Здравствуй, грусть

воз-вращался.

Я не хочу, чтобы создалось впечатление, будто он афишировал

свои связи. Он просто не скрывал их от меня, вернее, не искал фальшивых и благовидных предлогов, почему та или иная его приятельница так часто завтракает с нами или почему она водво-ряется у нас в доме-к счастью, временно! Так или иначе, я не-долго пребывала в неведении насчет того, какого рода отношения связывают его с нашими "гостьями", а он, без сомнения, дорожил моим доверием и к тому же избавлял себя таким образом от обре-менительной необходимости изощряться в выдумках. Расчет был превосходен. Одна беда - я на некоторое время усвоила трезвый цинизм во взглядах на любовь, что, принимая во внимание мой возраст и жизненный опыт, выглядело скорее смешным, чем страшным. Я охотно повторяла парадоксы, вроде фразы Оскара Уайльда: "Грех-это единственный яркий мазок, сохранившийся на полотне современной жизни". Я уверовала в эти слова, думаю, куда более безоговорочно, чем если бы применяла их на практике. Я считала, что моя жизнь должна строиться на этом девизе, вдох-новляться им, рождаться из него как некий штамп наизнанку. Я не хотела принимать в расчет пустоты существования, его переменчи-вость, повседневные добрые чувства. В идеале я рисовала себе жизнь как сплошную цепь низостей и подлостей.

Глава третья

На другое утро меня разбудил косой и жаркий луч солнца, ко-торое затопило мою кровать и положило конец моим странным и сбивчивым сновидениям. Спросонок я пыталась отстранить этот назойливый луч рукой, потом сдалась. Было десять часов утра. Я в пижаме вышла на террасу-там сидела Анна и просматри-вала газеты. Я обратила внимание, что ее лицо едва заметно, без-укоризненно подкрашено. Должно быть, она никогда не давала себе полного отдыха. Так как она не повернулась в мою сторону, я преспокойно уселась на ступеньки с чашкой кофе и апельсином в руке и приступила к утренним наслаждениям: я вонзала зубы в апельсин, сладкий сок брызгал мне в рот, и тотчас же-глоток обжигающего черного кофе, и опять освежающий апельсин. Утреннее солнце нагревало мои волосы, разглаживало на коже отпечатки простыни. Еще пять минут-и я пойду купаться. Голос Анны заставил меня вздрогнуть.

- Сесиль, почему вы ничего не едите?

- По утрам я только пью, потому что...

- Вам надо поправиться на три кило, тогда вы будете выглядеть прилично. У вас щеки впали и все ребра можно пересчитать. Принесите себе бутерброды.

Я стала ее умолять, чтобы она не заставляла меня есть бутерброды, а она начала мне втолковывать, почему это необходимо когда появился отец в своем роскошном халате в горошек.

- Очаровательное зрелище,-сказал он.-Две девочки-смуг-лянки сидят на солнышке и беседуют о бутербродах.

- Увы, девочка здесь только одна,- сказала со смехом Ан-на.-Я ваша ровесница, бедный мой Реймон. Отец склонился над ее рукой.

- Злюка, как и всегда,-сказал он нежно, и веки Анны за-дрожали, точно от неожиданной ласки.

Я воспользовалась удобным случаем, чтобы улизнуть. На лест-нице