Горькая радость

Китти осторожно протянула к коту руку.

— Привет, Берт.

Пара ярко-зеленых глаз смерила ее оценивающим взглядом. Уж этого кота никак не назовешь бессловесной тварью!

— Тебя одобрили, — усмехнулся Джек.

— Откуда ты знаешь?

— Он все еще здесь и не сдвинулся с места. Будь здесь Эдда, давно бы смотался.

— Кстати, об арабских скакунах. Ты хочешь сказать, что у принцесс из частных школ по-прежнему имеются папочки, готовые дарить им все, что они захотят? Включая лошадей для конных прогулок?

— Но ты же сама была принцессой из частной школы.

— Да, но лошадьми была одержима Эдда. Я их боялась.

— Я знаю, но можешь не переживать. На машине ездить сподручнее.

Утренний чай здорово затянулся. Они успели поговорить обо всем — об Эдде, слабоумии Мод, новой больнице. Словно два старых друга, встретившихся после десятилетней разлуки. Джек показал Китти дом и представил ее двум своим овчаркам, Альфу и Дейзи, которых он не пускал в комнаты. Ее предложение помыть посуду было решительно отвергнуто.

— Придешь опять пить чай с лепешками? — спросил он, провожая ее до машины. — Обещаю, в следующий раз от меня не будет нести лошадиным потом.

— Через неделю в это же время? Это не слишком скоро?

— Нет, в самый раз. Будем пользоваться ситуацией, а то я часто уезжаю продавать лошадей.

— Договорились, на следующей неделе. И спасибо тебе, Джек.

Как только машина тронулась с места, Джек повернулся и пошел в дом, что несколько задело Китти. Ей было бы приятнее, если бы он проводил взглядом ее отъезжающую машину. Но он этого не сделал, да и с какой стати?

Мысли Китти неизменно возвращались к Джеку, который еще со времен Тамберлины не сходил с орбиты, проложенной вокруг семейства пастора, неся на своей спине внушительных размеров объявление: «Зарезервировано для Эдды». Но Эдда его не оценила, она просто держала его рядом, пользуясь от его щедрот: сначала это была Тамберлина, потом чисто плотские утехи. А потом все карты смешала Грейс, которой он тоже был нужен, но не для плотских удовольствий, а чтобы починить курятник или выкопать картошку. Бедный Джек! Раздавленный и униженный сестрами Латимер, которые даже не сознавали, что творят.

Обе они не были готовы к мужской любви, особенно Эдда, которая считала себя холодной и неспособной разделить пылкие чувства. А ведь Джек Терлоу ее любил — можно не сомневаться! Он тоже Бердам, но полная противоположность Чарли. Человек, неразрывно связанный с землей и, в отличие от Чарли, полностью довольный своей судьбой.

Китти вспомнила, как Эдда упрекала его в отсутствии амбиций, но ведь он просто равнодушен к деньгам, а это такая редкость! Не подозревая, что Джек ее любит, Эдда отправилась на поиски счастья, сжигаемая страстью к медицине. А Китти, проведя всего два часа в обществе Джека, сумела разглядеть в нем человека, ставшего частью природы и умеющего понимать язык земли, воды, ветра и даже огня. Ничего не боящегося и не просящего.

Как странно! Всю жизнь Китти окружали люди, стремившиеся к недостижимому и отчаянно боровшиеся, чтобы его заполучить. Поверженные наземь, они с трудом поднимались и снова пускались в погоню за химерами. А вот Джек Терлоу вряд ли унизится до такого.

Эдда всегда говорила, что он простоват, то есть не очень умный. Тафтс утверждала, что он надежный, в том смысле, что у него есть чувство чести и ответственности. Грейс повторяла, что он сама доброта, имея в виду его готовность положить себя на ее алтарь. Пастор называл его хорошим малым, но сожалел, что он не ходит в церковь, лишая себя возможности попасть в рай. А какого мнения был о своем кузене Чарли? С трудом вспомнив, кто это такой, он заявил, что этот простофиля не способен ни к политике, ни к коммерции и обречен всю жизнь оставаться на задворках жизни, а потому вообще не заслуживает внимания.

Китти искренне жалела Джека, и ее мучила совесть — подобно Эдде и Грейс она была слепа и равнодушна к его горестям, словно их не существовало вовсе. А ведь он ждал и надеялся все эти годы, пока Эдда не вышла замуж. А когда понял, что Эдды ему не видать, обратил свой взор на ее сестру-близнеца. Его болезненно уязвил ее публичный отказ, но он не стал попрекать судьбу и в глазах Корунды приобрел ореол жертвенности и благородства.

После встречи с Джеком Китти неожиданно прозрела. Собственные переживания уже не казались полной катастрофой. Сумел же Джек излечиться от ран, нанесенных Эддой, не ожесточившись. Он остался самим собой — человеком, навеки обрученным с землей и населяющими ее существами.

Теперь каждую среду она будет пить чай с лепешками на его кухне, говорить «привет» Альфу и Дейзи и умасливать Берта, сидящего на коленях у хозяина. Он будет для нее гранитной скалой в море зыбучего песка.

Китти остановила машину и стала смотреть на угрюмые выбеленные снегом горы, над которыми нависло свинцовое небо. С него лениво падали мокрые хлопья снега, беззаботно кружась, прежде чем уйти в небытие. Какая красота!

Придя вечером домой в компании Доркас, Чарлз совершил свой обычный ритуал: чмокнул жену в щеку и спросил, как прошел день. Но Китти, слегка отшатнувшись, холодно промолчала.

Пока Чарлз готовил у буфета аперитив, Доркас уселась в «свое» кресло, не показывая виду, что от ее зорких водянистых глаз ничего не укрылось. Она боялась огорчить Чарли, который не любил, когда она анализировала поведение Китти.

— Вы прекрасно выглядите, Доркас, — заметила та, чтобы ее подбодрить.

— Благодарю вас, Китти! — несколько рассеянно отозвалась мисс Чендлер, размышлявшая над увиденным: почему Китти так явно игнорирует мужа?

— Вы очень точно схватили все нюансы, — продолжала Китти с благожелательной улыбкой. — Строгое щегольство, которое пойдет на ура в Мельбурне. Этого места я всегда боялась. У меня слишком вычурный стиль для тамошних женских вкусов, а вы угодили в самую точку. Не пройдет и года, как все политики начнут искать себе женщин-консультантов, столь же элегантных, умных и в то же время скромных, как несравненная Доркас Чендлер.

В настороженных глазах Доркас промелькнул целый сонм эмоций, мозг ее работал со скоростью падающего метеора — как реагировать на поведение Китти? К чему она клонит? Ее босс стоял к ней спиной и не спешил на помощь.

— Вам не кажется, что синий цвет немного темноват? — наконец проговорила она.

— Нет, у него прекрасный оттенок. Он ультрамариновый, а не темно-синий. Можете мне поверить — самой мне, может, и не хватает вкуса, но других я оценить способна.

Чарлз наконец повернулся.

— Абсолютно верно, — подтвердил он, подавая мисс Чендлер стакан с хересом. — Да, Доркас, ультрамариновый вам к лицу.

Китти лишь холодно улыбнулась.

«Ах ты, сука! — мысленно выругался Чарлз. — Теперь ты даже перед посторонними не скрываешь, что тебе на меня наплевать. Что вдруг произошло? Пора настоять на своих супружеских правах».

Но Китти его опередила. Не закончив ужин, она пожаловалась на головную боль и ушла спать. Чарлз остался в обществе Доркас.

— Я видел, что ей не по себе. Иногда головная боль бывает предвестницей эпилептического припадка.

— Ну да, вы же доктор, — сдержанно произнесла Доркас, откладывая нож и вилку. — Все, мне достаточно. Иногда я чувствую себя страсбургской гусыней.

— Пью за эту прекрасную птицу, — произнес Чарлз, поднимая стакан. — Все почему-то забывают, что гуси ближайшие родственники лебедей.

Доркас подумала, что пора сжигать корабли — если этого не сделать, ситуация с Китти выйдет из-под контроля.

— Можете стереть меня в порошок, Чарлз, это ваше право, но я все-таки скажу — с вашей женой не все в порядке, — заявила она без тени извинения в голосе. — Похоже, она очень несчастна.

Момент был выбран удачно. Чарлз опустил плечи.

— Да, я и сам это вижу. Она обожает детей и хочет иметь собственных, но у нее все время выкидыши.

— А! Вот почему она ходит в приют.