разговорчивы, но чаще жалуются на поборы.

На требование сдать все радиоприемники, фотоаппараты, пишущие машинки, немцы предварительно интересовались, что будет, если не сдадут указанные вещи, и сдавали их неохотно.

Очень медленно сдают оружие. Вместо ответа на вопрос, имеется ли у них оружие, они стараются перевести разговор на другие темы или же клянутся в том, что такового нет. Но есть немцы сознательные и более исполнительные: например, учитель Парой сдал оружие времен франко-прусских войн, эпохи Наполеона, а также индийские и китайские сабли.

Некоторые немцы в домах еще сохраняют фашистскую литературу и портреты гитлеровских главарей.

Среди населения были факты распускания провокационных слухов, что «первые русские, которые пришли, они хорошие, а вот через дней 12 придут другие, так называемые «ЧК», те будут резать, вешать, расстреливать и грабить», и случай открытой деятельности фашистской агентуры.

Так, в местном ресторанчике некто в форме солдата Красной Армии приказал оркестру исполнить фашистский гимн. Дирижер отказался, неизвестный стал угрожать. Тогда дирижер попросил письменное разрешение, которое тут же и было выдано ему на бланке магистрата. Оркестр исполнил гимн, неизвестный скрылся.

В беседах немцы задают много вопросов:

«Правда ли, что военнопленные немцы расстреляны в Сибири?»

«Почему Красная Армия идет пешком и на подводах, а американские войска едут на танках и в автомашинах?»

«Останутся ли предприятия в пользовании частных лиц или перейдут в собственность государства?»

«Какие земли отнимут у Германии?»

«Правда ли, что всю Германию хотят сделать сплошным картофельным полем?»

На все вопросы, интересующие немецкое население, даны исчерпывающие ответы и разъяснены цели и задачи войск Красной Армии во время их пребывания на территории Германии.

Основным направлением в политико-воспитательной работе остаются устранение произвола и самовольства в отношениях с немцами, недопущение бесчинств, а также пресечение грабежей и мародерства.

Полковник Фролов.

ПИСЬМО ИЗ БУЭНОС-АЙРЕСА В ГЕРМАНИЮ

Здравствуйте, милая госпожа!

Я приветствую Вас издалека. Мое приветствие есть восклики боли и мучения, о которых Вы и не подозреваете.

Сначала расскажу, как доехала. По дороге ничего плохого не случилось, если не считать морскую болезнь и страшную тесноту. Пассажиры сидели и лежали вповалку по всему огромному кораблю. Но все окончилось благополучно, хотя каждую минуту боялись, что нас потопит подводная лодка, даже спали в спасательных жилетах.

После семидневного плавания достигли конечного пункта, города Буэнос-Айрес, и тут внезапно на меня обрушился ужасный удар судьбы. Чистопородный благороднейший рыцарь Эрих фон Зиммель, мой драгоценный муж, полтора года носивший меня на руках и лизавший мне не только ноги, но ежедневно и душу, и клявшийся в вечной любви, исчез вместе с другими немецкими офицерами, захватив чемоданы со всеми ценными вещами и деньгами. Он скрылся тайком, не сказав мне ни слова и даже не попрощавшись. Описать мое потрясение, самое страшное после смерти матери, невозможно.

Как только сошли с корабля, оставшихся мужчин сразу интернировали, так как Аргентина с марта месяца находится в состоянии войны с Германией. А женщин окружили вербовщики, и, так как я не знаю языка, не знаю страны и не имею знакомых, деться от них было некуда.

После двухдневного отдыха, когда я оправилась от морской дороги, меня определили в ресторан самого дорогого здесь отеля, и я подписала контракт. С первого же часа работы я оказалась в центре внимания. Мои светлые волосы, синие глаза и белая кожа красочно отличали меня от коричневых и черных женщин. Везде меня провожали взглядами, начинались шептания и смешки. Мои коллеги по работе меня ненавидят, это я заметила, ненавидят прежде всего за то, что мне поручили обслуживать лучших клиентов, самых важных «господ». После окончания работы, когда я падала с ног от усталости и собиралась уйти к себе в каморку, меня задержал шеф и объявил, что это не все, что нужно остаться и на ночь для завлечения богатых посетителей. Я была потрясена, взволнована до истерики, но деться было некуда, он тыкал пальцем в бумагу и возмущался: в контракте, который я, не зная языка, подписала, оказывается, и эта моя обязанность была проставлена.

На другой день экономка повезла меня в роскошный магазин, где мне было куплено дорогое нижнее белье: бюстгальтеры, пояса, трусы и полдюжины чулок, черных и темных, для контраста с моей белой кожей. Затем в аптеке она приобрела набор спринцовок, и тут, поняв окончательно, что меня ожидает, я разрыдалась и произошел обморок. Меня усадили и натирали виски нашатырем, пока я не пришла в себя.

С большой душевной болью я впервые вышла к моим клиентам, которые, несмотря на возраст и положение, подвыпив, вели себя по-скотски. Когда я подходила к столу, они хватали меня за попу, за ноги, за грудь, лезли под юбку, щипали до синяков и под общий хохот делали мне всякие гнусные предложения. Был возле них пьяненький старик-эмигрант, жалкий лакей, который мне все это с удовольствием переводил. Вот тут я и давилась слезами и жалела, что не умерла еще в Германии, что нас не потопила подводная лодка во время эмиграции в «сказочную», как нам расписывали, страну.

Спас меня один желтокожий, по кличке Джери, который через переводчика предложил мне стать его любовницей. Предложение я не приняла, ответила вежливым, но твердым, отказом. Однако, он очень богатый и влиятельный человек, и после этого другие «господа» стали вести себя сдержаннее.

На второй вечер Джери снова предложил мне поехать с ним, я опять отказывалась и расплакалась, но, в конце концов, стала его любовницей.

Дорогая госпожа! Не судите меня за это, другой дороги не было, выход был только один: быть продажной для многих или для одного. Выбрала последнее, он выплатил хозяину большую сумму, и так я стала игрушкой и собственностью миллионера. Ко мне он относится по-доброму, выполняет все мои просьбы, но как мужчина он мне противен: ниже меня ростом на полголовы, лысый, с брюшком и ноги тоненькие и кривые. В мыслях я его называю «паучком» или «косоглазой обезьянкой», и физически он так неприятен, что перед близостью с ним, чтобы все это вытерпеть, мне приходится выпивать полтора-два стакана текилы, очень крепкой мексиканской водки. И так каждую ночь уже второй месяц…