У ног лежачих женщин

- ...М-м-м, - мычала Зина, - м-м-м... Но Сорока все не шел. Она знала, как это будет: горячим варом зальет ей голову и она перестанет соображать. Очень может быть, что она еще останется живой, но знать про это уже не будет. Вот этого она боится больше всего. Конечно, для Сороки не изменится ничего. Он ведь не знает, что она думает, чувствует, понимает, что она все помнит и даже переживает какие-то другие непрожитые жизни. И ей это интересно! Например, она прожила от и до жизнь с инструктором. В этой жизни ее не тошнило от самолетов и у нее была дочь - не сын, - такая беленькая куколка, с родиночкой над губкой. Свадьба дочкина была очень! Она ее выдавала за космонавта Джанибекова. Очень красивый мужчина, и дочка с ним смотрелась, как Людмила Целиковская из фильма "Сердца четырех". Интересны были и другие варианты жизни и с Сорокой. Сорокой - военным. Сорокой - секретарем обкома. Сорокой - известным артистом. Но на этом варианте она сбивалась. Сороку вытесняли знаменитые лица и получалось - жизнь не с ним, а, к примеру, с Дружниковым, но тут ее мечты сбоило. Ведь Зина строила их из костей и мякоти реальности, прочитанной, подсмотренной, а актеры... Что она про них знает? Какие они утром? Как пахнут их внутренности? Они же люди... Ходят в уборную... Бывают запоры... Гнилостные насморки...

Вот почему она боится горячего вара в голову, кончится пусть неподвижная, но жизнь, а Сорока не идет и не идет... Зина начинает нервничать, и у ее губ вырастают пузыри.

Сорока успел. Вбежал зареванный, схватил чистую хусточку, вытер Зинины губы, привычным жестом ощупал пеленку.

- Молодец! Умница! - сказал и сел рядом. - Я чего пристрял. Миняев умер. Помнишь Миняева из органов? Он еще под меня рыл при Хрущеве. Просто так... Чтоб рыть... Это в нем было главное... Я ему тогда тоже подложил. Пока сам отмазывался, про меня забыл. Это мы так любили поиграть... Любили... Вот и нету мужика... За штанами потянулся... и кранты. Я вот думаю, почему это часто связано с одеждой? Вон и у тебя случилось, когда ты платье надевала... Хоть ходи голый, е-мое... Ходи ты тогда в халате, может, ничего и не было бы... А тебе зачем-то понадобилось напялить это чертово польское платье. Спалю завтра же... Все равно ведь ножницами разрезано, чего лежит?

Никто не знает, что Сорока до сих пор спит с Зиной. Ложится рядом на твердый широкий щит, который они сбили с Паниным, ложится, чтоб лицом прижиматься к недвижной Зининой руке. Рука теплая, мягкая, в общем, живая рука. Она только не может подняться, чтоб накрыть Сороку. Но это ничего... Это не так важно... Важно, что она живая. Хотя и мертвая. Сорока убежден, что Зинин мозг не фурычит.

Машинистка

Шпрехт вошел в комнату на цыпочках. Его сбил с толку маленький свет, свет ночника-грибочка, который ночью никогда не выключался. Значит, Варя спит. Шпрехт - человек не очень умный, а значит, жену не понимал. Иначе он бы грохотнул в прихожей ведром, подал бы голос и сбил с толку кургузый ревматический пальчик, что на изготовку