Бородинское поле

просто повезло. "Повезло", - горько подумал он. Какое уж тут к

черту везение - все подразделение теперь на последнем

месте. Да что подразделение! Пятно на всю часть. А что

подумает генерал о нем, об Игоре? От такой мысли

становилось муторно, нестерпимо - хоть сквозь землю

провались. Только б родителям не сообщили. И как он теперь

будет смотреть в глаза товарищам, подполковнику Шпакову. . А

Думчев с ним и разговаривать не станет. И будет прав.

Немного успокоившись, Игорь стал заново вспоминать и

анализировать каждый свой шаг, начиная с того момента, когда

в его руках оказалась эта злосчастная дрель. И выходило, что

опасения его не были безосновательны, он не хотел сверлить.

В сущности, он выполнял приказ командира...

В коридоре послышались твердые шаги и негромкие

голоса. Собственно, он слышал лишь один голос - мужской, и

кажется, знакомый, кого-то напоминающий. Широко

отворилась дверь палаты, и следом за сестрой в белом халате

вошел Федоров. Вид у него был какой-то растерянный и

виноватый, словом непонятный, странный вид.

- Тебя пришли навестить, Остапов, - сказала сестра и,

словно спохватившись, спросила: - Как ты себя чувствуешь?

- Хорошо, - кивнул Игорь, настороженно глядя не на

сестру, а на старшего лейтенанта Сестра повернулась и ушла,

оставив их вдвоем. Федоров воровато посмотрел на

закрывшуюся за сестрой дверь и, неловко присев на табуретку

возле койки, спросил:

- Ну как ты? Что болит?

Игорь обратил внимание, что и у Федорова, как и у

медсестры, голос далекий и слова невнятные. Догадался: со

слухом не в порядке. Ответил негромко, без показного

бодрячества:

- Нормально. Тут мне делать нечего. Я сказал врачу, чтоб

выписывали.

- "Сказал", "сказал"! Ты не спеши. Врачи сами знают,

когда выписывать. Ты, Остапов, счастливый, в сорочке

родился.

- Как там у нас? - нетерпеливо перебил его Игорь. -

Приезжал генерал?

- У нас полный порядок. Представляешь - за ночь мы все

исправили, как ни в чем не бывало. И никаких следов. Комар

носу не подточит. Подполковник наш не ожидал такого,

растрогался старик, молодцы, говорит, ребята, не подкачали.

Генералу он, как и положено, доложил о происшествии. Не

знаю, какой у них разговор произошел, но, кажется, и генерал

остался доволен. Я сужу по тому, как он со мной разговаривал.

- Кто он?

- Ну, естественно, генерал Думчев. Целый час со мной

говорил. Я сразу всю вину взял на себя. Сказал: наказывайте

меня, потому как я приказал Остапову сверлить. Я доложил,

что ты не хотел, сомневался. Я честно доложил. Ты ведь

предчувствовал. А? Знаешь, говорят, есть такое предчувствие.

Или сон дурной перед этим видел? А? Признайся, Остапов!

Ты, конечно, прости меня. Я виноват перед тобой. Это счастье

твое, что все так обошлось. Малость оглушило. Но это ерунда,

доктора говорят, что все пройдет и слух твой восстановится

полностью. Главное, что жив, цел и невредим. А могло... Ты

представляешь, что могло? Жуть, кошмар! Представляешь:

был человек - и нет человека.

- Мы солдаты. Всякое может случиться. На войне сколько

погибло, - ответил Игорь.

- То на войне. Там другое дело. А жертвы в мирных

условиях - непростительная роскошь. Какая там роскошь -

преступление. Генерал так и сказал мне. Конечно, академия

моя на этот раз накрылась. Но я не печалюсь. Все равно от

меня она никуда не уйдет. Время еще есть. Я своего добьюсь.

Думчев вспомнил и тот случай, когда я от поезда отстал.

Говорит: "Тебя судил суд офицерской чести". Ну и что? Судил.

Но после того у меня две благодарности. А стрельбы?

Помнишь, Остапов, как мы тогда стреляли? Первое место на

блюдечке. Это он не учитывает, говорит, Федоров заслуживает

наказания. Возможно, я заслуживаю. Но за то, как быстро мы

все исправили, за это мне опять же полагается приз. А в итоге?

А в итоге нуль, все остаются при своих.

- Это вам нуль, а мне? Что мне причитается? Главный

виновник чепе все-таки я.

- Ты? А при чем тут ты? Ты приказ выполнял. Ты

действовал в соответствии с уставом. Ты, если по совести

рассудить, благодарности заслуживаешь. И генерал Думчев

так и сказал: Остапов - герой.

Генерал Думчев этого не говорил - Федоров приврал.

Вообще он имел нехорошую привычку все приукрашивать,

переиначивать, прибавлять от себя. Да и Думчев разговаривал

с ним не целый час, а всего пятнадцать минут. Ругал его,

мальчишкой назвал, распущенным, недисциплинированным.

Припомнил и случай, когда Федорова судил суд чести. В

прошлом году это было. Подразделение ехало в командировку.

На одной из станций, во время стоянки поезда, Федоров зашел

в вокзальный ресторан. Пообедал с вином, засиделся, когда

вышел на перрон, оказалось, что поезд ушел. Следующий

поезд ровно через сутки. Захмелевший Федоров особенно не

огорчился, пожалуй, даже обрадовался. "Ну отстал и отстал, с

человеком всякое может случиться", - легкомысленно

рассуждал он. Но сутки надо было как-то коротать. Не

болтаться же на вокзале. Вышел в город, потолкался в

магазинах. Время тянулось непростительно медленно.

Случайно забрел в кино. И там встретил девушку, которая, как

он мгновенно решил - а он всегда все решал мгновенно, -

послана ему самой судьбой. Это была стройная, рослая, как и

сам Федоров, шатенка с растрепанными волосами, небрежно

падающими на покатые обнаженные плечи. Легкое пестрое

платьице, очень коротенькое, что называется, на пределе,

обнажало упругие, кофейные от загара ноги.

Познакомились. Девушку звали Новеллой. Он был в

восторге и от девушки, и от ее необычного имени, и от ярко-

пестрого коротенького платьица. Между прочим, восторгался

он всегда искренне, как все увлекающиеся, легкомысленные

натуры. После сеанса они ужинали в ресторане - выпили две

бутылки шампанского, ели окрошку, шампиньоны и фрукты.

Потом, уже вечером, гуляли в городском парке, ели

мороженое, целовались в темных аллеях. Федоров страстно

объяснялся в любви, благодарил судьбу и машиниста поезда,

от которого он отстал, хотя машинист тот был совсем ни при

чем. Все было в розовом тумане, настоящее и будущее. Он

рассказывал Новелле о Москве, где жили его родители, о

военной академии, которая ждет не дождется, когда

осчастливит ее старший лейтенант Федоров. На другой день

они снова побывали в городском парке, и он называл Новеллу

своей невестой, а затем, в ожидании поезда, сидели в

вокзальном ресторане.

К месту командировки Федоров прибыл лишь на третьи

сутки, и его одиссея закончилась судом, чести.

Когда подполковник Шпаков доложил генералу Думчеву о

взрыве и о том, что авария была быстро ликвидирована,

Николай Александрович, вспомнив суд чести, сердито

проворчал:

- Опять Федоров!.. Что ж, урок не пошел впрок. Это его

рапорт вы мне препроводили?

- Так точно, товарищ генерал. Хочет в академию.

- Он хочет - это понятно. А то, что вы считаете Федорова

достойным академии, - это мне совершенно непонятно,

подполковник Шпаков.

- Он первоклассный специалист, товарищ генерал.

- И разболтанный зазнайка. Его бы в детский сад, а, не в

академию.

- Конечно, мальчишество есть. С возрастом пройдет, я

так думаю.

- А я так не думаю, - решительно сказал генерал. -

Мальчишки в Отечественную подвиги совершали. Именно

мальчишки - в пятнадцать - семнадцать лет. Ответственные

задания выполняли. А вашему Федорову нельзя поручить