Дважды – не умирать

До ворот было метров тридцать, не больше. Но преодолеть это расстояние напрямую, через двор, Урманов не решился. Мало ли кто спросонок пойдет куда и по пути захочет в окно глянуть? Нет, лучше не рисковать… Он решил пробираться вдоль стен – так надежнее.

Беззвучно ступая, Урманов шаг за шагом приближался к заветной цели. Там, за воротами была долгожданная свобода. Там была жизнь… Боль оставила его, он совсем ничего не чувствовал. Забыл он и про холод. Все мысли сейчас были только об одном: как побыстрее вырваться из этих проклятых ворот, с этого ненавистного двора – и бежать, бежать, бежать!..

Ночная птица с громким хлопаньем сорвалась у него над головой. Урманов присел от неожиданности. Сердце бешено заколотилось, перехватило дыхание.

«Вот, зараза! – выругался он про себя. – Надо же так напугать».

Отдышавшись и справившись с волнением, Урманов снова осторожно двинулся вперед. Тело приобрело удивительную легкость, все чувства обострились. Он слышал каждый звук, каждый шорох в ночной тиши. Его переполняло нетерпение.

«Сейчас, сейчас… Главное – не спешить. Еще немного – и я на свободе».

В кустах послышался странный шум. Урманов настороженно замер, прислушался. Вот, опять…

«Что это? – мелькнула тревожная мысль. – Кто там может быть?»

Он напряженно вглядывался в темноту, но ничего не мог разглядеть. Кусты причудливо переплетались между собой голыми ветками, и спрятаться в этих зарослях было не сложно. Но кто мог там сидеть? И главное – зачем? Урманов осторожно сделал шаг. Пригляделся. Снова шагнул… В кустах опять зашелестело. На этот раз – гораздо сильнее. Но что-то в этом звуке показалось ему неестественным.

Резкий порыв ветра качнул кусты и в воздух поднялся прозрачный полиэтиленовый пакет. Описав дугу, он пролетел метра два и снова повис на ветках.

«Уф-ф-ф-ф!» – перевел дух Урманов.

Шаг за шагом он все ближе подходил к воротам. Сейчас от забора его отделяло всего с десяток метров. Да там еще вдоль него до ворот – не более пяти.

Урманов огляделся, прислушался – и одним броском пересек открытое пространство. Упал возле забора, отдышался. Теперь оставалось совсем чуть-чуть.

Он двигался как бесплотный дух – бесшумно, осторожно, и сам удивлялся этой своей легкости. Какая-то звериная грация пробудилась в нем. Вот и ворота… Они слегка приоткрыты. Надо только немного подтолкнуть – и все.

«Спасибо тебе, Бана!» – благодарно подумал Урманов, берясь рукой за холодное железное кольцо.

Вдруг… Там, за воротами, в ночной темноте он отчетливо услышал чьи-то неторопливые шаги. Они приближались.

Урманов отпрянул назад, прижался к забору. Что делать? Обратно к дому – не успеть. В кусты – бессмысленно: в ночной тишине он выдаст себя треском веток. Бросится на противника? Тоже не вариант. Он слишком слаб сейчас и к тому же тот может быть вооружен… Что остается? Затаиться. Может быть пронесет…

Прижавшись к высокому забору, Урманов застыл без движения. Еще оставалась надежда, что в темноте его не заметят.

Массивная створка ворот подалась внутрь, и во двор вошел человек. Остановился, затворил за собой запор и пошел дальше.

«Пронесло», – подумал Урманов и в этот самый момент камень выскользнул у него из-под ноги. Послышался шум.

– Кто здэсь?! – быстро произнес человек и Урманов узнал в нем Казбека. В вытянутой руке его тускло блеснул пистолет.

– Я… – тихо выдохнул Урманов, все еще на что-то надеясь.

– Подойди, – произнес Казбек, поблескивая в лунном свете коротким стволом.

Урманов сделал несколько шагов, и они оказались рядом. Казбек тоже узнал его.

Что оставалось Урманову? Упасть на колени и попытаться разжалобить его? Просить, умолять?.. Ведь они уже почти подружились за время продолжительных тренировок. Урманов добросовестно учил его драться и, наверное, мог бы надеяться на ответное снисхождение… Но он молчал. Молчал и Казбек, мучительно принимая свое непростое решение. Черный ствол пистолета ненужным свидетелем торчал между ними.

– Я нэ могу тэбя отпустить, – наконец произнес Казбек. – Понимаешь?

– Да… – сухо ответил Урманов, чувствуя, как саднящей, жгучей болью отдается истерзанная спина, а во всем теле разливается предательская слабость.

– Иди вперед, – ствол пистолета качнулся, указывая дорогу.

Урманов пошел, тяжело и неверно ступая, все еще до конца не веря в то, что затея с побегом не удалась. Он готов был завыть от отчаяния… Следом за ним, на некотором отдалении шагал Казбек.

Обратный путь занял не больше минуты. Перед пленником опять возник освещенный коридор и незапертая, распахнутая дверь в ненавистную холодную темницу.

– Никто ничего нэ узнает, – пообещал на прощание Казбек. – Извини… Я нэ мог поступить иначе.

– Конечно, – чуть слышно ответил Урманов, понимая, что это вряд ли хоть как-то скажется на его дальнейшей судьбе.

Дверь со скрипом закрылась и снова наступила непроглядная темнота. Только тоненький лучик света, пробиваясь сквозь щель возле двери, слабо светился, как призрачная, угасающая надежда.Урманов без сил повалился на холодный бетонный пол и тихо застонал. Все, что произошло с ним в последние полчаса, показалось ему каким-то сказочным волшебным сном, не имеющим отношения к действительности. Такая желанная, близкая свобода лишь поманила – и обманула его. Слезы обиды и разочарования сами собой хлынули у него из глаз.

Глава 10

Серый ветреный сумрак, моросящее небо и горы, затянутые вязкой туманной пеленой. Под навесом конюшни гуляет зябкий холодный сквозняк, но Урманов почти не ощущает его. День сейчас, вечер или утро – он тоже не может понять. Да и вряд ли это уже имеет для него какое-то значение… Он висит здесь уже давно. Вздернутый за руки к верхней балке, словно на дыбу. Посиневшие от холода ступни босых ног болтаются в полуметре от земли. Залитое кровью, распухшее до неузнаваемости лицо, не выражает эмоций; глаза прикрыты, спутанные волосы прилипли ко лбу. Ветер теребит лохмотья рубахи, свисающей с истерзанного, окровавленного тела, слегка раскачивая его на толстой крепкой веревке.

– Ну, что? – нетерпеливо поинтересовался Анзор, обращаясь к висящему перед ним пленнику. – Что рэшил?

Деревянной толстой палкой он ткнул ему в лицо и Урманов, чуть приподняв голову, открыл один глаз. Второй, придавленный сизым, распухшим веком, был почти невидим из узкой щели.

– Что малчишь? Гавари… – Анзор снизу вверх заглянул ему в лицо.

Урманов молча сверху смотрел на него. Он уже почти ничего не чувствовал и слабо реагировал на происходящее. Душа словно бы уже отдалилась от бренного тела и парила где-то высоко. И с этой высоты он видел залитый дождем конюшенный двор, охранников, притулившихся возле высокой ограды, Висара, склонившегося над огненной жаровней, своего мучителя, с палкой в руках стоящего перед ним. Рукава у Анзора были по локоть закатаны, заляпаны свежей кровью. И палка была тоже в крови. Всклокоченная черная борода, оскаленный рот и широко открытые, бешеные глаза придавали облику палача, какую-то особенную, страшную достоверность.

Урманов молчал… Как молчал, когда Анзор жестоко избивал его, подвешенного за руки на веревке – беспомощного и беззащитного; как молчал, когда Висар, желая угодить своему командиру колол и резал его сапожным ножом; как молчал, когда Анзор вырезал у него на груди крест и в бессильной злобе вырвал пассатижами ногти на больших пальцах ног.

– Висар! Гдэ ты там?.. Сюда иди!

Заметно косолапя, Висар торопливо подбежал на зов. В руках у него были кузнечные клещи, а в них – малиновым огоньком светился кусок раскаленного железа.

– Жги! – приказал Анзор.

Висар послушно прижал раскаленный метал к обнаженному телу.

– Ш-ш-ш-ш! – раздался шипящий, клокочущий звук.

В воздухе запахло горелым мясом. Тело пленника изогнулось, забилось в конвульсиях, но ни стона, ни крика не вырвалось из его сомкнутых уст.

– Еще!.. – закричал Анзор, выходя из себя от этого молчания. – Бего-о-ом!