Дважды – не умирать

– Да-а, – усмехнулся Урманов. – Крепко же тебе мозги прополоскали. Откуда ты все это смог узнать? Ведь ты наверняка за всю жизнь ни разу и из села-то своего не выезжал.

– Я родился в Грозном, – вспыхнул Казбек. – Вы пришли, разрушили мой город, лишили крова мою сэмью. Дядя приютил нас здэсь, а теэперь я вынуждэн бежать и отсюда… Зачэм вы пришли, зачэм?

– А зачем вы танцевали «Зикр»? Вы выпустили на волю своего Бога войны, разбудили зло, и оно в ответ принялось пожирать ваши души, разорило ваши дома, принесло горе в ваши семьи. Сеющий ветер, пожнет бурю.

– Мы хотим нэзависимости. Россия всэгда угнэтала нас.

– Чем же Россия вас угнетала? Тем, что строила школы, больницы, дома? Развивала вашу национальную культуру? Бесплатно лечила, учила в институтах, давала пенсии старикам?

– А высылка всэх поголовно в Казахстан, это тожэ часть вашей гуманитарной программы?

– Не знаю, – Урманов задумчиво потеребил подбородок и тяжело вздохнул. – Видимо, была на это причина… Я не могу осуждать Сталина. Чтобы удержать такую огромную страну, иногда надо действовать жестко. Слабость ведет к еще большим бедам.

– Я вижу нам с тобой не о чем говорить, – отрезал Казбек. – Ты не понимаешь меня, а я – тебя… Это пустой разговор.

В стойле заржала лошадь, по дощатому полу застучали быстрые шаги. Дверь распахнулась и в помещение вошла Саният – сестра Казбека. Она была взволнована и с порога что-то быстро начала говорить брату на своем, непонятном Урманову языке.– В соседнем селе идет зачистка, – сказал Казбек, когда девушка ушла. – Скоро они и у нас будут. Скоро…

К вечеру дождь окончательно добил редкие островки снега, и все вокруг потемнело, поблекло, стало безрадостным и унылым. Непроглядный мрак опустился с гор и накрыл собой сиротливую землю. Долгая мучительная ночь распахнула Урманову свои объятия. Он с тоскливой покорностью смотрел в темноту и думал, думал, думал…

«Это что же получается? Вчера верил в одного бога, сегодня в другого, а завтра – обратно…. То есть все вроде как понарошку, шутя… Но тогда какая же это вера? Так, баловство… Или предательство?»

Мысли Урманова путались, душа металась, как зверь в окладе. Он никак не мог принять окончательного решения. И это изматывало его.

«Как ни поверни – все плохо. Откажись принять чужую веру – себя погубишь. А согласишься – опять нехорошо. Тело-то, может, и спасешь, а вот душу?..»

Урманов устал, измучился от этих бесплодных метаний. Он чувствовал, как все больше гнетет его этот тяжкий, невыносимый груз. И в какой-то момент ему стало ясно, что никакой он не герой, а просто маленький затравленный человек, который очень хочет жить и совсем не собирается умирать. Но в этот же самый момент он осознал и другое: для того чтобы выжить – надо покориться врагу. А это значит признать, что он победил, признать его силу – выше своей, его правоту – выше справедливости. Дать ему право распоряжаться твоей судьбой, судьбой твоих близких, всем тем миром, который с детства окружал тебя. Дать ему власть над твоим прошлым и будущим… Отдать на поругание свою душу и все святое, что есть в тебе; и даже – самого Бога…«Нет, – с холодной решимостью подумал Урманов, представив высокомерное, самодовольное лицо Анзора. – Нет… Пусть я умру, но я не дам растоптать то, что мне дорого. Я докажу, кто из нас сильнее. Пусть даже ценой своей жизни»

Глава 9

– Встать! Построится в шерэнгу! – скомандовал с порога охранник Иса, пропуская вперед Анзора.

Пленники торопливо повскакивали со своих мест и выстроились внутри полутемного сарая. Серый свет ненастного дня струился из распахнутой двери.

Анзор, тяжело ступая, прошелся перед строем, огладил широкой ладонью пышную черную бороду.

– Завтра… – он выдержал продолжительную паузу. – Нэт, после завтра – вы все поедете дамой. Но… – Анзор опять выразительно промолчал. – Сегодня вы примете ислам. Согласны?

– Да-а, – нестройным хором ответили пленные, стараясь не смотреть ему в глаза.

– Что вы блеете, как бараны? – презрительно усмехнулся Анзор. – Ты согласэн?

Он ткнул указательным пальцем в грудь Стасу. Тот поежился и, не поднимая глаз, покорно кивнул.

– Да.

– А ты? – Анзор сделал шаг в сторону и обратился к Павлу.

– Да.

– Ты? – он приблизился к Федору.

– Да.

– Ты? – боевик заглянул Урманову в лицо.

– Нет, – твердо ответил пленник и гордо поднял голову. – Я не могу это сделать. Я – православный.

Повисла напряженная, тягучая пауза. Все замерли.

– Ты хорошо подумал? – зловеще прищурив глаза, сквозь стиснутые зубы процедил Анзор.

– Да, – сказал Урманов, чувствуя, как холодной испариной покрывается его тело.

– Чего тогда трясешься?

Урманов не ответил. Его действительно била мелкая, противная дрожь. Никогда в жизни ему еще не было так страшно, так безнадежно и одиноко, как в эту минуту. Но он уже принял решение и заставить его повернуть назад не мог никто… Была в его характере такая особенность. Он мог быть робким, неуверенным, сомневающимся, может быть где-то даже слабым. Однако, если что решил – с места его сдвинуть было уже нельзя… Раздавить, расплющить – можно. Но заставить отступить – нет.

– Ты знаешь, что ждет тебя? – угрожающе выдавил Анзор, подступая к Урманову совсем близко.

– Да, – произнес Урманов, глядя ему в глаза.

– Нэ-э-э-эт, – хищно оскалился Анзор, обнажив крепкие белые зубы. – Ты нэ зна-а-а-аешь… Если ты думаешь, что легко и быстро умрешь – ты очень ошибаешься… Ты нэ будэшь нэ есть, нэ пить. Ты забудэшь про сон. Боль, одна только боль будэь напоминать тэбе, что ты еще жив.

Урманов молчал.

– Послэдний раз тэбя спрашиваю. Согласэн?

– Нет.

Мир вздрогнул, причудливо изогнулся и куда-то исчез… Только мелкие черные точки-квадратики в хаотичном порядке двигались на сером бесцветном фоне и никак не могли сложиться в изображение. Совсем как на экране телевизора, когда вдруг возникают какие-то помехи.

«Что это? – с недоумением подумал Урманов, усилием мысли пытаясь разгадать внезапно возникшую реальность. – Где я, что со мной? Не понимаю…»

Он словно парил в невесомости, не чувствуя тела, не слыша звуков, осознавая только собственное «я», да и то – вне времени и пространства. Сколько длилось это странное состояние, он ответить не мог, но постепенно черные точки-квадратики сложились в картинку, и перед взором Урманова возникло склонившееся над ним лицо Павла; он почувствовал, что его пытаются поднять, услышал голоса, звуки…

– Этого запереть отдельно, – словно сквозь толщу воды донесся до Урманова голос Анзора. – Скажи Висару, пусть освободит помещение. Ни еды, ни воды… Верхнюю одежду снять.

С двух сторон Урманова поддерживали пленники. Он, пошатываясь, опирался на их плечи. По щеке из разбитого надбровья щекотно струилась теплая кровь.

– Ты нэ хотэл по-хорошему, – прошипел Анзор ему в лицо. – Будэт по-плохому… Но все равно сделаешь, как я сказал.

Урманов, молча, смотрел на боевика. Он понимал, что уже перешел ту черту, за которой нет пути назад. И теперь все, что ему остается – это достойно встретить свою смерть.

Каменный мешок – два с половиной на три метра – еще недавно был хозяйственным складом. Здесь хранился садовый инвентарь, стройматериалы и прочие необходимые в быту вещи. Запах масляной краски витал в воздухе.

Урманов сидел на холодном цементном полу, обхватив руками колени. Зябкая враждебная темнота окружала его. Только сквозь узкую щель входной двери пробивался тоненький лучик света. За дверью иногда слышались приглушенные голоса и шаги.

Ни есть, ни пить не хотелось. Холод – вот что сильнее всего донимало его. Чтобы хоть как-то согреться, Урманов пытался отжиматься от пола, приседать, махать руками и ногами, но этого хватало ненадолго. В конце концов, он устал, сел на пол и погрузился в оцепенение.И привиделся ему теплый весенний вечер. Один из тех, что провели они вместе с дедом на рыбалке, в деревне, на берегу реки. У деда был куплен там дом, и они каждое лето приезжали сюда порыбачить.