Бородинское поле

одобрительно закивал крупной головой.

- Об этом и Жуков говорил, - так же вполголоса напомнил

Думчев.

Олег, не обращая внимания на одобрительные слова

генералов, продолжал:

- Я не однажды спрашивал себя: почему так? И кажется,

понял. В битве на Бородинском поле решались не просто

военные, тактические и стратегические, задачи. Решалась

судьба... главный идеологический вопрос нашей жизни, нашего

бытия. Судьба прошлого, настоящего и будущего. Бородинское

поле выступало глубоким символом.

Он сделал паузу и обвел жарким и чуточку задумчивым

взглядом всех присутствующих. Цветущий и обаятельный,

умеющий держаться с достоинством и тактом, он внушал к

себе уважение.

- Случайно или не случайно, - продолжал приветливо и

твердо, - сегодня здесь собрались участники боев на

Бородинском поле, мои друзья-однополчане: Глеб Трофимович

и Александра Васильевна, Николай Александрович, Леонид

Викторович и Коля. Впрочем, Варя работала на строительстве

оборонительных сооружений непосредственно на

Бородинском поле... Я предлагаю этот тост за вас, солдаты

Бородина, за ваше здоровье.

Все выпили, но Олег продолжал стоять. После

небольшой паузы он снова заговорил:

- Я не закончил свою мысль. Мне кажется, что

Бородинская битва, в большом, широком смысле, не

окончилась ни тогда, в сорок первом, ни в сорок пятом. Она

продолжается. Продолжается в плане идеологическом,

политическом, дипломатическом. Продолжается сегодня, и мы,

все здесь присутствующие, участвуем в этой битве. Потому что

архитектура - это тоже часть идеологии, и высотные здания, о

которых мы часто говорим, и гостиница "Россия" сегодня стоят

на переднем крае этой борьбы. И будем откровенны: если

тогда, в годы войны, мы все находились на одной стороне

фронта, то сегодня, к великому сожалению, некоторые

оказались по другую сторону баррикад...

- И здесь присутствующие? - прервал его недружелюбно

Брусничкин. А по лицу Орлова, словно тень от облаков,

пробежала ничего не говорящая улыбка.

- О присутствующих не говорят, - мягко и сдержанно

ответил Олег, но изрядно захмелевший Брусничкин уловил в

его ответе скрытую иронию.

- Почему же? Скажите, сегодня вам все дозволено,

сегодня ваш праздник, вы юбиляр, хозяин, - настаивал

Брусничкин слегка заплетающимся языком.

Варя предупредительно и укоризненно посмотрела на

мужа, и взгляд ее призывал к благоразумию. Олег понял этот

взгляд, но сознание собственной правоты и задиристый тон

Брусничкина подмывали его на обострение. Какие-то секунды

он мучительно боролся с собой. Уголки губ его дрогнули, злой

свет вспыхнул в его больших лучистых глазах. Он посмотрел

на Ариадну и увидел в ее глазах испуг.

Совершенно трезвая, Ариадна мгновенно оценила

назревающий конфликт, стремительно встала с фужером вина

и, подняв его высоко над столом, торжественно провозгласила:

- Предлагаю тост за настоящих мужчин!

- Правильно, Ариадна Павловна, - решительно

поддержала Варя, и лицо ее просияло тихой радостью. - За

мужчин!

Штучко облегченно вздохнул. Коля, огорченный тем, что

все мирно уладилось, посмотрел на Ариадну с досадой,

сделался мрачен и молчалив. Орлов всем своим видом

выражал учтивое безразличие и погружался в себя, а его

супруга испытывала легкое смятение. Валя, чокаясь с

Думчевым и Колей, одобрительно улыбаясь, негромко сказала:

- За вас, настоящие мужчины, - и отпила несколько

маленьких глотков золотистого токая. Она не желала острой

стычки Олега с Брусничкиным. Олег, чувствуя настроение

гостей, почтительно развел руками и сел. На розовом

приветливом лице его распласталась вежливая улыбка.

Тост Ариадны тем не менее не ввел Брусничкина в

заблуждение. Он считал, себя глубоко оскорбленным, ему

казалось, что Олег имел в виду именно его, говоря о тех, кто

оказался по другую сторону идеологических баррикад. И он

должен, обязан расквитаться или, по крайней мере, заставить

слишком самонадеянного Остапова поставить точки над "i" и

довести разговор до конца.

Борис Всеволодович не хотел скандала в своем доме,

тем более в такой праздничный день - юбилей сына. Он знал

прежнего Брусничкина по непродолжительной совместной

работе в военном госпитале осенью сорок первого, знал и

Брусничкина послевоенного образца по нелестным рассказам

сына. Он был совершенно независим во взглядах и суждениях,

не всегда разделял мнение даже своих близких - Людмилы и

Олега. Тем не менее Брусничкин не вызывал в нем симпатии:

как тот, давний, военного времени, так и в особенности

настоящий - самоуверенный и заносчивый деятель,

примазавшийся к архитектуре по воле случая или холодного

расчета. Поймав в глазах Брусничкина беспощадную

решимость, Борис Всеволодович поднялся, весело посмотрел

на Леонида Викторовича и заговорил густым басом:

- Друзья! Я хочу провозгласить тост за нашего

уважаемого председателя, президента или, по-кавказски,

тамаду, который отлично справился со своими весьма и

весьма сложными обязанностями. Я давно знаю Леонида

Викторовича, без малого тридцать лет, знаю его как бойкого

организатора, веселого и находчивого. Позвольте от вашего

имени сказать ему спасибо и выпить за его здоровье.

Знал старик Остапов слабинку в характере Брусничкина -

самовлюбленность и тщеславие - и вовремя ударил по

струнам этой слабинки. Струны зазвенели и высекли на

плоском холодном лице Леонида Викторовича веселый блеск и

умиление, а толстые алые губы его задрожали в жалкой

улыбке, и он засмеялся с притворной обидой:

- Как я понимаю, за тамаду пьют последний тост. Таков

обычай. Выходит, вы решили мне дать отставку.

- С почетом на пенсию, - насмешливо улыбнулся Думчев.

- По возрасту и состоянию здоровья, - колюче добавила

Ариадна.

В глазах Брусничкина, устремленных в пространство,

потухла веселая искра, он лишь мельком с укором взглянул на

жену и сказал вялым голосом:

- Согласен, согласен, уйду не ропща, без гнева и печали.

И он действительно ушел неуверенной походкой,

цепляясь за предметы, попадавшиеся на его пути. Варя на

правах хозяйки вышла вслед за ним и предложила ему

отдохнуть в одной из комнат. Отставной тамада не возражал.

Дело шло к финишу. Постепенно гости начали выходить

из-за стола, разбрелись по саду группками, потекли уже не

общие разговоры. Встревоженный Штучко упрекал дочь:

- Ты выпила фужер вина, целый фужер!

- Выпила, - отчужденно и резко соглашалась Ариадна.

- А как же ехать? Ты за рулем!

- Я не поеду: мой пассажир не транспортабелен.

- Ну а обо мне ты подумала? Мне завтра на работу, у

меня совещание. Я не могу опаздывать на совет, - напомнил о

себе Штучко.

Но Ариадна быстро нашла выход из положения,

предложив Орловым "прихватить попутный груз". Валя

уезжала на электричке.

- Тебя Коля проводит до платформы. Вместе с ним и

поедете, - сказала Варвара Трофимовна, вручая ей гвоздики.

- Коля? Где Коля? - позвал Олег.

Коли не было, Коля куда-то исчез. Пришлось Олегу

провожать Валю. До платформы двадцать минут нормальной

ходьбы, а они шли полчаса. Шли медленно и большей частью

молчали. Молчали потому, что многое хотелось сказать друг

другу, но необходимые слова еще не созрели, их время не

пришло.

- Как с эскизами? - спросил Олег. Речь шла о фресках и

мозаике для подгорской гостиницы.

Эскизы готовы, но меня гложут сомнения.

- Надо посмотреть и решать. Сроки поджимают.