Испытание. По зову сердца

— Как у вас, летчиков, желают всего хорошего? — с улыбкой Яков Иванович протянул ему руку. — Кажется, по-охотничьи, ну — ни пуха ни пера?

— Так точно, — ответил Костя.

— Вот этого вам, дорогой ас, и желаю.

Когда Костя ушел, Яков Иванович спросил:

— Кто этот юноша?

Лицо Веры зарделось румянцем.

— Летчик-штурмовик Костя Урванцев. Хороший парень, товарищ по бывшему моему полку.

Яков Иванович хотел было спросить: «А как он узнал, что ты здесь?» — но не решился и больше Кости не касался.

И без него было о чем поговорить — о матери, Юре, бабушке.

— Маму-то орденом «Знак Почета» наградили. Она там цехом командует. Пишет, что на доске Почета ее фотография выставлена. Я предложил перебраться в Москву, а то и ближе. Так куда там, ни в какую. «Мы, — говорит, — завод на голом месте строили, и на нем я буду работать до Победы. А потом все равно за тобой не угонишься. Вы ж, наверное, до Берлина пойдете?» Так что, когда выздоровеешь, поедешь навестить мать, бабушку, Юру. Боже мой, как они обрадуются. Мать и бабушка, небось, сутки от радости плакать будут. — И так он просидел до тех пор, пока не пришла сестра с градусником.

ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ

К выписке Веры в палате почти весь состав больных обновился. На месте Ульяши лежала, держа ногу на подвеске, разведчица Варюша. К окну, одна за другой, с перевязанными головами, — две подружки — зенитчицы Светлана и Лена. По другую сторону палаты, уже выздоравливающие, все с одной дивизии — разведчица Нюра, радистка Маша, снайпер Ася и пулеметчица Даша.

— Эх, — вздохнула Вера, выкладывая на стол все, что было в тумбочке, — жаль, ничего такого нет выпить на прощанье.

— Да, жаль, — поддержала ее Даша. — Но не горюйте, девчонки. Я сейчас. — И скрылась за дверью.

— Что она надумала? — Вера обвела всех взглядом.

Даша вошла с подругой по полку, неся графин с водой и банку с чем-то темно-малиновым.

— Раз нет фронтовой, то потчуются муровой. Черника на меду. Это и для таких, как ты, — подмигнула она Варюше и ударила ладонью по банке. Потом налила в кружки воду, опустила в каждую по две полных ложки варенья и разнесла лежащим.

— Так пожелаем же Вере ни пуха ни пера! И в мужья пригожего хлопца!

Чокнулись, выпили и захрустели пряниками. И в этот торжественный момент в палату влетел Костя с картонным ящиком в руках. Увидев Веру в новенькой военной форме и в сапожках, пропел:

— Ух ты! Ни дать ни взять, ты прежнею Верушкой стала. Здравствуйте, дорогие товарищи фронтовички! — поставил он ящик на стол и без всякого стеснения поцеловал Веру. — Готова?

Вера опешила, так как она ждала машину отца, которая должна была первоначально завезти ее в полевое управление фронта: так просил генерал Алексашин.

— Ты чего удивилась? В отношении отца? Так я приехал на его машине. Мою он отправил восвояси. А вызвал свою, вручил мне большущий тулуп, попросил закутать тебя потеплее и привезти к нему. А это, дорогие и милые девчата, — Костя хлопнул по ящику, — для вас от славных летчиков-штурмовиков. Ну, прощайся с подружками, — подтолкнул он Веру к Варюше, — и двинем. Всего вам хорошего! — Костя попрощался с каждой за руку.

Выйдя из палаты, Вера остановилась в коридоре.

— Ты чего?

— Мне надо ж обязательно в отдел кадров фронта к самому генералу Алексашину.

— Ну так что ж? Раз надо, значит, будем. А теперь куда?

— С врачами попрощаться.

* * *

Вера и Костя сидели, закутавшись в просторный тулуп, тесно прижавшись друг к другу, и им мороз был нипочем. Для них не было большего блаженства, как сейчас. Не обращая внимания на Польщикова, который всю дорогу то и дело оттирал стекло от замерзания, Костя не выпускал Вериных рук из своих могучих ладоней.

— Если бы ты знала, как я жажду остаться с тобой где-нибудь наедине, как тогда в сорок первом в глухомани.

— А потом? — тихонько в ухо прошептала Вера.

— А потом взял бы на руки и закружил бы тебя...

— А что ж дальше?

— Что было бы дальше — не знаю... Но знаю, что всем своим существом, действиями и страстью выразил бы то, что слито в двух словах — «люблю тебя». — И Костя прильнул губами к ее щеке.

Вера погрозила пальчиком и выразительно показала глазами на водителя.

— Ему не до нас, — Костя все же принял достойную позу. Шушукаясь, они не заметили, как у Гусино машина свернула влево, и Польщиков спросил:

— Куда вам, в первый или во второй эшелон штаба?

— Раз в штаб, значит, в первый, — ответил Костя.

За Гусиным, на большаке, у шлагбаума, часовой их остановил и вызвал из домика дежурного.

— Вы к кому?

— К генералу Алексашину, — ответила Вера и доложила, кто она.

— Минуточку, — козырнул дежурный и убежал в домик. Минут через пять вновь появился и сказал: — Вы, товарищ Железнова, проходите, а вы, товарищ летчик, поезжайте вон туда, — показал он на ряд машин, — поставьте свой «газик» и сами можете там в бараке отогреться.

Веру на пороге встретил майор Токарь и предложил ей раздеться, а потом провел через сени к начальнику. Вера вошла и у дверей остановилась.

Генерал разговаривал по телефону с полковником для важных поручений командующего:

— ...Когда Железнова направлялась первый раз в тыл, ее инструктировал Маршал Жуков и генерал Соколовский. Было бы хорошо, чтобы награды ей вручил сам Василий Данилович.

— Здравствуйте, Вера Яковлевна, садитесь. — Алексашин предложил стул. — Не виделись мы вечность. Надо о многом с вами поговорить...

Раздался звонок. Звонили от командующего. Кладя трубку, генерал сообщил:

— Через полчаса нас примет командующий. Поздравляю вас, от всей души поздравляю, — Алексашин тряс ее руку. — Вы, Вера Яковлевна, награждены орденами — Красной Звезды и Красного Знамени.

— Служу Советскому Союзу! — волнуясь, проглатывая слова, ответила Вера. — А как же Михаил Макарович и вообще вся наша группа?

Генерал Алексашин раскрыл папку и положил перед ней два приказа.

Одним награждалась вся группа за дела сорок второго года, а другим — за Смоленскую операцию.

— А Михаил Макарович? Наш старший?

— А, ваш старший? Он награжден первым приказом орденом Красного Знамени, а второй раз — Указом правительства — орденом Ленина.

— А где же он? — Вера бегала взором по строчкам приказов.

— Да вот он, — Алексашин взял первый приказ, показал раздел, где было напечатано: «Наградить орденом Красного Знамени», и прочитал: — Капитана Орлова Георгия Сергеевича. Тогда он был еще капитаном. А Указа у меня нет.

Вера многозначительно смотрела на генерала:

— Вот кончилась бы война, так пожалуй и не нашли бы друг друга. Все эти два года я крепко уверовала, что он Михаил Макарович, и строго оберегала это его имя.

Зеленый домик командующего ничем не отличался от остальных домиков этого леса. В приемной, кроме его порученца, никого не было.

— У командующего полковники Алексашин и Ильницкий. Они по вашему делу, так что чуточку подождите, — жестом порученец показал на стул у окна и скрылся за дверью, обшитой коричневым дерматином, и тут же вышел.

— Прошу вас, — он распахнул дверь.

— Здравствуйте, Вера Яковлевна, — генерал Соколовский протянул ей руку. — Как здоровье?

— Практически здорова. Раны затянулись. Готова к выполнению нового задания.

— С заданием следует повременить. Вам надо после ранений как следует подлечиться, набраться сил, здоровья, укрепить нервы, а уж потом будем говорить и о задании, — и он перевел взгляд на Ильницкого: — Дайте ей отпуск и отправьте ее в такое место, где бы можно было и полечиться и отдохнуть.

— Большое спасибо, товарищ командующий. Но я прошу Вас перво-наперво разрешить мне съездить в Сибирь к маме. Ведь я ее, да и вообще всех своих, не видела с первого дня войны.

— Я не против. Но рекомендую посоветоваться с врачами. А теперь слово за генералом Алексашиным.