Наглое игнорирование (СИ)

— Возвдатные пдужины сняты и зенитного пдицева нет, — хмуро ответил начштаба. В душе саднило после этого рассказа – искреннего и явно правдивого. Так бы политинформации проводить, а не пономарить как дьячок над покойной старушенцией.

— Так давайте этот вопрос решать! То, что ты ПВО затеял для медсанбата – это толково, поддерживаю всеми фибрами души. Но так оно действовать должно! А у нас – не действует! Непорядок!

Берестов удивился и чуточку обрадовался. Постарался объяснить, что уже добыл чешские ручники, так что не все так плохо, а эти тоже починит, просто пока не успел.

— Так торопись. Эти румыны скоро кончатся и за нас примутся всерьез. И я не хочу, чтоб наш медсанбат был кушаньем на тарелочке для этой винтокрылой сволочи! Понимаешь? Досыта я на их пир нагляделся. Хватит! Пора их обраткой кормить, чтоб лопнули, твари!

С таким союзником жить стало определенно легче.

А вскоре и случай подвернулся. Капитан как раз закончил своею ежедневную рутинную писанину, потянулся, хрустнув суставами, улыбаясь пению медсестрички за палаткой, потер замерзшие пальцы.

— Если б жизнь твою коровью искалечили любовью! — удаляясь, звенел девчачий голосок, а в палатку влетел незнакомый командир со свежезабинтованной головой. только один глаз торчал, да щель рта. Заговорил горячо, словно невзначай показывая пару орденов на груди, для чего и реглан кожаный расстегнул. Жарко ему, горячему, несмотря на мороз. Тут в этих чертовых степях холодрыга из-за ветра казалась совсем лютой.

Из бурного потока взволнованной речи Берестов вычленил привычно главное.

Неподалеку от медсанбата попала в аварию щегольская легковушка с красавцем-летчиком, которому сильно порезало лицо стеклом битым. Шофера при ударе выкинуло из машины и он сломал руку. А надо ехать срочно в Зверево, на аэродром, кровь из носу – сегодня должен быть красавец-летчик на аэродроме, вопрос жизни и смерти буквально, потому обещает золотые горы. На предложение Берестова поговорить с начальством человек с забинтованным лицом только рукой безнадежно махнул. Был уже покоритель небес у начальника медсанбата, но тот не фронтовик, смотрит стеклянными глазами – и хоть пополам перед ним порвись! И как бы случайно опять орденками блеснул.

Начштаба сдержался, виду не подал, даже глазами не сверкнул. Выдержал паузу, помариновал просителя полминутки. Потом встал, предложил тому предъявить документы, проверил – вроде все нормально, в звании – ровня, тоже капитан.

— Что вдач вам сказав? — спросил, возвращая удостоверение.

— Да ерунду всякую. Что я должен остаться для наблюдения, что, дескать, у меня сотрясение мозга возможно, хотя нечему там трястись, чего уж, — самокритично заметил летчик. Очень было похоже на то, что и впрямь надо ему со всей силы в родную часть. Самоволка – не самоволка, а что-то несуразное вышло. Не поспеет к утру – будет ему секир-башка. Пора вить из него веревки. Вполне он созрел и годен на веревки.

— Вы ш понимаете, что доставвять вас в часть – не наше дево, — начал было Берестов, но летчик решительно отмахнулся ладонью:

— Да не мальчик я, а вы не таксо. Но ты сказку про муравьишку читал? Вот мне тоже надо в свой муравейник! Вам ведь что-то нужно, а?

Начштаба подумал было, что очень бы медсанбату пригодилась постоянно дежурящая в небе пара истребителей в виде вечной охраны, но хоть мысль была занимательной, однако явно нежизнеспособной. Да и чин у гостя маловат. Потому сказал, что есть у него три неисправных пулемета ПВ, они вроде у летчиков на вооружении есть. Потому как – могут пулеметы Владимирова починить?

— ПВ – пулемет воздушный, конструкции не Владимирова. И с вооружения в авиации снят уже. А так это чистый "максим", только без кожуха для жидкости, так что лучше с ПВ – к своим оружейникам, в пехоте "максимы" есть и запчасти к ним – немного успокоившись, ответил летчик. Потом подумал и спросил:

— Слушай, а немецкие пулеметы тебе подойдут? Вот это точно могу обеспечить. И с боезапасом. А от себя – ракетницу отдам с запасом ракет немецких. В случае чего запузыришь в воздух, собьешь фрицев с толку. Они так обозначают, что свои, чтоб не бомбили, сам не раз видал. Разумеется, бензина помогу раздобыть. Выручи по-товарищески! Ехать-то недалеко! А там свои медики у нас, подумаешь – морду порезал, велико дело! Не тягомоть, капитан, не останетесь вы в накладе. Честно – выручи, не пожалеешь!

Вышли из палатки вместе, шел Берестов не торопясь, солидно. Ну, нельзя было при госте бегом рвануть, а хотелось. К начальнику медсанбата зашел один, оставив гостя подождать в палатке для врачей.

Быстров оторвался от своих дел, глянул понимающе водянистыми глазами.

— Созрел плод, можно трясти?

Берестов кивнул, поневоле усмехнувшись.

— Тогда трясите. Путевой лист только оформите. А то разлетелся он, вострокрылый сокол. До завтра обернетесь?

— Поставаюсь, — серьезно ответил Берестов.

— Ну, тогда добрый путь, — сказал военврач.

Как человек основательный, начштаба быстро оформил необходимые документы, чтоб не цеплялась комендантская служба, обеспечивавшая порядок на дорогах, взял с собой трех водителей и убыл в Зверево, буксируя следом за грузовичком "Ситроен" легковушку с такими же знаками на радиаторе, ездил пострадавший летчик на трофейной француженке. Хорошенькая была машинка, ладная, только сейчас заляпана кровью, без ветрового стекла и с помятым капотом – воткнулись на скользкой дороге в кузов стоявшего грузовика, хорошо, на малой скорости, а то и без голов могли бы остаться.

Водителя, что рулил теперь легковушкой, приходилось то и дело заменять – обморозить лицо, несмотря на все меры предосторожности, было – раз плюнуть. Так и прикатили уже к вечеру на аэродром. И показался этот аэродром громадным полем с множеством самолетов на нем. Охранялось все добротно, документы проверили трижды, пока добрались до щитовых сборных домиков, где жил летный состав.

Счастливый летчик моментально испарился и разозлившийся Берестов остался как рак на мели. Оставалось только не подать виду перед водителями, что обманули. Стоять на морозе было слишком прохладно и потому, на скору руку перекурив, повел капитан своих людей искать своего пациента. Но не успел – его остановил вопросом подошедший неторопливо сухощавый невысокий техник с коричневой от летнего загара и зимнего ветра морщинистой физиономией. Козырнул небрежно, словно комара отогнал, да еще и пятерней с растопыренными пальцами, отчего строевая душа начштаба поморщилась.

— Здражла! Это вы – медики?

Берестов решил, что если формально они и не медики, то уж во всяком случае, не для этого технаря, от которого даже на ветру пахло машинным маслом и бензином.

— Мы.

— Комэск сказал, чтобы я вам обеспечил что нужно, из ненужного. Сказано – пулеметы для вас снять с "мессершмитта". Ужинали?

— Нет.

— Тогда сначала – ужинать, — мудро решил морщинистый, и пошел впереди вразвалочку, показывая дорогу. Столовая поразила капитана – он так давно уже не ел и вкуснющую еду приносила девушка, словно в ресторане каком, с передничком, даже заколка в волосах, собранных в мудреную модную прическу. Поели с аппетитом, хоть и в медсанбате кормили вкусно, но тут класс был выше. Смущали только стенки столовой, разрисованные всякими фривольными картинками, отчего капитану вспомнились наставления немецкие с голыми девками – тут стиль был похож. Водилы переглядывались, пихали друг друга локтями, когда считали, что капитан не видит.

Сам поводырь тоже степенно поужинал, сидя рядом, видно было, что хоть время и неурочное – но он тут свой человек, уважаемый.

— От немсев стововая доставась? — спросил его Берестов.

— Угу! — продолжая хлебать компот, невозмутимо ответил техник. То ли сам по чину был командиром, с этими чертовыми комбинезонами сразу и не поймешь, кто перед тобой, то ли тут как положено было "где начинается авиация – заканчивается порядок", но чинопочитания технарь явно не выказывал. Спокойно держался, с достоинством.