Комбинации против Хода Истории[сборник повестей]

присядьте, пожалуйста, Александр Романович.

Зверянский сел за столик. Сухощавый человек в пенсне стал говорить… Меж тем уже была ночь. Хозяин зажёг свечу в подсвечнике. Тихий уверенно–барский голос не умолкал. Доктор, волнуясь, терпеливо слушал.

Красные отряды, говорил человек с тёмной негустой бородкой, создаются

повсеместно, и все они творят то, что сегодня было в Кузнецке. Их действия поощряет большевицкая верхушка. Почему? Потому что большевицкие вожди владеют историческим диагнозом. В России создалось критическое напряжение кровяных жил, нервов, и коммунистический ЦК вызывает у страны припадок падучей с обильным кровотечением. Перебесятся, ослабнут, утихнут. А там ещё разок — судорогу пострашнее. И так далее.

— Спасибо, утешили! — не сдержался мрачно–распалённый Зверянский.

— Видите, к вам вернулась способность иронизировать, — с несколько театральным сарказмом заметил Костарев и тут же озлился на себя: — Я не кривляюсь, Александр Романович! Неужто вы хотели бы слышать ложь утешения?

— Вы считаете правдой то, что говорите, и при этом можете так… жестоко, рассудочно…

— Давайте выпьем, доктор.

Они отхлебнули из бокалов.

— Вопрос в том, — сказал Костарев подчёркнуто–озабоченно, — как вырвать больного из рук красных и исцелить его!

— Пардон, а вы сами разве не красный?

— Я — чёрный.

— Час от часу не легче…

— Сейчас я дам угодную вам мысль, — Костарев сузил глаза за стёклами пенсне.

Предложил вообразить его, Валерия Геннадьевича, библейским Самсоном, которого к тому же не берут пули. В одну ночь, рассуждал он, я перебью весь отряд Пудовочкина. А через два–три дня здесь появится другой такой же. И его перебить? А взглянем на Инзу, Сердобск, Хвалынск, на сотни и сотни городов России. В каждом заиметь по Самсону? Мы придём к тому, что нужно истребить, пожалуй что, четверть мужского населения страны, способного носить оружие. А если мерзавцев окажется ещё больше? И почему, откуда они берутся в таком количестве?

Можно отвлечься и разобраться в этом, но сейчас скажем округлённо: так угодно Ходу Истории.

— Я поднялся настолько, чтобы играть против него, — вдруг бесстрастно уведомил Костарев. — И потому я — Сумасшедший. С большой буквы. И когда вы излили мне об убийствах, я поехал на прогулку. Настолько я поднялся. Иначе нельзя играть. Вы поняли смысл?

10

Глубокая ночь. Доктор вставил в подсвечник очередную свечу. Бутылка на столике почти пуста.

— Отряд «Гроза», — рассказывает Костарев, — формировался в Рузаевке, в Саранске. Я там был. Это родные места Пудовочкина. Я получил о нём все

нужные сведения…

Пудовочкин Митрофан Савватеевич происходит из семьи крестьян–старообрядцев. Отец был крепким середняком. В сорок лет, представьте, вдруг

принялся разбойничать, убивать; умер на каторге. Митрофану в это время было семнадцать. Вскоре он примкнул к шайке грабителей. Два его брата, три сестры, мать остались очень религиозными трудолюбивыми крестьянами.

Двадцати пяти лет Пудовочкин стал главарём. Предшественника застрелил при дележе добычи. Шайка оперировала в Саранске, в Пензе, в Симбирске, проявляя изощрённую жестокость. Грабили помещичье имение близ села Сенгилей. Большинство бандитов заспорили с главарём из–за добычи. А что он? Предложил отвлечься — убить всех живущих в имении, — а затем вернуться к спору. Несчастных оказалось девять, включая троих детей. Всех поочерёдно уводили на кухню и там убивали топором… То ли бандиты устали от этого, то ли Пудовочкин произвёл на них такое впечатление, зверски орудуя топором, но почти все претензии отпали.

Шайка громила, жгла усадьбы, грабила и горожан, не зная удержу. Пудовочкин был изворотлив, но попадался дважды. После первой поимки бежал из тюрьмы, после второй — его выпустила Февральская революция. Летом семнадцатого на воровской малине в Рузаевке он перестрелял шестерых членов своей старой шайки: вероятно, свёл счёты за давний спор. Объявил себя коммунистом, создал «группу идейных экспроприаторов». Они продолжали терроризировать помещиков, но уже — служа идее. После Октябрьского переворота новая власть назначила Пудовочкина начальником красной саранской милиции, а затем поручила сформировать красногвардейский отряд.

— Такова карьера этого экземпляра, — удовлетворённо, точно преподнося нечто весьма полезное, радующее, подытожил рассказчик. Но расстаться на этом с фигурой Пудовочкина оказался не в силах — продолжил с подъёмом: — Он далеко не туп. У попа–старообрядца выучился грамоте, пишет почти без ошибок. Прочитал «Антона Горемыку» Григоровича, возит с собой Писемского — «Старческий грех». Стихи пописывает. Послушайте:

Костарев в задумчивости хмыкнул:

— Сердце так и ходит… Строка-с!

Зверянский отозвался угрюмо:

— Обыкновенно сволочь любит буколику.

— Главным образом, сволочь мыслящая, которая обладает талантом быть популярной! — уточнил собеседник. — Итак!.. Что в нём ещё, помимо жестокости? Обжорство. И распутство — но без садизма, без «фокусов». С любовницами мил, щедр, они его ценят.

— А надругаться над гимназисткой, убить на её глазах отца — не садизм? — прорычал доктор. — Слушайте, зачем мне нужно что–то ещё знать об этой

скверной, бешеной скотине?!

— Затем, что он — проходная фигура в комбинации!

— В какой комбинации?

— Против Хода Истории.

11

Пудовочкин выбрал для себя дом владельца сахарного завода Ерисанова. Одноэтажное каменное длинное здание фасадом на рынок. За домом — большой двор с каретным сараем, с баней.

От рынка — пять минут ходьбы до ресторана «Поречье». Его хозяину Гусарову было приказано «сервировать закуску с барашком». Если «не удовлетворишь», сказали Гусарову, то тебя ждёт приговор за торговлю самогонкой.

Утром Пудовочкин с тремя подручными направлялся в ресторан; прохожие жались к заборам, взирали на светлобородого кудрявого гиганта, идущего с лёгким наклоном вперёд, невесомо, как кошка. Некоторые сдёргивали шапки.

Он наедался больше часа, остался доволен. Когда возвращался в дом Ерисанова — стегнул выстрел: возле головы просвистела пуля. Он молниеносно оглянулся на звук выстрела: шагах в двухстах, за невысоким забором, отбегал вглубь двора подросток. Охрана бросилась ловить, но тот успел скрыться.

Во дворе, откуда стреляли, стояла лачуга, где обычно ночевали крестьяне победнее, пригонявшие на рынок скот. В это утро здесь никого не было. Не с кого спросить…

По раскатистому хлопку выстрела Пудовочкин определил берданку. Это подтвердила и найденная пуля: она глубоко увязла в саманной стене сарая.

Пудовочкин навестил в совдепе Юсина:

— Кто у тебя есть из большевиков — заядлый охотник?

Юсин позвал наборщика типографии Шемышеева. Пудовочкин спросил: ходил ли тот с кузнечанами на волков? Ходил и много раз. А на медведей? Бывало! Их уже не осталось в уезде. Больше всего, мол, ходим на зайцев.

— И у кого есть берданки?

— Берданки? — Шемышеев перечислил. А теперь, попросил Пудовочкин, назови, у кого из этих берданочников имеются сыновья лет эдак от тринадцати до двадцати? Охотник стал называть фамилии, загибая пальцы: нет, нет, нет…

— Семёнов, пчеловод. Тоже нет сына, одни дочери… Внук есть.

— Скольки лет?

— Примерно пятнадцати — Мишка. В реальном училище учился, бросил. Известный драчун.

Пудовочкин взглянул на Сунцова:

— Этого Мишу мне!

Миша Семёнов увидал в окно пятерых конных, подъезжавших к воротам, — всё понял. Выпрыгнул в окошко на задний двор, там полно кур — подняли переполох. Сунцов услышал, поскакал вокруг дома, увидел, как Миша