Бородинское поле

переживают: Флора их единственная внучка. Миссис Патриция,

услыхав сообщение Нины Сергеевны, ахнула, потом

расплакалась и под конец тоже изъявила желание вместе с

мистером Флемингом-старшим приехать к Раймонам, чтоб

собственными глазами увидеть письмо внучки и обсудить

дальнейшие действия.

Слова миссис Патриции о дальнейших действиях

вернули Нину Сергеевну к реальности и заставили теперь уже

трезво посмотреть на положение, в котором находится ее

внучка. "Она у хиппи", - это сказал Раймон, когда Нина

Сергеевна передала ему по телефону содержание письма.

- Хиппи... хиппи... - с грустью и тревогой повторила Нина

Сергеевна и представила себе этих волосатых, неумытых,

оборванных юношей и девиц.

После возвращения Виктора из Вьетнама, после письма

от Святослава в ней с необыкновенной силой пробудилась

ностальгия, острая, неумолимая и безысходная, щемящая

душу до физической боли. Ей снилась далекая родина, давно

позабытые картины детства. Она не знала, чем заглушить

внезапно открывшуюся ностальгию.

Рядом с ностальгией кровоточила в ней душевная рана -

ее Виктор с его трудной судьбой. Нина Сергеевна понимала,

что вьетнамская война выбросила ее сына из жизненной

колеи, сломала его физически и духовно, возмутила разум и

сознание. Виктор был ее болью.

В последнее время и Бен начал ее беспокоить.

Однажды, убирая его комнату, она нашла брошюру, в которой

прочитала: "Основной принцип постоянной работы сиониста

очень прост: сионист должен быть сионистом на каждом шагу

своей жизни. При всяком крупном или мельчайшем событии в

своей жизни он должен вглядываться и задумываться над тем,

нельзя ли как-нибудь использовать это событие на благо

нашего дела. Ни одна встреча, ни одна прогулка не должны

пропадать даром". Ее настораживали встречи и прогулки Бена

со своими дружками из банды Меира Кохане: она слышала о

поджогах, взрывах и выстрелах. Как вдруг исчезла Флора.

Новая душевная боль и тревога приглушили и затмили тоску

по родине и неустроенность Виктора.

В то самое время, как Нина Сергеевна читала письмо

Флоры, ее сыновья Виктор и Бен сидели на галерке для

публики в зале заседаний ООН. Виктор попал туда совсем

случайно. Все это время он жил как в тумане, не жил, а

существовал. Он лечился от наркомании. По заключению

врача лечение шло успешно, но самому пациенту успех этот,

напряженная изнурительная борьба с укоренившейся

привычкой, по сути дела, борьба с самим собой, причиняла

нестерпимые душевные муки. Виктор сейчас был похож на

дерево, корни которого лишились питательной среды. Он

слонялся по жизни, равнодушный ко всему окружающему.

Иногда на него находило просветление, и он обнаженно и

остро начинал подвергать анализу события, уклады, нравы и

обычаи, социальные явления и институты. Тогда его суждения

были резки и беспощадны, они смущали Оскара и раздражали,

приводили в бешенство Бена. Перепалки с Беном стали

постоянными. Горячему до агрессивности Бену нужен был

оппонент-противник, с которым он тренировался бы в

словесных баталиях. Виктора же эти споры и пикировки

забавляли, будоражили его апатию, вносили что-то новое в его

скепсис. Пожалуй, единственный в их семье, кто по-

настоящему понимал Виктора и не просто сочувствовал ему, а

был его активным единомышленником, - так это Флора.

Исчезновение племянницы Виктор переживал по-своему. Он

догадывался, был почти уверен, что она добровольно ушла из

дома. Не она первая и не она последняя совершила такой

поступок: в тогдашней Америке это было модным явлением.

Виктор сочувствовал хиппи, он разделял настроения

молодежи, но действия и поступки их не разделял и считал,

что Флора ушла из океана лжи и несправедливости в грязное

болотце такой же лжи и самообмана.

Неуравновешенный, психопатический, с резкими

переходами настроения, Виктор метался в поисках идеала в

жизни. Добрый от природы, но надломленный войной во

Вьетнаме, нравственно опустошенный, похожий на выжатый

лимон, он разочаровался во всем, потерял интерес к жизни,

которая казалась ему бессмысленной. Оскар попытался

пристроить его к делу, дать цель и предложил работу в своей

газете. Однако Виктор наотрез отказался и отказ свой

мотивировал с грубой откровенностью: он не разделяет линию

газеты, ему противно ее фальшивое, лицемерное лицо. В

газете нет правды, в ней сплошное вранье, ложь. Обман и

лицемерие в нем вызывали физическое отвращение.

Оскар не стал ни спорить, ни возражать. Не хочешь, мол,

как хочешь - дело твое. Он относился к сыну как к больному

ребенку. Собственно, Оскар, да и Нина Сергеевна были

убеждены, что Виктор болен. "У него психика не в порядке", -

говорила Нина Сергеевна, и муж соглашался. Но когда Нина

Сергеевна заговорила о том, что, быть может, женитьба

помогла бы Виктору обрести душевное равновесие, Оскар

решительно не поддержал жену. Он считал, что женитьба

создаст и для Виктора, и для всей семьи новые осложнения и

неудобства, что брак этот не будет прочным. Так думал он, но

Нине Сергеевне говорил:

- А что, у него есть невеста? По-моему, он и не думает о

женитьбе. Да сейчас это ему совсем не нужно. Пусть сначала

придет в себя.

Слоняясь по Нью-Йорку, Виктор лицом к лицу столкнулся

с мчащимся суетливым братом.

- Ты на пожар или на биржу? - иронически спросил

Виктор.

- В ООН, - быстро, с необычным воодушевлением

выпалил Бен. - Там сегодня решается судьба... Судьба

великого народа и судьба самой ООН. Там будет грандиозная

битва. Пойдем?

- Объясни толком, что за битва.

- Понимаешь, сегодня Генеральная Ассамблея

обсуждает проект резолюции, объявляющей сионизм формой

расизма и расовой дискриминации. Это чудовищно! До чего

мы дожили! Невероятно! ООН санкционирует погромы. Такого

допустить нельзя, и мы не допустим. С нами весь

цивилизованный мир.

- С кем с нами? - с легкой подначкой спросил Виктор.

- С Америкой, - резко и раздраженно ответил Бен. - Ну

так идешь со мной?

Виктор согласился из любопытства. Все равно куда идти.

И вот они теперь сидят в зале ООН и слушают нервозно-

взволнованную, с нотками актерского истеризма речь

израильского представителя Герцога. Он мечет громы; и

молнии на Организацию Объединенных Наций, большинство

членов которой не желают поддерживать разбойничьи

авантюры Израиля.

- Испытываешь отрезвляющее чувство, думая о том, до

чего довели этот орган, если сегодня нас заставляют

планировать наступление на сионизм, потому что это

наступление является не только антисемитским наступлением

самого грязного свойства, но и наступлением в этом

всемирном органе на сионизм, одну из древнейших религий

мира, религию, которая дала миру библию, религию, из

которой проистекают две другие великие религии -

христианство и ислам.

- С каких это пор сионизм стал религией? - прошептал

Виктор на ухо Вену, но тот недовольно поморщился:

- Не мешай слушать.

- ...религию, давшую библию с ее десятью заповедями, -

продолжал истерично звучать голос Герцога, - великих древних

пророков Моисея, Исайю и Амоса, великих мыслителей

истории Маймонида, Спинозу, Маркса, Эйнштейна, многих

деятелей искусства и такую долю лауреатов Нобелевской

премии в области наук, искусств и гуманитарных знаний, какая

не достигнута ни одним народом на земле.

- Еще бы: сами себе даем Нобелевские премии, - опять

бросил реплику Виктор, и Бен грубо оборвал его: