Испытание. По зову сердца

Алексашин поочередно зачитал оба приказа, и командующий вручил ей оба ордена. На что Вера ответила более чеканно, чем полковнику Ильницкому:

— Служу Советскому Союзу!

— А это от меня лично, — Соколовский протянул коробку конфет. — Большое Вам спасибо и от Военного Совета и от штаба за все то, что вы и ваша группа сделали для фронта.

ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ

В просторной землянке при керосиновой лампе генерал Железнов, водя циркулем по карте, обстоятельно рассказывал командованию дивизии цель предстоящего наступления.

— Корпус прорывает фронт на участке Забелинки — Аргуны. Наносит удар на Заходники и выходит на Лучесу с целью лишить витебскую группировку противника основной рокады Витебск — Орша. Затем следующим ударом на Замосточье, на рубеже озеро Городно — река Черниченка — и железнодорожную рокаду на Оршу. Учтите, что Прибалтийский фронт последним наступлением, ударом на юг, овладел Старым Селом, перехватил там километров пятнадцать железной дороги и шоссе Витебск — Полоцк и вышел на северную излучину Западной Двины. Представляете, что получится, когда и мы здесь захватим железную дорогу? — Яков Иванович стучал циркулем по карте. — А получится то, что витебская группировка останется без железных и шоссейных дорог, с единственным разбитым Лепельским большаком, который находится под надежным контролем партизан. Так что, товарищ Добров, собирай мощнее кулак, бей на Грибуны. Там седлай Оршанское шоссе, выходи на Лучесу, а затем развивай успех на Русаки, занимай рубеж озеро Городно — Заболино и крепко держи Витебско-Оршанскую железную дорогу. Времени для подготовки тебе вполне достаточно. Так что действуй!

Добров со скорбным видом проговорил:

— Не знаю, как все пойдет. Видели сами, завируха-то какая, да и мороз здоровый.

— Здоровый? — переспросил Железнов, посматривая на часы. — Это хорошо! Что нашему солдату здорово, то фрицу — смерть! Фрицы, небось, по землянкам и убежищам от мороза и завирухи попрятались. Так мы их в эту завируху и накроем. — Хлопнул он ладонью о ладонь. — Одно советую, в одиночной подготовке бойца обратите особое внимание на лыжную подготовку и на стрельбу на ходу.

— Ты что, торопишься? — Добров заметил, что Железнов все время посматривает на часы, — а я хотел пригласить тебя на чашку чаю.

— Да, тороплюсь. Верушка из госпиталя возвращается. Так что я тебя приглашаю. Выкрой время и часикам к четырем приезжай. Смотри, дома не обедай. Там Ирина Сергеевна такую вкуснятину готовит, что пальчики оближешь.

Обратно ехали медленно: метель замела дорогу.

Сметя в сенях перчаткой снег с бекеши, Железнов поспешил в дом, откуда несло манящими запахами жареной свинины с луком, пирожками с капустой и еще чем-то сладким. Желая скорее увидеть Веру, он, не снимая бекеши, заглянул во вторую половину дома. Но там ее не было, лишь у стола Ирина Сергеевна колечками лука наводила красоту на селедке и винегрете.

— Где бы она могла быть? — глядя на Валентинову, недоуменно пожал плечами Яков Иванович. — Ведь этот удалец, Костя-то, с утра уехал за ней... Неужели что-нибудь случилось?

— Юность, Яков Иванович, юность! Смотрите, как бы летчик не увез ее к себе в землянку, — усмехнулась Ирина Сергеевна.

— Типун тебе на язык.

— Чего типун? Чай на фронте все по-фронтовому. Здесь свои законы.

— Брось шутить, Ириша. Ты же сама на этом обожглась, так как же можешь желать такого моей дочери?

— Яков Иванович, дорогой мой, никак вы обиделись? Простите меня, я пошутила.

— Да уже отошло. Ты, Ириша, знаешь, что я одобряю только ту фронтовую любовь, которая происходит на основе истинных чувств и взаимной честности. Все остальное распутство... Ты что-то хотела у меня спросить?

— Да это можно и в другой раз.

— Зачем откладывать? Говори сейчас, пока никого нет.

— Я хотела бы, как только Вера оправится, вместе с ней повезти ребят в Княжино. У нас с Фомой Сергеевичем другого выхода нет.

— Сейчас это вполне возможно. Только после наступления. Лады?

Ирина Сергеевна успела только произнести — «лады», как в тамбуре затопали ноги.

— Это, наверное, Вера? — Яков Иванович распахнул дверь и от удивления отступил шаг назад: перед ним неожиданно предстал, вытянувшись во фронт, уже в годах, щупленький с бородкой красноармеец.

— Здравия желаю, товарищ генерал! — отдавая честь, не переступая порог, отчеканил пришелец: — Я, товарищ генерал, Иван Фотич Гребенюк, прибыл прямо из госпиталя, навестить вашего сынка, Юру. Как он тут воюет?..

— Так что ж вы, дорогой мой, стоите в тамбуре? Заходите — гостем будете. — И Яков Иванович, готовый расцеловать Гребенюка, взял его под руку и ввел в землянку: — Ирина Сергеевна, знакомься. Это Иван Фотич. Тот самый дедушка, который сберег Юру и твоих ребят, а в страшную минуту своим телом прикрыл их от неминуемой гибели. Спасибо тебе, дорогой Иван Фотич. — Яков Иванович обеими руками крепко сжал его руку. Теперь-то мы вас не отпустим.

— Да, да, не отпустим, — ринулась к Гребенюку Ирина Сергеевна и, схватив его руку с большим чувством материнской благодарности, поцеловала его. — Раздевайтесь, и никаких отговорок.

— Да я зашел только Юрочку да и ваших деток повидать. Родными они стали мне. Где же Юра, ваши детки. Если недалече, то засветло я к ним подамся?

— Далеко, Фотич, в Сибири. Так что раздевайся. — Яков Иванович ухватился за борт шинели и стал его расстегивать. — У меня сегодня торжество. Дочь вернулась оттуда же, откуда и вы.

— Дочь? Верочка? Жива? — взволнованно промолвил Иван Фотич. — Если бы вы только знали, как мы с Юрой там, в тылу врага, за нее переживали. Аж вспомнить страшно.

С улицы послышалось тарахтение машины, в сенях затопало много ног. С клубами морозного облака раскрылась дверь, и первой влетела Вера. Она здесь же у двери мгновенно сбросила на лавку шинель и шапку и кинулась в объятия отца, поцеловала и склонила голову на его плечо.

— Ну, ну, ты чего? Эх ты, летчица! — гладил ее волосы отец и прижимал к себе. Вера смахнула набежавшие слезинки, встряхнула прической и поздоровалась со всеми.

— Знакомьтесь. Это летчик Константин Урванцев. Мой хороший товарищ по первому авиаполку, — представила она Костю.

Костя тут же отприветствовал общим поклоном и направился к двери встречать новых гостей.

Приехали Добров и Бойко. Добров подошел к Вере:

— По праву самого старого друга разреши тебя приветствовать по-нашенски, — и он, пройдясь щепотью по своим буденновским усам, облапил ее. — Дай бог тебе остаться такой же красавицей, какой ты есть, и приобрести мужа любящего, трудолюбивого, умного, мужественного и отважного!

— Спасибо, Иван Кузьмич. Постараюсь выбрать такого, — улыбнулась Вера и стрельнула глазами на Костю. Тот ответил тем же.

— Друзья, прошу к столу, — пригласил Яков Иванович и сам сел за его торец. — Первую чарку поднимаю за Верушку, за ее выздоровление и за все то, что пожелал ей Иван Кузьмич, и еще за то, что она сегодня удостоена двух наград — орденов Красной Звезды и Красного Знамени.

— Ура! — взревел Добров.

— А чего же не на груди? — Ирина Сергеевна подалась к Вере. — Давай их сюда. Я сейчас тебе их привинчу.

— Идемте, — и Вера увела ее в первую половину. Оттуда она вышла сияющая и с двумя орденами на груди. Отец поднялся из-за стола и поцеловал ее.

— Папа, — Вера повела отца в первую половину. — Костя хочет сейчас попросить твоего согласия... Ну как это — попросить моей руки...

— Твоей руки? А ты знаешь, что он за парень?

— Прекрасный. Он всю войну меня ждал.

— А ты любишь его?

— Пуще жизни своей.

— Ну что ж, коль по любви и в добром согласии, пусть просит.

Вера, окрыленная радостью, подсела к Косте и шепнула:

— Он согласен.

Костя встал, покраснел.

— Дорогой Яков Иванович, хочу сообщить вам, что мы — я и Вера — давно любим друг друга. — Он взял под локоть Веру и с ней подошел к Железнову. — И я, дорогой Яков Иванович, прошу вашего согласия на наш брак.