Прогулки пастора

Даль Роальд

Прогулки пастора

Роальд ДАЛЬ

ПРОГУЛКИ ПАСТОРА

Перевод Н. Рахмановой

Мистер Боггис вел машину неторопливо, удобно откинувшись на спинку сиденья, выставив локоть за спущенное боковое стекло. Какая красота за городом, размышлял он, как приятно опять видеть признаки лета. Особенно первоцветы. И боярышник. Боярышник буйно цвел белыми, розовыми, красными шапками вдоль изгородей, а внизу, перед кустами, желтели маленькие оазисы первоцветов - неописуемая красота!

Он снял одну руку с руля и закурил сигарету. Теперь, сказал он себе, лучше всего взобраться на вершину Брильского холма. Он видел его перед собой, до него было примерно полмили. А вон та кучка домиков среди деревьев на самом верху, наверное, и есть деревня Бриль. Превосходно. Не так часто его воскресные участки расположены на такой славной, удобной для работы возвышенности.

Он въехал на холм и, чуть-чуть не доезжая до самого верха, затормозил на окраине деревни. Затем вылез из машины и огляделся. Под ним, далеко внизу, как громадный зеленый ковер, расстилалась вся местность. Видно было на многие мили вокруг. Идеальная точка обзора. Он достал из кармана блокнот и карандаш, прислонился к багажнику и медленно обвел опытным глазом открывшийся ландшафт.

Так, внизу, справа, ближе к полям, виднеется среднего размера фермерский дом, к нему от главной дороги ведет проселочная. Еще дальше стоит дом побольше. Кроме того, имеется особняк, обсаженный высокими вязами, не исключено, что стиля эпохи королевы Анны. Вдали, по левую руку, - две многообещающие фермы. Всего пять усадеб. В том направлении, пожалуй, и все.

Мистер Боггис набросал в блокноте приблизительную схему расположения хозяйств, чтобы легче найти их, когда он спустится вниз. Затем опять сел в машину, доехал через деревню до вершины и взглянул вниз по другую сторону холма. Там он обнаружил еще шесть возможных объектов - пять фермерских домов и большущий белый, в георгианском стиле. Некоторое время он изучал георгианский особняк в бинокль. Выглядел он опрятным и зажиточным, и сад ухоженный. Жаль. Мистер Боггис исключил его сразу - к зажиточным обращаться не имеет смысла.

Стало быть, на этом участке десять подходящих объектов. Десять славное число, решил мистер Боггис. Как раз хватит на то, чтобы поработать без спешки вторую половину дня. Который сейчас час? Двенадцать. С удовольствием выпил бы кружку пива в деревенском трактире, прежде чем приступить к обходу, да по воскресеньям пивные открываются только в час дня. Ну ничего, выпьет попозже. Он взглянул на свой набросок и решил начать с дома эпохи королевы Анны, обсаженного вязами. В бинокль он выглядел обнадеживающе ветхим. Его обитателям, скорее всего, деньги не помешают. Во всяком случае, с королевой Анной ему всегда везло. Мистер Боггис опять забрался в машину, отпустил ручной тормоз и, не включая мотора, стал потихоньку скользить вниз с холма.

Если не считать того, что в данный момент мистер Сирил Боггис выступал в обличье священника, ничего зловещего в нем не было. По профессии он был торговцем старинной мебелью, имел в Челси, на Кингз-роуд, собственную лавку с выставочной комнатой. Все помещение было невелико, и дело его не отличалось большим размахом, однако, благодаря тому что он неизменно покупал очень и очень задешево, а продавал очень и очень задорого, он ухитрялся ежегодно зарабатывать вполне приличную кругленькую сумму. Он обладал особым, полезным для торговца даром и, продавая или покупая какую-нибудь вещь, умел с легкостью войти в любую роль в соответствии с типом клиента. Он мог быть серьезным и обаятельным с пожилыми, подобострастным с имущими, рассудительным с набожными, властным с нерешительными, игривым с вдовами, лукавым и дерзким со старыми девами. Он прекрасно отдавал себе отчет в этом своем даре и бессовестно использовал его при каждом удобном случае. Частенько после особенно удобного представления он с огромным трудом удерживал себя от того, чтобы не повернуться и не отвесить поклон-другой в ответ на гром аплодисментов, раскатывающихся по залу.

Несмотря на свое внешне нелепое лицедейство, мистер Боггис отнюдь не был дураком. Некоторые даже считали, что он, как никто другой в Лондоне, разбирается во французской, английской и итальянской мебели. Он также обладал на редкость хорошим вкусом и быстро распознавал и отвергал неудачно выполненную вещь, какой бы подлинной она ни была. Больше всего он, естественно, любил работы великих английских мастеров восемнадцатого века, таких, как Инс, Мэйхью, Чиппендейл, Роберт Адам, Мэнверинг, Иниго Джоунз, Хепплуайт, Кент Джонсон, Джордж Смит, Локк, Шератон и прочие, но даже и тут он бывал иногда очень строг. Он, например, никогда не допускал в свой выставочный зал ни одной вещи Чиппендейла китайского или готического периода, и то же относилось к некоторым более тяжеловесным итальянским образцам Роберта Адама.

В последние годы мистер Боггис снискал немалую славу среди товарищей по профессии благодаря своей способности поставлять с поразительной регулярностью необычные и зачастую редчайшие образцы мебели. Он, казалось, имел неиссякаемый источник поступлений, что-то вроде личного склада, куда всего только и требовалось съездить раз в неделю и забрать желаемое. Но когда бы его ни спросили, где он взял ту или иную вещь, он загадочно улыбался, подмигивал и бормотал что-то о маленьком секрете. Идея, которая лежала в основе маленького секрета, была проста и пришла ему в голову однажды лет девять назад, в воскресный день, когда он ехал в машине по сельской местности.

Он выехал утром, чтобы навестить свою престарелую мать, жившую в Севеноуксе. На обратном пути у него порвался ремень вентилятора, отчего мотор перегрелся и вода закипела. Он вылез из машины и направился к ближайшему домику, стоящему ярдах в пятидесяти от дороги, и спросил женщину, которая открыла на стук дверь, не будет ли она так любезна дать ему кувшин воды.

Пока она ходила за кувшином, он случайно бросил взгляд в приоткрытую дверь и там, в каких-то пяти ярдах от себя, увидел нечто такое, от чего пришел в безумное волнение, так что на макушке у него выступил пот. То было большое дубовое кресло, такого типа кресло он видел только раз в жизни. Каждый локотник, а также планка спинки опирались на ряд из восьми дивно выточенных стоек. Спинка была инкрустирована изящнейшим цветочным орнаментом, а сами локотники заканчивались резными утиными головками. Боже милостивый, подумал он. Да ведь это конец пятнадцатого века!

Он засунул голову поглубже в комнату, и там - Бог ты мой! - по другую сторону камина стояло еще одно точно такое же кресло!

Нельзя сказать с полной уверенностью, но два таких кресла в Лондоне, наверное, могли стоить не менее тысячи фунтов. Ах, какие красавцы!

Когда женщина вернулась, мистер Боггис представился и без обиняков спросил, не продаст ли она ему кресла.

С какой стати, сказала она. Почему бы это ей вдруг вздумалось продавать их?

Нипочему. Разве только потому, что он мог бы дать за них неплохую цену.

Интересно - сколько же? Нет, продавать она их ни в коем случае не намерена, но просто из любопытства, шутки ради - сколько бы он ей дал за них?

Тридцать пять фунтов.

Сколько?

Тридцать пять фунтов.

Надо же, тридцать пять. Так-так, очень интересно. Она и всегда думала, что они ценные. Они очень старинные. И очень удобные. Ей никак не обойтись без них, ну никак. Нет, они не продаются, но все равно спасибо.

Не такие уж они старинные, сообщил ей мистер Боггис, и продать их было бы не так легко. Просто у него как раз есть клиент, который любит такие вещи. Может быть, он даже накинет еще два фунта, - скажем, тридцать семь? Как вы на это смотрите?

Они торговались полчаса, и, разумеется, в конце концов мистер Боггис получил кресла и согласился уплатить ей менее двадцатой доли их настоящей стоимости.

В тот вечер, когда мистер Боггис возвращался в Лондон в своем стареньком пикапе с двумя баснословными креслами, удобно пристроенными сзади, его внезапно осенила, как ему показалось, замечательная идея.