Выбор Донбасса

«Гром» пришёл поговорить о мировой политике, о духовных исканиях, о придворных интригах, о королях и капусте. Но вообще, предполагалось, что он докладывает оперативную информацию.

— Они заменили всех англосаксов на поляков и прибалтов. Блэквотерсы и все остальные своих бойцов вывели. Ещё артиллерия у них появилась иностранная.

— Это как? — первый оперативник, который за полтора месяца наслушался историй о королях и капусте на год вперёд, старался выглядеть заинтересованным и умным, чтобы не обидеть заслуженного командира. Борю он, на самом деле, уважал, потому, что Боря, может, и отличался несколько неумеренной фантазией, но зато умел бесшумно двигаться на пересечённой местности, чуял растяжки и в рискованные рейды ходил с видимым удовольствием.

— Они стали по-другому стрелять совсем. Так стреляет арабская артиллерия, я знаю точно. Мы, когда в Египте были на задании, видели, как они работают. Ни с чем не спутаешь.

— А что, Боря, у арабской артиллерии какой-то особый почерк стрельбы?

— Ну да, а как же! Они теперь чётко работают по квадратам, кладут вот так, так и так, — Гром посредством пальцев и поверхности стола реалистично изобразил характер попаданий артиллеристов по боевым порядкам ополчения, — а потом они смещаются и уже отсюда делают вот так и вот так. Я вам точно говорю — у них там арабские наёмники теперь. Они бы сами так не смогли.

Возникла пауза. Обитатели кабинета, считающиеся одновременно и разведчиками, и контрразведчиками, внимательно рассматривали мужественное лицо «Грома» и впечатляющую картину артналёта, воспроизведённую им только что.

— Боря, знаешь, последние великие победы арабской артиллерии относятся где-то к XIV веку, кажется, что-то связанное с Кордовским халифатом...

— Да вы просто не понимаете! Раньше они стреляли как попало, а теперь вот так и вот ещё так! — Боря для убедительности снова повторяет на столешнице свою комбинацию из пальцев и листиков.

— Не, это понятно. Но, может, просто молодой украинский лейтенант нашёл старое, советское пособие по стрельбе и сделал всё так, как рекомендовал делать преступный коммунистический режим?

— Нет, исключено. Арабская артиллерия точно так же стреляла и в Египте. Наши так не могут. Это их школа, арабская. Я ж говорю, что видел это всё, знакомый стиль.

— И как? Успешно?

— Конечно! Знаешь, как они тогда жидам наваляли на Синае?

— Боря, а ты какого года рождения?

— 1972. А что?

— Да не, просто спросил.

Второй контрразведчик, не доверяя собственной памяти, тихонько ввёл во всезнающий «Яндекс» поисковый запрос, и уже через несколько секунд бегло просматривал историю Арабо-Израильских войн. По всему выходило, что младенец Борис под бомбами израильского агрессора подносил снаряды доблестным арабским артиллеристам, ведущим бои по освобождению пустынного Синайского полуострова. Мало того, что подносил, так ещё и запомнил, как и куда они стреляли. И всё это — с редкими отрывами к мамкиной титьке. Впрочем, в ополченцах кого только не встретишь. В том числе и боевых карапузов, воевавших в самых экзотических местах и подразделениях.

— Ну, хорошо, пусть будут арабские артиллеристы — оперативник поднял руки, сдаваясь под напором опыта и ценных сведений.

— А вот ещё про наёмников. Там мой снайпер китайца ... — начал было Борис, не обращая внимания на исказившееся мукой лицо собеседника. Но, небеса, видимо, услышали беззвучный вопль и во спасение нервов послали господам офицерам спасительный телефонный звонок.

— Что? Кого задержали? Ну, так везите сюда. Ну да, в их машине и везите. Нет, мешки на голову не обязательно. Давай, ждём.

— Что там?

— Взяли магазинщиков на блокпосту. Сейчас привезут. За товаром ехали.

— Так я за китайца... — Боря, как всегда был настойчив.

— Ой, Боря, ты извини, мы сейчас будем заняты, давай в другой раз.

— Не, ну снайпер же мой его снял, вот, он у него монетку из кармана... А там ещё негры были!

— Давай где–то через пару часов, Борь, ну реально заняты.

— Ну, давайте. Я, как раз, монетку принесу, сами увидите. Китайский наёмник, точно. Они на нашу Сибирь зарятся...

Клацая прикладом об ножки стола «Гром» встаёт, но продолжает на ходу рассуждать о коварстве китайской военщины, происках жидомасонов и всего мирового олигархата. Аккуратно протискиваясь в дверь, он логично переходит к искажённой и оболганной иудеями древней истории славяно-ариев и, провожаемый сочувственными кивками, исчезает в коридоре. Он реально очень крупный, а борода, разгрузка и берцы увеличивают его раза в полтора. Когда за Борей закрывается дверь, первый контрразведчик, бабушку которого зовут Фира Соломоновна, важно гладит себя по лысине и поднимая очи горе:

— Мы — повсюду. Нет от нас житья простому русскому человеку, даже в Новороссии.

— Когда обрезание примешь, тогда и не будет житья.

Минут через двадцать прибывает ополчение — два сильно не бритых мужика в относительно новой «флоре» и с карабинами СКС. Первым они заводят в кабинет высокого мужчину с густой гривой волос в стиле 1960–х. Мужчине чуть за полтинник, он мог бы выглядеть мужественно, но отвислый, безвольный животик, сутулость, нервные пальцы портят впечатление. Рельефные скулы, загорелость, чётко очерченный подбородок могли бы сделать его имидж более фактурным, но водянистые, голубенькие глазки напрочь всё перечёркивают. Мужчина боится и нервничает. Когда-то он действительно был председателем небольшого колхоза, выступал на собраниях, даже ездил на партийные конференции в область, был на хорошем счету, но коммунизм закончился, а коммунист превратился в коммерсанта.

Теперь в его магазине отоваривались украинские воины. Они заказывали ему продукты и хорошую водку, за которыми он вынужден ездить с оккупированной территории, на свободную, контролируемую ополчением.

Председатель прекрасно знал, чего от него хотят эти двое в пыльном кабинете с портретом Дзержинского и это знание только усугубляло его страдания. Он просто хотел жить, так, чтоб его никто не трогал. Он по-своему честно любил Ленина, кумачовые транспаранты и марксизм-ленинизм. Когда всё это отменили — он также честно стал любить жёлто-голубой флаг, мову и Шевченко. Флаг он аккуратно вывешивал на магазине к праздникам, вставляя в тот же флагшток, в который раньше вставлял красный. Никакого фанатизма в нём не было — просто нужно было как-то выживать, кормить семью. Вот и всё.

Сотрудничать? Ну да, конечно, помогу... Расположение постов? Нет, не в курсе. Имена офицеров? Не знаю. Дислокация артиллерии? Не, не видел. Танки? Ой, не помню даже. А так да, помогать готов.

Разговор длился больше часа и глаза первого оперативника начали превращаться в тусклые стекляшки, что свидетельствовало о глубоком, внутреннем желании срочно заняться радикальной коррекцией несовершенного, внешнего мира. И начать эту перестройку следовало с кардинального форматирования унылого председателя, сжавшегося на стуле. Желание было острым, но сдержать его удалось.

— Федя!

Из коридора в кабинет вдвинулся Федя, которому было поручено транспортировать председателя в подвал, а на его место доставить председательскую жену.

Женщина оказалась статная, кареглазая, довольно высокая — характерный типаж донской казачки. Инициативу она немедленно взяла на себя.

— Шо? Да ну, хлопцы, да я ж вижу, откуда вы. А шо надо? Ой, ладно вам, шо я, не понимаю. Вы говорите, шо сделать, не пожалеете. Кто? Муж? Ой, да шо вы с ним время тратили, оно ж ни бэ, ни мэ. Вы со мной разговаривайте. Шо надо? Гранату бросить танку в люк — я брошу. Мину — не, сама не смогу, вы покажите сначала — я им поставлю. Да оно ж твари, бандерня. Не, не жалко. Гранату дайте, или две. Я сегодня же брошу им в танк. Он вечером с открытыми люками, там их механик дрыхнет. А гаубицы у них ось тут, в балочке, под вышкой. Есть карта? Я покажу. Ага, вот здесь. И вот тут, в посадке. Вот тут ферма, а вот дорога и по-над посадкой у них самоходки ещё. Не, точно не танки, это самоходки.