Поперечное плавание

— Седьмой батальон в бригаду не включается.

Инструктор политуправления положил руку на лежавшую перед ним папку:

— Вот сводки политдонесений. В них отмечается, что Корнев — боевой командир, пользуется у подчиненных любовью. Они за ним и в огонь, и в воду.

Генерал Прошляков мельком взглянул на папку.

— А разве про Борченко не так пишут? Это тоже волевой, грамотный командир. К тому же он единственный из комбатов, окончивших академию.

Договорились, что приезжий полковник доложит мнения присутствующих в Москве, а уж там будет принято окончательное решение.

…Началась вторая половина ноября. Кругом припорошило неглубоким снежком. Низко по небу плыли с белесой проседью тучи. Густая облачность снизила активность немецкой авиации. Стали реже появляться и наши самолеты. Да ж то лишь «илы».

Поздно вечером Корнев с Распоповым, который с октября стал называться не комиссаром, а замполитом, встретились в штабе у Сундстрема для подведения итогов за прошедший день. Поговорили о находчивости понтонеров, нашедших мел и белую глину для побелки понтонов.

Сундстрем доложил сведения по учету движения через мост. Оказалось, что поток машин, орудий и танков по ночам сильно увеличился. Чаще стали проходить маршевые батальоны и роты. Везли на плацдарм все: боеприпасы, продовольствие и обмундирование.

Примет, что готовится решительное наступление, становилось все больше. Зачастили представители разных частей, интересующиеся пропускной способностью моста. И наконец было получено распоряжение о выводе 7-го батальона из оперативного подчинения армии и назначении Корнева начальником фронтового участка переправ, на котором предписывалось иметь низководный свайный мост и паромные переправы с шестидесятитонным паромом и двумя тридцатитонными.

Вскоре по Дону пошло «сало» — слипшиеся комки снега. Оторвавшиеся где-то в верховьях намерзшие у берегов ледяные закраины поплыли стеклянистыми оконцами, белея среди месива шуги. У понтонеров наступили тяжелые времена. Ударили первые морозы, а зимнего обмундирования не было. Под бомбежкой сгорел эшелон, привезший обмундирование. Помпохоз Ломинога вместо ватников, полушубков и шапок привез со станции только куски обгоревших одеял, которые удалось выхватить из огня. Нашлись в ротах умельцы. И из этих кусков в одни сутки нашили рукавиц и шапок финского покроя.

В ночь на 19 ноября через-мост сплошным потоком пошли войска, а у пристани выстроились колонны танков Т-34 и КВ.

Тяжелые танки переправили на паромах, с трудом пробиваясь через скопления шуги. Т-34 пошли через мост. Под их тяжестью его середина осела так, что на настил хлынула вода. А тут еще создалась угроза его сноса напором скопившихся льдин. Пришлось движение на другой берег остановить и срочно взяться за усиление и сохранение переправы.

Рискуя окунуться в воду, понтонеры проложили через зыбкое ледяное поле от середины моста наискосок к берегам стальные тросы. Выбрав лебедками слабину, натянули их как струны. Сундстрем руководил выравниванием просевшей части моста, организовал укладку новых прогонов из бревен, а по ним — настила. Около просевшего участка, прямо на припаявшейся льдине, установили две воздушные помпы для обеспечения работы водолазов. Надев специальное теплое белье и скафандр, первым ушел в воду под мост ефрейтор Самбуров. За старшинство по возрасту и большой опыт подводных работ его в команде водолазов уважительно называли дядей Ваней или величали Иваном Михайловичем. На веревках стали опускать в воду мешки с песком. Водолазы обкладывали ими подмытые сваи. Назначенные подносчики едва успевали заполнять мешки с песком и подтаскивать к проруби. Все работы наверху и под водой заняли немногим больше часа. За это время ожидавшие на переправе своей очереди командиры частей нервничали, то и дело торопили понтонеров, давали им советы. А некоторые из них, в больших званиях, грозились отдать Сундстрема за «медлительность» под суд военного трибунала.

Зато когда части переправились на другой берег, к Сундстрему подошел один из генералов и крепко пожал руку:

— Молодец! Не обижайся на нас за горячность. В наступление идем! В большое наступление!

Едва настало серенькое, с низкой облачностью утро, по всему берегу раздались залпы нашей артиллерии. Ответный огонь дальнобойных орудий противника, не имевшего прямого наблюдения за целью, урона на переправе не принес. Попасть в мост немецким и румынским артиллеристам не удалось. К середине дня лед стал, и вся река покрылась стеклянистой гладью.

Почти над самой землей прошло строем десятка два штурмовиков Ил-2. Вскоре они вернулись обратно. Судя по всему, наступление на плацдарме развивалось успешно. Наши артиллеристы снялись с позиций вдоль берега и пошли через мост. А навстречу им потянулась длинная колонна пленных румынских солдат и офицеров. Пряча руки в рукава зелено-табачного цвета шинелей, нахлобучив на уши высокие мохнатые бараньи шапки, они шли понуро.

На другой день понтонерам пришло приказание: выступить вслед за наступающими войсками в готовности обеспечить переправу в районе Калача Донского, но уже не с левого на правый, а с правого на левый берег. Понтонеры передали свой мост на клетском плацдарме подошедшему дорожно-эксплуатационному батальону, погрузили парк на машины и двинулись в путь. Следовали в общем потоке войск фронта, устремившихся на восток для окружения противника под Сталинградом. В это же время с плацдарма под станицей Серафимович соседний фронт стремительно развивал наступление в юго-западном направлении, обеспечивая свободу действия Донскому фронту. Войска, расположенные южнее Сталинграда, перешли в наступление навстречу соединениям, действующим с клетского плацдарма.

Вскоре выяснилось, что нашему механизированному корпусу удалось захватить в Калаче на Дону построенный немцами мост. Взрыв его был предотвращен смелыми действиями передового отряда корпуса, и на долю понтонеров осталась только переправа танков КВ, пропускать которые на первых порах через мост не рискнули.

Здесь понтонеры собрали шестидесятитонный паром, прорубили для него канал во льду. Вода в канале то и дело замерзала, его приходилось непрерывно чистить. Закончив переправу, батальон встал на зимовку в одной из прибрежных станиц.

Кольцо окружения врага замкнулось, но бои еще продолжались. После нескольких суток осеннего ледохода и вызванного им небольшого паводка Волга успокоилась. Все на ее необозримом просторе покрылось тонким льдом. В тот день, когда на переправах через Волгу из-за ледостава наступило затишье, Борченко вызвали в штаб Сталинградского фронта и дали ознакомиться с директивой о формировании отдельной понтонно-мостовой бригады РВГК. На подполковника сразу навалилась масса дел. Надо было ознакомиться с состоянием частей, включенных в состав бригады, заняться формированием двух новых батальонов, решить вопросы укомплектования кадрами, получить и вывезти различное имущество и вооружение.

Однако Борченко действовал энергично, со знанием дела, целеустремленно. Постепенно штаб его бывшего батальона превращался в штаб бригады. Нашелся-таки его сын Витя, и теперь он несколько обрел душевное равновесие. Правда, сын простыл, но его лечила и выхаживала военфельдшер Ксенофонтова.

Как-то в бригаду к Борченко приехал начинж фронта генерал Петров. Тот предложил ему сесть в его машину, и они поехали по берегу Волги. На востоке расстилалась неприветливая равнина широкой поймы, заросшая тальником. На западе, на другой стороне замерзшей реки, в туманной дымке проглядывался подъем на высокий правый берег. Насколько хватал глаз, между берегами виднелись люди, идущие через реку на расстоянии друг от друга метрах в двадцати. Почти каждый из них тащил за собой волоком по льду тюк, мешок или ящик. Другого сообщения между берегами пока не было: лед еще был слаб и не выдерживал автомашин.

Там, где группа бойцов забивала сваи мостовой опоры, генерал приказал шоферу остановиться. Выйдя из машины, он сказал Борченко: