Богатство

ас не назовешь... Да мало ли существует мест на свете, где вы можете хорошо закончить свою жизнь.

Исполатов с горьким смехом притопнул торбасом:

- Закончить ее хорошо можно только вот здесь!

- Но такие люди, как вы, нигде не пропадут.

- Такие-то, как я, скорее и пропадают.

- Простите, я не хотел вас обидеть.

- Я не обиделся, но с меня хватит и Клондайка! - ответил Исполатов. Я, наверное, слишком сентиментален... А силу земного притяжения я способен испытывать только на родине.

Над ними весело закружился приятный снежок. Траппер набросил на голову коряцкий капор с торчащими ушами волка, подкинул в руке древко остола, конец которого от частых торможений по снегу был отполирован до нестерпимого блеска. Наступила минута прощания, и Андрей Петрович не знал, что бы сделать хорошее для этого человека.

- Не дать ли вам денег? - неловко предложил он.

- Я и сам могу дать вам денег, - резко ответил Исполатов и пошагал к упряжке. - Прощайте! - крикнул он издали.

Соломин молча поднял руку и не опустил ее до тех пор пока собаки не взяли хороший аллюр. Ему было горько от предчувствия, что никогда больше они не встретятся. В критические периоды жизни хорошо иметь рядом с собою такого вот человека... Подавленный, Соломин вернулся в канцелярию - докончить с камчатскими делами.

Ему удалось за последние дни опросить всех стариков и старух, которые не могли бежать в сопки и оставались в Петропавловске во время краткого налета японских крейсеров. Андрей Петрович с их слов записал, что на банкете, который дал японцам Губницкий, "было очень весело". Но Соломин не мог найти объяснения телеграмме, будто маяк сожжен, касса взломана, а деньги целы. Маяк светил по-прежнему, а казна Камчатки пропала бесследно вместе с пушным ясаком.

Двадцатого октября Соломин опять повидался с Сотенным.

- Миша, я облечен правами сам назначить временного начальника Камчатки до того, как с материка пришлют нового. Лучше тебя, братец, я никого здесь не знаю... На! - он шлепнул перед ним казенную печать уезда. - Старайся пореже прикладывать ее к бумагам, побольше разговаривай с людьми, у тебя это всегда хорошо получается... А теперь тащи Неякина на "Сунгари".

- Значит, отплываете?

- Да. Здесь больше нечего делать. Загляну попутно на Командоры и оттуда - прямо на Владивосток...

Стоя на палубе "Сунгари", он долго смотрел, как в изложине между сопок исчезает Петропавловск, и вытирал слезы:

- Прощай, Камчатка... прощай навсегда! (Прощайте все вы, скользящие сейчас на лыжах с высоких гор и поднимающие из морских глубин тяжкие сети; честь и хвала всем вам, выслеживающим в засаде зверя и бегущим рядом с собаками по камчатским снегам, что осыпало горячим вулканическим пеплом... прощайте все вы, прощайте!)

Был полдень, яркий и солнечный, долина сверкала, будто ее осыпали алмазами, когда Исполатов затормозил упряжку возле зимовья. Наталья припала к нему. Траппер показал на след чужой упряжки, проложившей в сугробах глубокую борозду.

-