Старомодная история

Последний год, пока Ленке Яблонцаи ходила в невестах и учила бессчетное количество мальчишек, скрашен был путешествием в Татры и на Адриатику, прогулками по горным лугам, лесными привалами, купаньем в волнах Ловрана и Цриквеницы. [156] Ей очень кстати были эти долгие, приятно расслабляющие летние поездки: школьная работа — не пустяк, к тому же нет вечера, чтобы она рано легла спать, бал следует за балом, ужин за ужином, концерт за концертом, матушка часто бывает в театре, ежедневно не меньше четырех часов упражняется на рояле, не отклоняет ни одного приглашения, они с Белой бывают всюду. Йожеф, когда они встречаются в обществе, не может скрыть своего дурного настроения, видя, как кружат в танце, передают из рук в руки недавнюю Золушку, нежданно-негаданно попавшую в круг богатого владельца огромного и, видимо, приносящего неплохой доход торгового дела, — Золушку, у которой на руках и на шее сверкают теперь чудесные украшения, полученные в подарок. «…Твоя красивая белокурая матушка всех покоряла своим удивительным нравом, своим юмором, она поднимала настроение в любой компании; недаром о ней говорили: если видишь, что гости сгрудились кучкой, значит, там в центре — Ленке Яблонцаи», — пишет мне бывшая однокашница матушки по музыкальной школе, Гизелла Балла, в письме от 11 марта 1976 года.

Матушка охотно проводит время с женихом; конечно, целовать себя она позволяет лишь в щечку, да и то редко, как большую награду. Бела Майтени не в восторге от ее чрезмерной сдержанности, но и не протестует: в конце концов, есть что-то трогательное в том испуге, с каким она встречает любую попытку перейти границу дозволенных приличиями взаимоотношений между женихом и невестой. Откуда ему знать, каким глубоким конфликтом обернется со временем эта боязнь близости, порожденная несчастной натурой Ленке? Трогает Белу Майтени и то, что Ленке так привязана к его сестре; он и не подозревает, что Ольга нужна Ленке не только как добрая подруга и покровительница: ее присутствие позволяет матушке не опасаться нежностей Белы, его поцелуев и прикосновений. Летний отдых с Ольгой делают таким чудесным не только море и горы, но и ощущение абсолютной свободы: семьи Майтени и Яблонцаи находят, что будет лучше, если Ленке Яблонцаи, которой нужно отдохнуть и окрепнуть, отправится в путешествие лишь в сопровождении золовки, ее мужа и дочери — когда девушке нужно усиленно питаться, жених тут лишь некстати. Выросшая в Альфёльде, Ленке потрясена, увидев Татры; в первый момент она даже поверить не может, что перед ней горы, она убеждена, что это облака; она упивается ароматом лугов и, заколов повыше юбку, бегает, как ребенок, по мягкой траве; приводя в ужас золовку, она останавливается возле греющейся на камне змеи, восхищается великолепной формой ее треугольной, словно граненой головки, молниеобразной полосой вдоль спины; у нее и в мыслях нет убегать от гадюки: Ольга, конечно, не знает, что среди сказок, придуманных Ленке Яблонцаи в детстве, есть сказка про змею в золотой короне, выполняющую желания и заботящуюся о тех, кто одинок. Серьезная Ольгина дочка глаз не сводит со своей новой красавицы родственницы, так не похожей на всех ее прежних знакомых и с непонятным для Лилли восторгом реагирующей на все, что видит вокруг. Для девочки и белка, и водопад, и неожиданно возникший на палевом фоне догорающего заката силуэт серны — не новость, Ленке Яблонцаи же просто хмелеет от того, что мир вдруг открылся ей с такой неожиданной стороны. Прежде, уезжая с улицы Кишмештер на несколько дней, на одну-две недели в Занку, [157] в Зилах с Бартоками или с кем-нибудь из Ансельмовой родни, она никогда не жила в гостинице. Теперь, останавливаясь с Ольгой в роскошных отелях, она принимает участие в табльдотах, куда гости являются в вечерних туалетах, надевает вечерний туалет и она; Лилли с бесстрастным видом помогает ей одеваться, чуть-чуть посмеиваясь про себя над волнением своей будущей тетки.

Ольга покупает матушке корзину — пускай идет собирать чернику, — показывает ей местные достопримечательности, каждый вечер ведет в курзал слушать музыку. При отеле есть теннисные корты, они каждый день ходят туда играть, у матушки вскоре появляется аппетит, загорелая, пополневшая, она выглядит восхитительно. Однажды вечером они слушают Легара, и Лилли, от внимания которой не ускользает ничто, замечает входящего в курзал Йожефа. Матушка, напрягшись, как струна, сидит за столом и с глубокой благодарностью думает о Беле Майтени, благодаря которому она может сейчас смотреть на Йожефа так, будто он ей совершенно безразличен; хотя сердце ее, как всегда в моменты острых переживаний, все равно, радостных или неприятных, начинает неровно, с перебоями, колотиться в груди, она все же находит силы непринужденно улыбнуться и, когда Йожеф приглашает ее на танец, извиниться без дрожи в голосе: к сожалению, с нею нет ее жениха, а в его отсутствие она с посторонними не танцует. Дня два Йожеф еще пытается найти случай поговорить с Ленке: вдруг теперь, в новой обстановке, в преддверии близкого замужества, когда между ними уже нет ничего невыясненного, недосказанного, им удастся обрести былой доверительный тон, былую атмосферу взаимного романтического обожания; но все тщетно: по одну руку Ленке гуляет Ольга, по другую — Лилли; на третий день Йожеф уезжает. Оскар Яси [158] пишет Маргит Барток: «…Здесь необычно жаркая, солнечная погода, вершины гор сверкают алмазами в безоблачном небе, каждый день на них восходят толпы завзятых туристов. Венгры, конечно, гуляют в шевровых туфлях внизу. Несколько раз забирался я в Татрафюред, там довольно пусто, стоящие внимания женщины — все невесты, я еще не видел столько невест сразу. Однажды я играл в теннис с двумя невестами, а третья наблюдала за игрой».

Из Татр путь ведет не в Дебрецен, а к морю; в Ловране и Цриквенице матушка проводит две лучшие недели в своей жизни. Здесь она чувствует себя еще более раскованно, чем в горах, море для нее — словно старинный, из доисторических времен знакомец, вдруг восставший из забвения; когда она бросается в воду и уплывает куда-то за буи, весь пляж поднимает головы, глядя ей вслед; вот-, смеясь и задыхаясь, она сражается со штормом, и население отеля «Маргарита» чуть ли не в полном составе толпится на берегу, когда она среди вспышек молний и грохота выбирается наконец на берег, принеся в жертву волнам лишь клеенчатую купальную шапочку. «Она была словно алебастровая лампа, — рассказывала мне взрослая Лилли, — из нее так и струился свет. Мы ее спрашивали, почему она любит заплывать так далеко, она смеялась, выжимая волосы, и отвечала, что там, в море, она разговаривает с рыбами. Мама беспокоилась за нее, а она опять смеялась и говорила, что море для нее — лучший друг».

Бартоки только глаза раскрывают, увидев вернувшуюся после летнего отдыха Ленке; поражен и Йожеф — так хороша эта загоревшая под горным и морским солнцем, посвежевшая, отдохнувшая, раскованно смеющаяся девушка. Бела Майтени утром и в полдень — в самые важные для торговли часы — бросает магазин, чтобы проводить свою невесту в школу и затем из школы домой. Йозефа Хейнрих молчит, воздерживаясь от замечаний: сын ее сияет от счастья, и у матери не хватает решимости прикрикнуть на него, вернуть за прилавок — кто знает, что готовит ему будущее. Белла записывает в дневнике, что все вроде бы складывается даже лучше, чем можно было предполагать. Ленке зовет жениха своей нянюшкой, и постепенно начинается подготовка к свадьбе. Матушке теперь в самом деле нужно оставить учительство: правда, решение принято не ею, а семейной конференцией; если бы это зависело от нее, она бы ни за что не согласилась бросить свою работу. Йозефа Хейнрих лучше всех остальных знает, сколь непрочна основа, на которой зиждется благополучие ее сына, и как было бы кстати, если бы невестка могла прокормить хотя бы самое себя; однако и вмешиваться ей нельзя: один тот факт, что жена Белы Майтени, владельца как будто бы хорошо идущей торговли колониальными товарами, вынуждена работать, мог бы основательно подорвать авторитет дела, и кому-кому, а Марии Риккль этого не нужно долго объяснять. Короче говоря, 1 января 1906 года Ленке Яблонцаи расстается с католической школой для мальчиков и 26 февраля становится женой торговца колониальными товарами Белы Шандора Йожефа Майтени, каковой акт засвидетельствовал Иштван Тот, муж Ольги, и Геза Риккль. На обряде венчания, как и при переходе Ленке в католичество, присутствуют все, кто играет хоть какую-то роль в ее жизни: весь Ансельмов клан, от мала до велика, семьи Майтени и Бартоков, соученицы Ленке по школе, бесчисленные выпускники танцкласса; но в толпе, наполняющей церковь, и на сей раз нет ни родителей невесты, ни ее крестных отца и матери.