Седой Кавказ

Теперь о печальном.

Дорогой брат, я не рад, что мне приходится сообщать тебе о неладном, но наша мать сказала, что шила в мешке не утаишь и рано или поздно ты об этом узнаешь. Я буду краток, тем более что многое мне самому известно только по рассказам, и я застал лишь финал этой гнусной истории.

Словом, где-то в конце июня Докуев Анасби украл Поллу Байтемирову. Мне кажется, что это известие тебя опечалит, но ты должен держаться. Как ни противилась Полла этому замужеству – оно состоялось. Будто бы растревоженный улей, носились по селу заботливые муллы и уважаемые старцы, пытаясь замять это дело и угомонить несговорчивую Байтемирову. В конце концов, не имея никакой поддержки и поддавшись вранью Докуевых, она сдалась, тем более что статус жеро к ней пристал в момент ее насильственного увоза.

Как теперь известно, не последнюю роль в этом грязном деле сыграл дядя Поллы – Овта. Ему Докуевы обещали должность замдиректора в сокодавочном цехе. Арзо, ты помнишь, что они тебе обещали за наш надел? Были еще кое-какие соблазны, в том числе и калым в размере трех тысяч рублей.

В итоге, Овта никакой должности не получил, а калым составил только одну тысячу. Правда, Докуевы подарили Полле дорогой бриллиантовый набор в виде сережек и кольца и еще понакупили несколько дорогих костюмов и обуви.

Говорят, что даже после этого Полла не давала согласия на брак перед муллой и свидетелями, и только громогласные дружные обещания Докуевых – позволить Полле закончить мединститут – побудили ее сказать «да» этому мерзавцу.

Как обычно у чеченцев бывает, после двух недель замужества о мединституте приказали позабыть, а молодые переселились в отдельную квартиру. Медовая сладость девственницы приелась, и гуляка Анасби возвратился в лоно прежней жизни – разгула и разврата. Свои пороки от жены он не скрывал, даже кичился ими, а саму Поллу он презренно попрекал бедностью и колхозным происхождением. Дошло до того, что как-то утром вернулся Анасби с очередной гулянки, и, не выходя из машины, пьяным голосом стал требовать, чтобы Полла немедленно вышла и надраила до блеска «Мерседес». Жена повиновалась, и только во дворе, подойдя с ведрами к машине, увидела, что в салоне рядом с мужем сидит хмельная блондинка с сигаретой во рту.

Полла бросила ведра и двинулась обратно, Анасби стал кричать на нее, звать обратно. Когда жена не повиновалась, он догнал ее и стал прямо у подъезда избивать, таскать за косы.

С посиневшим лицом Полла приехала в Ники-Хита. В тот же день за ней примчались Алпату и Домба и, слезно извиняясь, попросили ее вернуться.

Вновь Полла сдалась, и сдалась не на уговоры Докуевых, а на плач своей матери, которая буквально в ногах ее валялась, умоляла вернуться к «сытому корыту, к крыше над головой, к обеспеченному мужу». Говорят, мать просто выталкивала ее из дому – крича, что не нужна ей жеро и позор развода. При этом присутствовала тетя Поллы: тоже поддакивала, объясняла, что все мужчины гуляки и пусть лучше Полла поборется за супруга, в крайнем случае – родит пару детей, и муженек никуда не денется – остепенится, детьми к очагу привяжется.

Короче, вернулась Полла к мужу, а тот даже в ус не дул, все так же развратничал, и к Полле стал относиться еще презрительнее, даже с похабством.

Несколько дней спустя в родительский дом Докуевых должны были прийти важные, нужные гости. Две снохи, Полла и жена Албаста, хлопотали по хозяйству. Алпату и Домба по-разному относились к невесткам: старшую не любили, а Поллу всячески лелеяли.

Ясуева не вынесла явной дискриминации и, желая унизить золовку, как бы между прочим сообщила Полле историю подаренных ей бриллиантов. Не привыкшая к роскоши, Полла не носила столь дорогие украшения и хранила их в квартире. Грязная судьба драгоценностей до брезгливости потрясла ее, и она решила немедленно пойти домой, забрать их и вернуть свекрови. Вернувшись, она застала мужа с очередной девицей вольного поведения. Появление жены Анасби даже не смутило, более того, он потребовал, чтобы она не мешала процессу «оживленного общения с интересной дамой».

Не раздумывая, Полла вызвала в квартиру двух соседей-мужчин и попросила, чтобы Анасби в присутствии свидетелей совершил йитар ^*. Разъяренный Анасби с кулаками кинулся на законную супругу, но соседи уняли его прыть. Полла повторила свою просьбу, и когда Докуев вновь принялся кричать, она стала той Поллой, которой мы всегда восхищались и удивлялись: она сама в полный голос твердо сказала: «ас хьо витна» ^*. Такого поворота событий Докуев не ожидал – это неординарное событие и крайний позор для мужчины. И пока огорошенный Анасби с раскрытым ртом водил удивленными глазами по лицам соседей, Полла быстренько собрала свой нехитрый скарб и без слез и надрыва возвратилась в Ники-Хита.

На следующее утро в село примчалась Алпату и вновь слезно умоляла Поллу вернуться. Полла и слушать не стала, поставила жирную точку на этом отвратительном эпизоде жизни.

Казалось бы, все закончилось – так нет. Пару дней спустя, ровно в полдень в дом Байтемировых ворвался пьяный Анасби и попытался уволочь Поллу с собой. На помощь сопротивляющейся сестре бросились маленькие братья. Докуев всех стал бить. На крики прибежали соседи, Анасби испугался и под удары камней и палок не столько в него, а в основном в его дорогую машину – убрался восвояси.

Когда галдеж и плач угомонились, все вспомнили о больном паралитике. Бросились к постели и обнаружили, что отец Поллы умер. Восемь лет он пролежал, мучаясь от болезни, и под конец увидел и услышал потрясающую сцену избиения детей. От перехлеста оскорбленных чувств, в смертельной агонии, кровь хлынула изо рта, носа, ушей, и теперь вслед за неподвижным телом, застыл на месте тусклый взгляд, расширенные зрачки успокоились, навсегда устремились куда-то ввысь, и только кровавые пузырьки в уголках рта, лопаясь, еще создавали иллюзию жизни.

После недели траура Полла уехала в Краснодар. Я, как и многие жители села, издали наблюдал сцену ее отъезда. Сжав под мышкой старенький пакет с вещами, понурив голову, она шла на автобусную стоянку. От прежней Поллы ничего не осталось. Куда делись горделивая осанка, уверенный, даже надменный взгляд? Как будто бы страшную болезнь перенесла она: вся съежилась, ссутулилась, похудела, а лицо бескровное, посеревшее…

Дорогой Арзо! Вот такие события произошли в последнее время, и мне кажется, что история с Поллой касается и нас. По крайней мере, Докуевы еще раз продемонстрировали свое лицо. Правда на лица люди в последнее время не смотрят – оценивают, сколько власти и денег в руках.

Кстати, на фоне Докуевских мужчин Алпату выглядела достойно, она прилюдно проклинала своего нерадивого сыночка и всячески высказывала свою любовь и уважение к Полле, принимала активное участие в траурном церемониале, и под конец во весь голос объявила что ее сын недостоин иметь такой жены, как Полла Байтемирова…

Дорогой брат, столь длинных писем я никогда не писал и теперь ты не сможешь попрекнуть меня в краткости изложения. Береги себя. Помни, что последние месяцы армейской жизни очень сложны и томительны. Так что наберись терпения, осталось немного.

До свидания. Крепко обнимаю.

07.08.1985 г. Твой брат Лорса Самбиев».

Несколько раз внимательно перечитал Арзо письмо брата, и с каждым новым прочтением на душе его становилось все муторней и печальней. Легкое недомогание, мучавшее его последние несколько дней, явно усилилось, стало сопровождаться рвотными позывами. Двое суток он не мог есть, думал, что отравился. Теперь к этому дискомфорту прибавилась новая боль, несравненно более тягостная, печальная, залезающая в глубину души.

Сейчас Арзо окончательно понял, что в армию он бежал не от Марины Букаевой и тем более не от жизненных проблем, а от самого себя, от своей внутренней раздвоенности и неопределенности. Выбор между Мариной и Поллой, между благополучием и нищетой, между топорностью и изяществом, между искусным политиканством и простодушным доверием, и в конце концов, между забронированным местом под солнцем и беспощадной борьбой на солнцепеке, предопределили его исход в армию. Это был просто побег от жизненных реалий.