Шагай вперед, мой караван... (СИ)

Вся очередь, затаив дыхание, наблюдала за этой сценой. Нина была в шоке.

Их сын испуганно и удивленно смотрел на отца, которого двое военных брали, как в клещи, под руки. Зашмыгав носом, он готов был уже зареветь или истошно крикнуть: “Папа!”. Но мать вовремя зажала ему рот ладонью, шепнув:

- Молчи! Ради Бога, молчи.

Уже уводимый пограничниками, Гарри обернулся через плечо, встретившись взглядом с женой. Это был взгляд зверя, угодившего в капкан.

Мать с сыном благополучно прошли паспортный контроль. Алекс ждал их в общем зале. Гарри нигде не было. Расплакавшись на плече старого друга, Нина рассказала ему обо всем, чему сама стала свидетельницей. Больше она ничего не знала. Алекс помрачнел, сразу сообразив, чем все это пахнет. Нина упорно ждала, не теряя надежды, что Гарри вот-вот появится, и не желала двигаться с места. Зал ожидания медленно пустел, затем заполнился снова, но то были уже пассажиры с другого рейса, из другой страны.

- Пошли к машине, - сказал Алекс. - Торчать здесь бессмысленно. Будем искать концы.

Гарри продержали несколько часов в аэропорту безо всяких объяснений, а потом, в числе других задержанных, вывели из здания и с холодной вежливостью предложили занять место в вене, на котором крупными буквами был выбит трафарет: “Federal services”. Вен, как понял Гарри уже оказавшись внутри, не имел окон. Сидеть нужно было на узких лавках, расположенных боком. Водитель так резко рванул с места, что все посыпались друг на друга. Вен дергало и швыряло всю дорогу. Транспортные средства “Федеральных служб” не подчиняются общепринятым правилам уличного движения - ездят, где хотят и как хотят, в том числе и на красный свет. Создавалось впечатление, что водитель, пользуясь этим, намеренно измывался над своими пассажирами.

После полуторачасовой пытки машина, наконец, остановилась. Послышался лязг отодвигаемых ворот. Но задержанных, отбивших в дороге себе все бока, а кто и носы, выпускать не торопились. Когда же двери распахнулись, Гарри зажмурился - в глаза ударил ослепляюще яркий солнечный свет. Выбравшись из вена и оглядевшись по сторонам, он понял, что доставлен в тюремного типа зону с дозорным на верхушке сторожевой башни, отгороженную от внешнего мира высокой металлической сеткой. Новичкам вежливо предложили пройти в приемный пункт, где их заставили до гола раздеться и сдать под расписку все, имеющиеся при них вещи, одежду и ценности. Им выдали униформу ярко оранжевого цвета, кеты и пакет с бельем. Каждому в отдельности был задан вопрос, не желает ли он выполнять в лагере какую-нибудь работу на выбор - на кухне, в прачечной, в саду, в мастерских, в библиотеке, в мед.пункте. Лишь один ответил согласием и тут же был отделен от группы. Ему на запястье нацепили красный пластиковый браслет. Остальных пометили браслетами белыми.

Вооруженный автоматом конвоир строем провел их через всю территорию к большому деревянному ангару и с грохотом запер за ними сетчатые ворота. Остановившись посреди просторного, светлого барака, Гарри исподлобья огляделся. Цементный пол под ногами, узкие столы в проходе с приваренными к ним лавками, окна, как ни странно, без решеток. Справа и слева вдоль стен двухэтажные нары, с которых на новичков смотрело с полсотни пар глаз.

Долго не раздумывая, он поспешил занять свободное нижнее место. Нары представляли собой конструкцию из металлических труб и стального листа, прикрытого тонким паралоновым матрацем в клеенчатом чехле. Кляня весь мир и себя, он расстелил две, выданные ему, простыни. Наволочки в комплекте не оказалось, поскольку сама подушка, как выяснилось, не была предусмотрена.

Покончив с постелью, Гарри отправился на поиски туалета, будучи почти уверен, что найдет нечто непотребное. К его удивлению, душевые и туалетные комнаты вполне соответствовали американским стандартам гигиены. В конце барака, за стеклянной перегородкой сидел надзиратель.

Вернувшись на свое место, Гарри сел на нары, обхватил голову руками и застыл в такой позе на несколько часов.

- Эй, брат, - окликнул его пожилой китаец с соседних нар.- Ты бы ложился спать. Подъем-то у нас в пять утра.

- Курить ужасно хочется, - пожаловался Гарри.- А сигареты они отобрали.

- Нет-нет-нет! - испуганно замотал головой китаец. - Курить здесь нельзя. У них с этим строго. Придется отвыкать.

- Дурак! - пробормотал по-русски Гарри. - Ты решил, что я сюда на всю жизнь пожаловал. - И снова по-английски спросил: - Какого черта в такую рань поднимают?

- У них одна столовая на весь лагерь. Кормят в две смены. Кто отказался работать - идет в первую, - ответил тот и повернулся на другой бок, давая понять, что разговор окончен.

Уснуть Гарри так и не удалось. Хотелось есть. Хотелось курить.Узкие жесткие нары только мучили и раздражали. Вместо подушки он подложил под голову полотенца и чистые комплекты белья, но и это не спасало. Спать ему не давали не столько внешние неудобства, сколько злость и тяжелые мысли. Под утро, когда глаза его наконец начали слипаться, грубый резкий голос возвестил подъем. Шатаясь и матерясь, забыв взять полотенце, он побрел за всеми в туалетно-душевой отсек. Китаец подсказал ему, что на сборы отводится всего 20 минут и совсем не обязательно стремиться с утра попасть в душ, так как времени у них тут, хоть отбавляй, а душевые всегда в их распоряжении.

Обитателей барака строем погнали в столовую. Солнце еще не встало. Гарри поежился от ночного холода. Чувство голода прошло. Безумно хотелось спать. Завтрак оказался обильным и, судя по виду, вкусным, но он не привык так рано есть и практически ни к чему не притронулся. Их строем вернули обратно. Сетчатые ворота снова с грохотом захлопнулись. Не раздеваясь, он свалился на нары и мгновенно вырубился.

Проснулся Гарри от того, что китаец тормошил его за плечо. Со злости он чуть не двинул его в челюсть.

- Отвяжись, узкоглазая образина! - рявкнул он с просонья, к счастью, по-русски.

- Вставай, брат, - сказал китаец. - Час прогулки. Всего один час. Потом жалеть будешь, если не пойдешь.

Гарри, как мешок, сполз с нар. Лицо у него так отекло, что определение “узкоглазая образина”сейчас больше подходило ему самому. Из барака он вышел последним. Ярко светило солнце. Было жарко. Теперь он мог уже повнимательнее осмотреться и составить себе представление, куда угодил. Бараков-ангаров, расположенных попарно и изолированных друг от друга, было больше дюжины. Территория лагеря оказалась благоустроенной настолько, что ей мог бы позавидовать любой дом отдыха советского периода. Здесь было много зелени, деревьев, ухоженных, аккуратно подстриженных газонов. Для любителей активного отдыха - несколько спортивных площадок. Для предпочитающих духовную пищу - библиотека. Здесь же, на территории, как ему рассказали, был банк, где обитатели лагеря могли снять со своего счета деньги. И магазин, где они могли эти деньги потратить - на что угодно, только не на сигареты! А так же имелся клуб, медпункт и церковь, в которой проводились службы для всех религий.

Гарри мерил шагами тенистую аллею, угрюмо глядя себе под ноги.

- Ты армянин? - услышал он вопрос, заданный по-армянски.

И, не поднимая головы, также угрюмо буркнул:

- Что надо?

- Новенький?

- Угу.

- Присаживайся, поболтаем.

- О чем нам болтать.

Он, наконец, поднял голову. Окликнувший - низкорослый, лысеющий, черноглазый, произвел на него благоприятное впечатление. Подумав с минуту, Гарри подсел к нему на лавку.

- Меня Ашотом зовут. А тебя?

- Гарри.

- Это хорошо, Гарри. А то тут все друг для друга “братья”. А какой мне кореец или мекс брат? Значит, говоришь, первый день ты здесь.

- Не говорил пока, вроде. Ну первый.

- Чего от работы отлыниваешь?

- А это откуда тебе известно?

- Ясное дело, по браслету.

Только сейчас Гарри заметил, что у его нового знакомого браслет был красного цвета.

- Я не собираюсь здесь задерживаться.

- А ты думаешь, мы собирались? Ты горяченький еще. Не врубаешься. Месяца два-три-четыре, как пить дать, продержат. Так что готовь себя к этой мысли заранее.