Комбинации против Хода Истории[сборник повестей]

— Продолжать с него колонизацию, — поправил Костарев, — двигаться на восток, по просторам, куда в те времена ещё не добрались янки. Граница между русской и англоговорящей Северной Америкой пролегла бы с севера на юг через нынешний город Денвер!

«Милый вы мой Александр Македонский!» — мысленно воскликнул доктор, у него щемило сердце.

— Дружочек, Аттила вы мой, — пробормотал он. — Откуда же сил было взять? Мы Кавказ полвека покоряли…

— А вот Кавказ, Крым следовало оставить на сегодня! И без Польши, Литвы, Финляндии надо было обойтись. Не лезла же Англия присоединять Данию. Энергию нужно забрасывать подальше и туда, где свободнее. Нам бы не грызться с Турцией, а ещё при Петре Первом — все силы в Северную Америку! Отменить крепостное право — мужики б и потекли. Да ещё сказку о заморском чудо–счастье распустить. С кого этого б не достало, тех насильственно выселять, как делало английское правительство, когда освобождало земли для нужд овцеводства. Гнать и подгонять. И обещать, обещать! Мелкопоместные дворяне поразорялись бы без рабочих рук и сами в Америку побежали б. И хорошо — ибо все главные нигилисты вышли из них. А так: мирная жизнь не для вас? На Восток! Вот вам просторы — дерзайте.

Кто не поедет, а по лесам станет шататься — вешать! Деревня в назначенный срок не стронулась с места — сжечь!

— Да вы прямо Нерон, — сказал Зверянский не с насмешкой, а с состраданием.

— Нет. Всего лишь английский король Генрих Восьмой.

— Да–аа–с! — доктор глядел на человека в пенсне, проливая чай и не замечая этого.

Костарев выпил рюмку, не притронулся к еде. Доктор промолчал в унынии. Сдерживая вздох, спросил:

— Вот вы толкуете — все силы туда. А отделись они потом от нас, как американцы от Англии?

— И пусть! Появилась бы большая страна — Русский Союз Губерний Америки. Все силы возбужденья, весь революционный элемент — там! А в самой России — покой, тишь. Земли всем вдоволь, и сидят на ней истинные труженики, а не охотники пограбить. Нищеты этой омертвелой, избёнок дрянных нет, а только усадьбы да дома под тёсом, под железом… о!.. Не могу говорить — больно! Какую проспали игру!..

Но и недавно была вероятность комбинаций. Отстраниться от Европы! Пусть бы она — без вмешательства России — погрязла в войне. А нам — брать реванш над Японией. Занять Корею, Монголию. Кто б воспрепятствовал, кто? Но наша верхушка — царь, это мелкое существо — предали интерес России, столкнули её с Германией. Какую за это казнь придумать? Какое проклятье?..

В правой руке Костарева — серебряная чайная ложка, он взмахивает ею. Левая рука сжата в кулак.

— Вероятен ряд комбинаций. Первая: союз Пудовочкина с Дутовым против большевиков. В дальнейшем — действия по обстоятельствам… Или: устранение Дутова и привлечение его сил к Пудовочкину. Отсечение от Центральной России Урала, Туркестана, Сибири.

Дальше опять же два предположительных хода. Первый: наступление на Москву для свержения большевиков. Но как поведёт себя народ? Большевицкими лозунгами очарованы многие. Наступление может провалиться из–за противодействия плебса. Не лучше ли ход второй? Движение в Монголию, в Синьцзян, усиленная пропаганда и агитация относительно земного рая там? Население станет перебегать от большевиков к нам, и тогда их власть останется лишь подтолкнуть.

— Вы верите… — пробормотал доктор, — что вам поверят?

— Если поверили лжи большевиков, то почему не поверят нашей? Но нужна ужасающая и тем самым обольстительная фигура вожака черни, фигура пресловутого Хама с большой буквы.

— Помнится, — сказал Зверянский, — вы не так давно превозносили русский народ. А сейчас допускаете о нём такое…

— Лишь мудро влюблённый, — перебил Костарев, — я подчёркиваю слово «мудро»! — лишь мудро влюблённый не боится видеть все недостатки любимого и воздействовать на них к его пользе, жертвуя собой!

— Вы потрясающи в вашем заблуждении, и… — доктор почесал тугую бритую щёку, — не понимаю… может, вы и Пудовочкина любите? Когда вы давеча поехали к нему, я подумал, как вам, должно быть, противно говорить с ним, но вы берёте на себя это бремя ради населения нашего города…

— Я не говорил с ним о вашем городе! Я говорил о городах Урумчи и Хотан, о пути в Тибет. Почему вы не поймёте? Всё, что не сопоставляется с Ходом Истории, — пустяки для меня!

— Не говорили? — в ужасе прошептал Зверянский, приподымаясь из–за стола; его мясистая нижняя губа отвисла.

19

Утром доктора позвали к больному. «Больным» оказался начальник станции Бесперстов. Он сидел в спальне на кровати и держал на коленях грелку. У окна стоял капитан Толубинов; пустой правый рукав гимнастёрки аккуратно

заправлен под поясной ремень. Ростом офицер чуть выше среднего, длиннолицый, он тщательно выбрит, в умных глазах — обаяние спокойной твёрдости.

Зверянскому предложили участвовать в заговоре. Доктор тотчас согласился. Деликатно наклонив голову в его сторону, Бесперстов обратился к капитану:

— Вот, казалось бы, не был человек на войне, на медведя с рогатиной не ходил, а в его смелости я был убеждён! Как какая несправедливость, кто первый на защиту слабого? Доктор Зверянский.

— Может, это не столько смелость, — скромно заметил доктор, — а запальчивость. Я по моему сыну Юрию замечаю: что–то его возмутит — как спичка вспыхнет!

— Сына придержите, чтобы не последовал примеру несчастного Семёнова, — встревоженно предупредил Бесперстов. — Пусть уж потерпит до общего выступления.

— Пришлите сына ко мне, — попросил капитан Толубинов. — Я ему разъясню…

Зверянский поблагодарил. Вскочив со стула, возбуждённо заходил по комнате.

— Я сам, господа, едва терплю! О, первый, в кого я с радостью… я не боюсь это сказать — с радостью! — всажу пулю… мой постоялец комиссар! Вчера он позволил себе такое…

— Требовал денег? — спросил Бесперстов.

— Что ему деньги? Тут пострашнее. Тут — философия!

— Философия — это хорошо, — сказал капитан тепло, как говорят вежливые люди о чём–то дорогом для собеседника. — Плохое в другом, в том, что мы часто недооцениваем противника. Комиссары, они — дошлые. А вы — прямой человек. Заспорите с ним по философскому вопросу: ваша ненависть и прорвётся. Он поймёт в вас врага. А нам сейчас очень пригодилось бы ваше с ним приятельство. Ведь что сейчас самое страшное? Донос. В этом случае комиссар мог бы проговориться вам, и мы успели бы изменить план…

Доктор остановился, размышляя. Произнёс с уважительной вескостью:

— Вы, безусловно, правы, господин капитан! Я с готовностью подчиняюсь военной дисциплине. Всё, что в силах человека, будет исполнено!

20

На Шестом разъезде в будке путевого обходчика собралось руководство заговора. Выступили Бесперстов, купец Усольщиков, поручик Олег Кумоваев, другие. Дела обстояли так.

Мужчин, вполне способных владеть оружием, включая тех, кто побывал на фронте, насчитывается в городе примерно две тысячи. Около половины согласилось участвовать в деле.

Красногвардейцев насчитали четыреста двадцать. У них два станковых и три ручных пулемёта. У многих, помимо винтовок, — револьверы, гранаты… А у кузнечан с оружием плохо.

Были собраны деньги. Верные машинисты, по поручению Бесперстова, закупают оружие в Пензе, в Самаре, на разных станциях. Привозят тайком, в

тендерах паровозов.

Через Кузнецк проезжают солдаты, возвращающиеся с фронта, охотно продают оружие. Но капитан Толубинов настрого запретил покупать его на

станции Кузнецк, так так это наверняка стало бы известно красным.

Поручик Кумоваев сообщил: в настоящий момент у заговорщиков в наличии чуть более трёхсот стволов. Из них винтовок — шестьдесят две, охотничьих ружей — сто три; остальное — револьверы. Ещё пятьсот человек будут вооружены только ножами, топорами, заточенными лопатами.