Крылатое племя

рассматриваться им, как «юбилейное» напоминание о третьей годовщине войны.

Как и следовало ожидать, утром 22 июня во главе своих Пе-2 вылетели сами Котляр и Сандалов. Разведка

прошла удачно. К 12 часам поступили фотоснимки. Нас радовало мастерство ведущих штурманов — ни

одной ошибки в распознавании целей...

22 часа. Темнеет. С запада натягивает туманную пелену.

Весь штаб на узле связи. Все наэлектризованы — ждем сообщения о начале действий. Невольно думаю, если мы так напряжены и волнуемся, то каково же приходится тем, кто отвечает за всю операцию?

В 23 часа позвонил командарм 1-й воздушной генерал-полковник Хрюкин. Подробно расспросил о

готовности, пожелал успехов.

И опять долгое, тревожное ожидание. Стрелки часов будто остановились. Но вот, наконец, в 1 час 45

минут 23 июня нам сообщили время атаки и порядок действия. Авиации для бомбежки отводится всего

10 минут — с 6 до 6 часов 10 минут.

Стучат телеграфные аппараты. На противоположных концах линий командиры дивизий. Они приняли

телеграмму, отвечают: «Время ясно».

Время-то ясно, да погода не радует. Туман стоит такой, что в десяти шагах ничего не видно. И зачем он, туман, существует в природе? Во всяком случае для нас, авиаторов, нет врага противнее и злее. Прошли

десятилетия развития авиации, пройдут и еще десятилетия. Но, мне думается, как бы ни была

совершенна техника автоматического управления, туман еще долго будет портить кровь и нервы

летчикам!

4 часа 30 минут. На шести аэродромах корпуса уже давно опробованы моторы. Летчики, штурманы и

стрелки сидят в самолетах. Расчехлены полковые знамена и вынесены на старт. [123]

К счастью, туман начинает отрьваться от земли и поднимается вверх. Но как медленно все это

происходит! Горизонт очистился, но высота облачности не больше ста метров.

До вылета считанные минуты. Опоздай мы с уда ром — и можно поразить своих, когда они двинутся в

атаку.

Командиры дивизий у телефонов. Говорю с ними одновременно:

— Как дела?

— Туман поднялся метров на двести, — сообщает Котляр.

— У меня даже больше, — говорит Сандалов.

— Ну так что будем делать?

Котляр заявляет:

— Сандалов ближе к западу. Как он думает?

Я понимаю их, никому не хочется первым сказать: «Бомбить не могу, облачность не позволяет». Ведь

наши самолеты везут бомбы по 100 и 250 килограммов. Сбрасывать их можно с высоты не менее 500

метров, иначе свои же бомбы поразить могут.

Мне хочется проверить обстановку у соседей. Спрашиваю об этом штаб армии. Командарма нет, он на

НП генерала Черняховского. Начальник штаба говорит:

— С погодой везде плохо. Словом, сами решайте.

Я представляю себе положение генерала Хрюкина на наблюдательном пункте командующего фронтом.

Если мы не вылетим, на него будут обращены взгляды и, как всегда в таких случаях, кое-кто посетует:

— Где же твоя хваленая авиация?

Прошло еще 20 минут. Сандалов докладывает:

— Облачность поднялась на триста. Пока до целей дойдем еще поднимется, можно будет работать.

Передаю его слова Котляру. Тот отвечает:

— А у меня все готово. Жду только команды.

— Вылетайте!

В 5 часов 45 минут на командном пункте корпуса взвизгнули стекла. Послышался ровный

непрекращающийся гул. Началась артподготовка. Потом гул усиливается, к нему примешивается

ревущий стон многих моторов, и тогда тихое взвизгивание стекол переходит [124] в мерное дребезжание.

На фоне сероватой облачной пелены мы видим грозные в своей симметричной красоте девятки

пикировщиков, идущих на запад. Как Сандалов и предполагал, чем ближе к линии фронта, тем

облачность выше. Над целями высота ее 600 метров.

Точно в срок, минута в минуту, авиация заменила артиллерию. На прижатую к земле немецкую пехоту в

течение 10 минут сыпались бомбы.

Наши Пе-2 никогда еще не бомбили с такой небольшой высоты. Возвращались полковыми колоннами. В

124-м полку два пустых места в строю. Два самолета сбиты зенитками и сгорели над целью.

Не успели еще заправиться и зарядиться, как от командарма Хрюкина поступила телеграмма:

«Бомбардировщики действовали хорошо. Передайте личному составу от наземного командования

спасибо! Полоса прорвана! Готовьтесь к ударам по целям в глубине». Это «спасибо» наземников было

для летчиков высочайшей наградой.

Ошеломленные внезапным и мощным наступлением советских войск, армии противника начали

стремительный отход, не успевая закрепиться на подготовленных рубежах.

К исходу дня была окружена и полностью ликвидирована витебская группировка противника в составе

пяти дивизий. Корпус вечером произвел еще один налет по тыловой полосе обороны врага.

С рассветом следующего дня мы стали поддерживать наступавшую пехоту. Командиры полков получили

большую самостоятельность.

Мне довелось видеть у местечка Толочина результаты работы полка, командиром которого был

подполковник Николаев. Две девятки самолетов, возглавляемые самим Николаевым, разметали колонну

танков, готовившуюся контратаковать нашу вырвавшуюся вперед пехоту.

Но это не все. Пока командир расправлялся с танками на шоссе, штурман полка Герой Советского Союза

Кострыкин заметил двигавшиеся по полю самоходки и бронетранспортеры. Он толкнул летчика и указал

ему новую цель. Самолет тут же спикировал, увлекая за собой девятку. На земле черными факелами [125]

вспыхивают несколько вражеских машин. Остальные поворачивают назад, пытаясь скрыться в лесу.

Путь наступающим войскам открыт!

29 июня войска генерала Черняховского прижали противника к Березине.

Березина! Историческая река. Немногим более ста тридцати лет назад, в ноябре 1812 года, при переправе

через нее перестала существовать французская армия Наполеона. Сейчас, в конце июня 1944 года, реке

суждено было сыграть свою роль и в судьбе немецкой армии.

Советское командование решило не допустить переправы сил противника на западный берег Березины.

Нашему 1-му гвардейскому бомбардировочному авиационному корпусу поручили уничтожить мост и

дамбу через реку у города Борисова.

Вообще-то говоря, мост для авиации — трудная цель. Ведь в течение войны на мосты Европы самолеты

воюющих стран делали массу налетов, сбрасывали тысячи тонн бомб. А разрушены были лишь немногие

из мостов.

Переправу у Борисова обороняла зенитная артиллерия и новейшие истребители «Фокке-Вульф-190».

Принимаю решение одной дивизией нанести упреждающие удары по аэродромам истребителей в

Борисово и Докудово, а другой — частью сил подавить зенитные батареи, большими же силами

обрушиться на мост. Прикрывать нас, как обычно, должна 322-я ИАД.

Утром 30 июня вылетели к цели. Но началось с неприятного — встреча с истребителями из-за большой

облачности не состоялась. Отправились без прикрытия.

Полк, вышедший на Борисовский аэродром, отбомбился удачно. Но на него напало свыше 30

истребителей. Бомбардировщики сомкнулись и начали отстреливаться дистанционными гранатами. Для

вражеских истребителей это было неожиданно, и, когда пять поврежденных «фокке-вульфов»,

переваливаясь с крыла на крыло, начали падать, остальные не рискнули больше заходить в хвост Пе-2.

Подполковник Николаев вел свой полк на аэродром Докудово, но нашел его пустым. Чтобы не

возвращаться с бомбами, решил сбросить их на отступающие вражеские [126] войска. Благо, искать цель

долго не требовалось, по Минскому шоссе катила в четыре ряда лавина машин. Николаев навалился на

шоссе и навел там страшную панику.

Позже из показаний пленных стало известно, что эта бомбежка создала на шоссе большую пробку. Груды

разбитых машин затормозили все движение. Многие из «драпавших» немецких солдат и офицеров

разбежались по лесам. Но после безнадежного блуждания стали выходить в освобожденные нашими