Старомодная история

Среди дебреценцев, по-настоящему близких им, никого, конечно, не может обмануть показная веселость супругов; Мария Риккль вздыхает, вздыхает и мать Беллы: да, жизнь не проста, притом, что ни говори, лучше так, чем если бы от Ленке за версту несло откровенной чувственностью и сытой удовлетворенностью, которые делали такой ненавистной в глазах дебреценского общества Эмму Гачари. Белле матушка сказала лишь, чтобы та не спешила замуж, это куда ужаснее, чем все, что можно себе представить на этот счет даже в самые мрачные минуты. Но серьезно встревожены положением дел, собственно говоря, лишь двое: Йозефа Хейнрих и Мелинда; обе они чувствуют, что этот тихий, ласковый, такой добрый ко всем юноша заслуживает самой преданной и страстной любви. Ленке — очаровательна, Ленке — весела, Ленке — украшение любого бала, кавалеры из кожи лезут, соперничая за право танцевать с ней, Ленке так красива в том белом платье, в котором она увековечена юной замужней дамой, с такой характерной своей полуулыбкой, в перчатках до локтей, с ниткой жемчуга на шее, в бальной накидке из лебяжьего пуха, с пышными кружевными оборками над осиной талией, на едва округлившейся груди — чтобы грудь выглядела хоть чуть-чуть более зрелой, — что все мужчины искренне завидуют Беле Майтени. Когда Ленке заходит в принадлежащий братьям магазин, торговля приостанавливается, приказчики и покупатели смотрят на нее во все глаза; ей-богу, счастливчик этот Бела. И все же что-то тут не так, что-то неладно; если и не сейчас, пока, то еще будет неладно: эта Ленке не настоящая жена, она лишь настоящая хозяйка. Она радушно принимает в доме друзей мужа, Кубека, Лудани, развлекает их, потчует, она нежна со свекровью, с сестрой, с мужниным братом; встречая на улице Йожефа, она приветствует его точно так же, как приветствовала бы любого из своих прежних партнеров по танцам; она предупредительна и тактична: когда гости садятся за карты, она намеренно играет невнимательно — комбинационный талант у нее столь же велик, как у Мелинды, у которой она и научилась карточным играм, — однако она, подобно хорошей гувернантке, тщательно заботится о том, чтобы выигрывали или гость, или Бела, хозяйке же выигрывать не подобает — особенно, когда партнеры слабее. Если кто-нибудь спрашивает ее о муже, она говорит о нем только самое лучшее; а муж, кстати говоря, задаривает ее, чем только может. Бедный дебреценский Михай Тимар, [162] взявший в жены статую: как он умоляет ее сказать, чего бы ей хотелось, чем он может украсить ее жизнь, ведь у него нет желания сильнее, кроме как сложить к ее ногам все, чем владеет. Но Ленке Яблонцаи, которая, став его невестой, попросила в подарок лишь картофельного сахару — и больше ничего! — теперь растерянно пожимает плечами, не зная, чего бы ей так уж сильно хотелось из ассортимента дебреценских лавок или магазина Майтени, в котором братья-совладельцы проводят рискованные эксперименты с экзотическими товарами, рассчитанными на какие угодно, только не на дебреценские вкусы, неумело хранимыми и потому чаще всего портящимися непроданными. Купецкая дочь, заходя в лавку к зятю — сделанные там покупки она всегда скрупулезно оплачивает, — заглядывает порой и в контору, где выговаривает братьям за то, что они не торгуют солью, керосином, свечами — всем тем, что требуется человеку в повседневной жизни; и что это за новый принцип — держать лишь изысканные товары, только для богатых! Но Бела Майтени вполне доверяет торговой сметке Енё, а Енё — торговому чутью Белы, братья любят друг друга и считают, что легко преодолеют любые трудности. Как уже не раз случалось в «Старомодной истории», понадобились трезвость и холодный расчет Ансельма, чтобы очевидными стали бессмысленное расточительство и неумение хозяйничать, ведущие братьев Майтени к неминуемому краху. В 1908 году в магазин то и дело наведываются родственники; встревоженные положением дел, они советуют как можно быстрее пересмотреть методы торговли, сменить поставщиков и ассортимент; но их советы, как и ворчанье Марии Риккль, не встречают у братьев отклика. Енё благодарит и все оставляет по-старому, Бела же нервничает. Он не желает, чтобы его учили уму-разуму, ему надоело, что кто-нибудь все время сует нос в его дела. Мария Риккль пытается подучить внучку повлиять на братьев, однако ее слова не доходят до сознания Ленке; она сейчас занята только собой: она поняла, что станет матерью.

До сих пор Ленке Яблонцаи не мечтала о детях. Тело ее заранее страшилось родовых мук, а еще более — обследований, которые будут предшествовать родам; Бела Майтени с огорчением наблюдает, что жена его совершенно не бережет себя, не считается с тем, что приличие и здравый смысл диктуют ей сейчас иной образ жизни и, уж во всяком случае, больше воздержания; у матушки и в мыслях нет отказываться от занятий, доставляющих ей радость, она по-прежнему плавает, играет в теннис, выходит в общество — вплоть до самой последней минуты. Среди своих гостей она принимает порой и Йожефа; ни лицо, ни поведение Ленке в таких случаях не выдают ничего, кроме ровной приветливости; но душу ей при каждой встрече пронзает все еще чувствительная боль, напоминающая ей о былом, об их разрыве, и она думает, что если бы жизнь их сложилась по-другому, то дочь ее — ибо кого же еще она родит, если не девочку: мальчик, произведенный ею на свет, появившийся из ее тела, казался ей каким-то нонсенсом, не имеющим к ней никакого отношения, — дочь ее была бы дочерью Йожефа; ей представляется, с каким радостным нетерпением ждала бы она момента, когда ее наконец увидит. Что касается существа, которое она носит в себе, то пусть у него еще нет даже лица: ассоциативный материал, заранее определяющий его не существующую еще, но уже несчастную личность, имеется в изобилии; этот материал — и забастовка носильщиков, и недослушанная ария Зельмы Курц, и компрессы в венецианском отеле. Ленке Яблонцаи еще чаще, чем прежде, выходит в общество и зовет гостей, а Бела Майтени, уверенный, что жена нуждается теперь в усиленном питании, заказывает из собственного магазина умопомрачительные холодные блюда и целые ящики шампанского к ужину. «В понедельник мы с Гизи ужинали у Ленке, это уже второй такой вечер, мы пили шампанское и веселились до трех часов ночи. Я в таких случаях пою до полной потери сил, им нравится, а мне тем более», — пишет Белла сестре Маргит в конце лета 1908 года. В это лето братья затевают новое предприятие, пытаясь оживить свое действительно хиреющее дело: они арендуют в Большом лесу павильон Добош и начинают торговать там пивом, бутербродами, булочками, всякими лакомствами. Возле павильона играет духовой оркестр, горожане возвращаются с прогулки с хорошим аппетитом — буфет первое время приносит неплохой доход. Весь круг друзей и знакомых приглашен в Большой лес на открытие; само собой разумеется, всем обеспечено бесплатное угощение. Мария Риккль вне себя, она не в силах смотреть на такое мотовство и уходит домой. Йозефа Хейнрих умоляет Ольгу образумить братьев; Ольга, которая обожает Белу и радуется, когда он хоть в чем-то находит удовольствие, разумеется, молчит. Кто-кто, а она знает подлинную историю брака Белы Майтени и «общей любимицы, красавицы, умницы, прелестной и чистой Ленке»: Бела, вернувшись из свадебного путешествия, все рассказал ей, выплакался у нее на груди. На открытии пиво льется рекой, прибывают все новые и новые громадные корзины с калачами, солеными сушками и сухариками, дебреценцы толпятся вокруг павильона; в тот день в Большом лесу гуляют и дочери благочинного Яноша Сабо, которых привел сюда их брат, Элек; барышни, конечно, не останавливаются возле павильона, они лишь на ходу разглядывают веселую публику: в воскресенье полагается славить господа, ну, после проповеди разве что погулять немного в этом прекрасном лесу, но пить пиво, заниматься пустой болтовней, лишь бы провести время, — на берегах Кёрёша такое не принято. Но сам Элек Сабо, чиновник городского магистрата, на несколько минут оставляет сестер, чтобы выпить кружку пива, и, улучив момент, просит кого-то из знакомых представить его жене Белы Майтени, которая давно уже стала для него предметом восторженного поклонения; Ольга даже приглашает его на французский вечер: этот Сабо прекрасно владеет несколькими языками. Затем Элек идет догонять сестер, а жена Белы Майтени продолжает развлекать гостей, и ни она, ни Элек Сабо не подозревают, что спустя восемь лет они будут стоять перед Шандором Зихом, священником, который соединит их руки и сердца, а из молодых людей, распивающих вокруг пиво, прогуливающихся, слушающих музыку, говорящих комплименты дамам, часть будет в плену, другая падет на поле боя.