Убить двух птиц и отрубиться

— А где была твоя мама во время этой грозы? — спросил я.

— Моя мать была уличной шлюхой, Уолтер, — ответила Клайд. — Она должна была зарабатывать и на меня, и на Джона, и на Тулуза. Джона убили на каком-то холме во Вьетнаме. А Тулуз умер на кухне во Флориде. Полизал пол после визита морильщика насекомых. А где умерла мать, я не знаю. Могла умереть в любом месте, где есть дешевый мотель. Вот почему каждому нужна основная база.

Она раздавила свою сигарету в пепельнице и смолкла, уставившись невидящим взглядом куда-то в пространство. Я уткнулся в свой недопитый скотч. Повисла пауза.

И тут Фокс вдруг развернулся и пустился в дикий пляс вокруг стола.

— Но ты-то здесь и сейчас! — орал он, перекрикивая ресторанный шум. — И Уолтер здесь! И я! И Нью-Йорк! Я — часть тебя, Нью-Йорк! Хочу жить! Хочу пить!

— Тихо! — шикнула на него Клайд. Она схватила его за руку и рывком поставила на прежнее место за столом. — Испортишь нам третью стадию.

— Извините, — сказал Фокс смиренно.

— Фокса иногда заносит, — объяснила Клайд. — А иногда его выносят.

Я кивнул головой, изображая понимание. В каком-то смысле я действительно их понимал. Мы живем в безумном мире, и если хочешь прожить так, чтобы твои душа и тело хотя бы частично сохранились, надо и самому стать безумным. Большого вреда безумие не причиняет, но иногда бывает очень кстати.

— Ну что, — сказал вдруг Фокс, и его глаза вспыхнули, как два маяка, — пришло время заняться доброй старой обводкой. Вы готовы, мисс Потс?

— Всегда готова, — ответила Клайд.

Я почувствовал, как они сразу загорелись — так, что можно было обжечься. Их возбуждение передалось и мне. Я чувствовал, как вокруг нашего столика образуется энергетическое поле. В запруженном людьми зале, где все скованы цепями условностей, где все сходны и ни на что не годны, на меня вдруг снизошла жизненная сила, природу которой я сам не понимал. Может быть, это были мои смешные фантазии. А может, все дело было в том, что я участвовал в авантюре вместе с такими живчиками. Наверное, я смотрел на них как наивный романтик, да к тому же был под алкогольными парами, но когда два человека возвращают тебе всю энергию, которую высосала из тебя жизнь, то что может быть естественнее романтизма? Да, так и должно быть.

— Пожелайте мне удачи! — сказала Клайд.

Лицо ее разгорелось.

— Погодите-ка! — сказал вдруг Фокс. — Мы забыли важную вещь! Может быть, самую важную!

— Да какую?! — вырвалось у меня.

Я вообще не понимал, что происходит, и уж тем более не мог понять, чего хочет Фокс.

Прежде, чем я успел что-то понять, Фокс протянул свою руку к моей и мизинцем крепко, до боли, ухватил мой мизинец. Другую руку он протянул Клайд и проделал ту же штуку — уцепился своим мизинцем за ее. Клайд снисходительно улыбнулась и протянула руку мне. Мы образовали какой-то сумасшедший круг.

— Мизинцепожатие! — объяснил Фокс.

— Ты не бери в голову то, что он делает, — посоветовала мне Клайд. — У него бывают моменты просветления, но, к сожалению, сейчас не такой момент.

С этими словами она высвободила свои мизинцы, повернулась и зашагала по направлению к бару — такой походкой, какой только дирижеры выходят на сцену.

— Дьявольски хороша! — сказал Фокс, с восхищением глядя ей вслед. — Видеть ее в деле — это праздник.

Я согласно кивнул. Я не понимал, о каком деле он говорит, но был полностью согласен, что она дьявольски хороша. А видеть ее в деле — это все, что нам оставалось: гам в зале стоял такой, что расслышать, о чем говорили у стойки, было совершенно невозможно. Поэтому я просто стоял у столика рядом с психом в развевающейся голубой мантии, похожим на растрепанного Иисуса Христа, и ждал, что будет дальше.

Долго ждать не пришлось.

Мы видели, как Клайд проперла прямо к стойке и гаркнула на замотанного бармена так, как обычно останавливают такси на Бродвее. Через пару секунд этот парень выставил перед ней выпивку и на лету выхватил банкноту из ее руки. Клайд отхлебнула из стакана, а бармен полетел к кассе за сдачей, принимая на ходу заказы от других посетителей.

В этот момент Фокс покинул укрытие у столика и, как опытный участник уличных боев, стал украдкой пробираться к месту действия. Используя разные группы клиентов в качестве прикрытия, он придвигался все ближе к стойке, исподтишка сигналя мне следовать в его кильватере.

Чувствуя себя полным идиотом, я стал пробираться через «Бенниган» от столика к столику, следуя за Фоксом Гаррисом, как будто в этой новой жизни он был моим комбатом. Наконец мы заняли позиции в непосредственной близости от периметра барной стойки — как раз в тот момент, когда запыхавшийся бармен вывалил сдачу в ладошку Клайд. Она в это время беспечно болтала с двумя парнями, которых прибила к ней океанская волна посетителей. Бармен двинул дальше, навстречу призывным воплям клиентов, а Клайд принялась не спеша пересчитывать сдачу.

— Ну… — прошептал Фокс, прерывисто дыша, — ну!..

Клайд пересчитала сдачу раз, второй, а потом повернулась к стоявшим рядом парням и сказала что-то, чего мы не расслышали. Затем она перевела недоумевающий взгляд в сторону бармена, но того уже не было — он, видимо, обслуживал клиентов с противоположной стороны периметра.

— Ну! — шипел Фокс. — Давай!

Да что «давай»-то? — недоумевал я. Мы были уже в опасной близости от стойки, и мне приходилось, подражая Фоксу, прикрываться другими посетителями, чтобы нас не заметили. Если принять во внимание внешний вид Фокса, то занятие это было довольно смешное, однако он продолжал вести себя именно таким образом, а я копировал его, как цыпленок копирует свою мамочку.

— Бармен! — крикнула Клайд. — Эй, бармен!

К ней подлетел другой бармен.

— Что вам угодно, мэм? — спросил он.

— Произошло небольшое недоразумение, — сказала Клайд. — Я дала вон тому бармену стодолларовую купюру за выпивку, а получила сдачи только шесть долларов.

— Фрэнк! — крикнул бармен. — Эта леди говорит, что дала тебе сотню, а ты вернул только шесть баксов сдачи.

— Я дал шесть, потому что она дала мне десять! — откликнулся тот, продолжая разливать напитки.

— А поцелуй меня в жопу! — взвизгнула Клайд. — Сотню я дала!

— Вот она какая, моя девочка! — с гордостью сказал Фокс.

Те ребята, которые толпились у стойки, начали сплачиваться вокруг Клайд, они были явно на ее стороне. Да и разве могло быть иначе! Мы с Фоксом тем временем осторожно придвигались еще ближе, чтобы не пропустить ни одного слова или жеста. Жест не заставил себя ждать: охваченная праведным гневом, Клайд уже вытягивала средний палец в сторону бармена по имени Фрэнк. Тот вскипел и немедленно явился на место происшествия.

— Вот так, а обычно бармена не дозовешься, — прокомментировал Фокс.

— Скажите, мисс, а вы не ошиблись? — спросил первый бармен. Сам Фрэнк, видимо, лишился дара речи от злости.

— Ну, давай, кончай! — бормотал Фокс. — Все, финиш!

— Я? Ошиблась? — переспросила Клайд с негодованием. — Нет. Я помечаю все сотенные банкноты своим номером социального страхования. Просто чтобы вести учет своим средствам. А ну, проверьте-ка в кассе!

В этот момент к месту стычки пришвартовался менеджер бара. Он быстро обменялся репликами с дискутирующими сторонами, потом подбежал к кассе и принялся рыться в сотенных купюрах. Через пару секунд он вернулся обратно с банкнотой.

— Какой у вас номер страхования, мисс? — спросил он.

Клайд назвала номер. Менеджер протянул ей сотню.

— Прошу прощения за недоразумение, — сказал он. — Вашу выпивку мы запишем за счет заведения.

Посетители встретили эти слова небольшим взрывом аплодисментов, к которому мы с Фоксом, разумеется, присоединились. Но бармен Фрэнк, видимо, не разделял общей радости. Он наклонился к Клайд и сказал:

— Я не знаю, как ты это устроила, но я тебя вижу насквозь. Сейчас я ничего не могу поделать, но не дай бог такое случится еще раз!

— Успокойся, малыш Фрэнки, — сказала Клайд сладеньким голоском. — Случится, и не раз.