Крылатое племя

воздушной армии. Как-то во время беседы с ним мы поинтересовались, не слышал ли он чего об

интересующем нас самолете.

— Как же, слышал, — ответил он.

Полковник рассказал, что как раз накануне его приезда в наш полк взяли в плен сбитого летчика из той, известной нам восьмерки. Пленный сообщил, что истребитель с червонным тузом и возглавляет

восьмерку. Раньше он командовал подразделением, входившим в состав противовоздушной обороны

Берлина, затем группой «Африканская роза». К началу Курской операции прибыл на Восточный фронт в

составе «Рихтгофена». На его счету много сбитых французских, английских и американских самолетов.

Восьмерка, в которой собраны опытные летчики, имеет назначение противодействовать советским

бомбардировщикам и штурмовикам, а в воздушные бои не вступать. Патрулирует она с восходом солнца

двумя группами по четыре самолета в определенной зоне.

На другой день, с утра пораньше, мы вылетели в указанную зону. Идем двумя эшелонами: моя группа на

высоте 4500 метров, вторая — моего заместителя — на тысячу метров ниже.

На небе — ни облачка. Внимательно оглядываюсь. Иногда вдали появляются одиночные самолеты. Вижу, как прошли на цель наши бомбардировщики, правее [109] их — штурмовики. И вдруг в наушники

врывается возбужденный голос заместителя:

— Сокол! Прямо по крусу, со стороны солнца, выше вас четыре «мессера».

— Понял, вижу, — отвечаю ему, а сам думаю: «Приманка или отвлекающая уловка врага?» Ведомым

передаю:

— В бой вступать по команде. Противника из виду не упускать. Это отвлекающая группа. Ищите

вторую...

Меня прерывает голос с наземной станции наведения, расположенной в боевых порядках наших войск.

— Сокол-1! Впереди вас, слева по курсу, на высоте четыре тысячи метров восьмерка «мессершмиттов», и

«фокке-вульфов». Пытается атаковать наши бомбардировщики.

— Вас понял. Иду на помощь!

А четверка истребителей противника, та, что шла со стороны солнца навстречу нашей группе, и не

пытается вступать с нами в бой. Так и есть — это отвлекающая группа. Хорошо, что не попался на

уловку врага.

Между тем события слева от нас развиваются полным ходом. Часть вражеской восьмерки связала

четверку истребителей прикрытия, другая намеревается атаковать бомбардировщиков, которые только

что отбомбились и не построились еще в боевой порядок после пикирования.

Спешим на помощь товарищам, ведущим неравный воздушный бой. Выбрав удачный момент, я со

стороны солнца пошел в атаку. Пара офицера Майорова прикрывает меня. С первой же очереди сбил Ме-

109ф с черным драконом на борту. Вскоре и второй «мессер» разделил участь первого.

Среди врагов произошло замешательство. Фашистские летчики поспешно выходили из боя. И тут в

образовавшейся «карусели» я увидел «червонного туза». Он производил неожиданные маневры, то

уклоняясь от ударов, то вдруг бросаясь на наши самолеты.

Я устремился к нему. По радио передаю Майорову:

— Следи за мной и «тузом». Атакую его в лоб.

И вот мы встретились лицом к лицу. Фашист несется мне навстречу, я — ему. Посмотрим, у кого крепче

нервы! Враг думает, что я не выдержу лобовой атаки, [110] отверну в сторону или уйду вверх. Секунды

огромного напряжения!

Не выдерживает враг. Фашистский самолет взмывает вверх, пытается уйти переворотом через крыло. Но

при этом он подставляет свое «брюхо» под прицел летчика Майорова. Пулеметная очередь прошивает

вражескую машину. Объятая пламенем, она неуклюже переворачивается и факелом несется к земле.

Таким был конец «червонного туза». Сбил его советский летчик коммунист Майоров, впоследствии

Герой Советского Союза.

А на помощь своим уже спешила та отвлекающая четверка «мессершмиттов», но было уже поздно. Мой

заместитель зашел сзади снизу и поразил из пулемета еще одного «фокке-вульфа». Через мгновение

загорелся пятый.

Воспользовавшись преимуществом в высоте, я со своим ведомым успел догнать покидающего поле боя

противника и сбить еще одного фашистского аса.

В этом бою мы уничтожили шесть вражеских самолетов, не потеряв ни одного своего. Восьмерка

«червонного туза» перестала существовать. [111]

П. Головачев. Листая летную книжку...

Обычно к ней обращаешься, когда надо сделать очередную запись о выполненном полете: пробыл в

воздухе столько-то минут, на такой-то машине, произошло то-то и то-то. И опять лежит в столе твоя

летная книжка, твоя неизменная спутница в жизни и службе с тех самых пор, как ты впервые поднялся в

небо.

А недавно, в свободное время, я решил полистать ее. Только взял в руки, и нахлынули воспоминания.

Память воскресила события — радостные и драматические, напомнила о боевых товарищах...

«Кто не участвовал в битве на Волге, тот по-настоящему не видел войны», — утверждает один мой

приятель. Оставим на его совести точность формулировки, но сознаемся, что бои там были

действительно жестокими. Для нас, летчиков, кроме ежеминутной опасности, там была еще адски

тяжелая фронтовая работа. Не успеешь приземлиться, и опять надо вылетать, опять до изнеможения

вертеться в бешеном хороводе, драться с врагами, которых втрое, впятеро больше.

Тогда мы прикрывали переправу через Дон у Калача. Наши войска отступали. Гитлеровцы прорвались к

Харькову, лавиной покатились к Воронежу.

29 июля 1942 года. Возвратилась из боя наша шестерка истребителей. Сели на аэродром. Вдруг над

головами появляются две эскадрильи «юнкерсов». Пришлось нам отгонять бензозаправщики и взлетать

на остатках горючего.

Врезался я в строй фашистских бомбардировщиков. Одну машину сбить успел, но воздушный стрелок

[112] с другой резанул очередью по моей кабине. Раненный в лицо, я потерял сознание. Очнулся и вижу: мой ЛаГГ-3 штопорит, целясь носом прямо в Дон.

Не знаю, как сумел вывести самолет из штопора и дотянуть до высокого берега. Почувствовал удар — и

опять ночь в сознании.

Второй раз пришел в себя спустя несколько часов. Ничего не вижу, только слышу разговор:

— Как думаете, зрение к нему возвратится?

— Будем надеяться на лучшее.

Возможно, я пошевелился или застонал, только чей-то голос заметил:

— Обратите внимание, к нему возвращается сознание! — и приблизившись спрашивает: — Молодой

человек, вы меня слышите?

Чувствую, вопрос относится ко мне. С трудом, пересиливая боль, приоткрываю глаза. Тот же голос

интересуется :

— Скажите, что вы сейчас видите?

— Вижу... седую... бороду. .

Позже узнал, что густой бас, который я тогда слышал, принадлежал знаменитому профессору Филатову.

Это он сделал мне операцию и возвратил зрение.

В тот день сбили не только меня. На аэродром не вернулись многие из наших летчиков. Но задача была

выполнена. Мы не позволили гитлеровцам бомбить наши войска. Недаром еще с начала 1942 года наш

полк носил звание гвардейского, а двенадцать летчиков полка были Героями Советского Союза.

И все же, критически оценивая свои действия, многие сознавали, что опыта у нас недостаточно, в боях

допускаем немало ошибок. Некоторым из летчиков эти ошибки стоили жизни.

Понимал это и командующий воздушной армией. Поэтому он решил тогда: как ни трудно складывается

обстановка на фронте, летную молодежь в бой не пускать, а учить, пока она не овладеет каким-то

минимумом тактического мастерства. Командующий взял на себя риск, и наш полк перебросили на

аэродром подальше от линии фронта, куда фашистские бомбардировщики летали не часто.

Тут мы время зря не теряли. Каждый день был насыщен до предела. Проводились многочисленные

учебные [113] полеты, в которых сколачивались пары, четверки, восьмерки истребителей. А это нам

особенно требовалось. Молодым летчикам необходимо было привыкнуть друг к другу в воздухе, изучить