Новый день(СИ)

А теперь он пил понемногу, но каждый день и в одиночку. Он сделался противным сам себе. Ему опостылел мир, он стыдился Кэтрин и понимал, что с ума сходит - сойти не может.

Он задумался не о самоубийстве, а о том, как лучше его совершить. Он продумал четыре способа и ждал подходящего момента.

Такие мысли его не пугали. В них не было ни страха, ни жалости к себе. В них была чистая рациональность: самоубийство, как способ избавится от напряжения и бессмысленности. А вне рациональности - всепоглощающая пустота. И что в ту пустоту не положишь - она всё поглощала. Поглощала мысли, чувства, виски, жизнь.

Кэтрин не могла смотреть на его мучения без сострадания. Ничего не помогало. На любые попытки поговорить о том, что с ним происходит, Джеймс сначала отвечал виноватыми улыбками и поцелуями, потом - молчанием. Она видела, как он отдаляется от неё, погружается в себя, и, в конце концов, избегает её. Они перестали разговаривать, перестали заниматься сексом, Джеймс часто уезжал из дома без объяснения причин. Не звонил. Возвращался с похмелья мрачнее самой чёрной тучи.

Кэт сначала думала, что у него появилась другая женщина. Но уверенная в его благородстве и честности, отмела прочь неуместные догадки. Джеймсу было однозначно плохо. Он никого не впускал в свой адский мирок и медленно угасал. Так прошёл томительный год.

Как-то раз Кэтрин вернулась домой и застала Джеймса у бассейна без сознания. Испугалась, что не сразу вспомнила телефон службы спасения. Его откачали. Джеймс так надрался, что вместо крови у него по венам текло виски. Потом Кэт плакала, упрашивала его прекратить пить, поговорить с ней, обратиться к специалистам. Но Джемс впадал в оцепенение от её слёз, которых не выносил совершенно и повторял, обнимая её:

- Кэт, Кэтрин, Котёночек...

Он чувствовал стыд, вину и пустоту. Безбрежную, бездонную, холодную пустоту.

"Ну, хоть капля ответственности у тебя осталась?" - спрашивал он себя. Джеймс попросил Кэтрин пожить у родителей. Объяснил просьбу тем, что ему нужно разобраться с собой. Она отказывалась, опасаясь за его жизнь. Но Джеймс настаивал, невзирая на её готовность разделить с ним его судьбу. Кэтрин сдалась. У неё уже не хватало сил бороться с зияющей пустотой его сердца, и она подумала, что делает ему только хуже своим присутствием.

Переполненная беспокойством, но уже не испытывая к мужу былой страсти, Кэтрин уехала. Он провожал её в аэропорту, обещал не пить, звонить каждый день и наводить порядок в голове и в работе. Каким-то шестым чувством, Кэтрин чувствовала, что их счастливому браку наступил конец. Даже, если Джеймс придёт в себя и справится с собой, им вместе не быть. Джеймс изменился.

Наверное, она переживёт развод. Она молодая, здравомыслящая, любит жизнь. Ей есть, что беречь в воспоминаниях об их браке - и только хорошее. Любила ли она его по-настоящему? Или это чувство было проявлением её земного созидательного характера? Возможно, они были нужны друг другу не навсегда как мужчина и женщина.

С отъездом Кэтрин Джеймс испытал двоякое чувство. Он понимал, что сплавил жену с глаз долой как последний трус - нелегко признаться себе в трусости. Но испытал и облегчение - ему не придётся врать и скрываться за масками. Не быть собой - ещё хуже, чем самоубийство, им планируемое в отношении собственного тела. А вешать на Кэт себя настоящего тоже не лучше. Такого Джеймса она не заслужила! Только не это.

День ото дня Джеймс уменьшал количество принимаемого спиртного. Иногда пропускал. В такие дни он садился рядом с гитарами и смотрел на них. То на одну, то на другую. Ощущал себя придурком. Но брать в руки их не мог. Чтобы не пить, он решил как можно чаще находиться за рулём - такой своеобразный самоконтроль. Он объехал пол страны за несколько месяцев. Чтобы его не узнавали, он отпустил густую бороду, жил в маленьких отелях, иногда в палатке, когда попадалась удобная местность и погода. Он никому не звонил, кроме Кэт - теперь они договорились о звонках раз в неделю. В отелях он тем более избегал разговоров с посторонними.

Ему как-то дозвонился старший менеджер группы - дела ведь стояли колом. Но Джеймс отослал его с вопросами о планах к Дейну.

Так, день за днём, меняя пейзажи за окном автомобиля, Джеймс привыкал к великой пустоте. Он успокоился, осознал неограниченную глубину и широту пропасти. И смирился. Как-то нужно было жить дальше. Хотя он и не знал - как. Недосягаемый тысячаликий гигант по имени будущее его не пугал, но и не подавал надежд.

Иногда он скучал по Кэт. Скучал по женской ласке. Он понимал, что его связь с нежной Кэт будет отнимать у неё возможность наладить новую жизнь. Если не можешь сделать женщину счастливой, что ж, не мешай другому. Потому он не признавался ей в том, как иногда до боли сжимал кулаки, желая оказаться с ней рядом. Но представив её рядом, он не мог ощутить того самого трепетного переживания и той глубины чувств, которые ощутить так стремился. И раз уж собственная жена не могла раскрыть его, что говорить о других женщинах - он не замечал их.

Когда его перестали терзать вулканические извержения пустоты, и она улеглась ровным бездонным слоем, Джеймс вернулся домой. Жить в их большом доме, где он с Кэтрин провёл пять чудных лет, Джеймс не мог. Он позвонил Кэт и предложил купить для неё любой дом её мечты, какой только захочет и где захочет. Кэтрин не стала отказываться, она знала, что откажись она, то лишит Джеймса возможности остаться мужчиной в её глазах. Кэтрин приехала. Увидеть друг друга им было до пьянящей одури приятно. Они продали их дом, купили новый дом для Кэтрин рядом с её родителями, Джеймс перевёл на её счёт несметные богатства. Потом они занимались долгим и нежным сексом, оба осознавая, что в последний раз. Это было их прощание.

На развод они решили не подавать. Тонкую нить надежды, в виде колец на пальцах и свидетельства о регистрации брака, решили не обрывать. Но оба понимали - надежда призрачная и беспочвенная. Просто так - менее болезненно для обоих.

Джеймс переехал в маленький дом на окраине города. Он покупал его тайно - фанатам совсем не следовало знать его место жительства. Свой Dodge Aspen он бросал в тени дома, а гараж переделал в некое подобие студии. Он переделывал его не спеша, своими руками. Звукоизолировал стены, выкрасил потолок в золотой солнечный цвет, устлал пол коврами, привёз старый комбик из детства, кое-какие усилители, звукорежиссёрский пульт. Привёз все свои двадцать две гитары. Но так и не дотронулся до струн ни одной из них.

Когда он путешествовал в попытках смириться с необъятной пустотой, он зашёл в магазинчик в одном безымянном городишке, что бы купить поесть. В магазине этом чего только не было: продукты, автозапчасти, детские коляски - и как там всё ютилось на пяточке, заставленным в полной неразберихе. Хозяин магазина, пожилой, но бравый мужчина сам обслуживал покупателей.

- Вижу, приятель, на гитаре играешь?

Джеймс поднапрягся - его узнали, а заночевать он хотел в отеле через дорогу. Конспирации не выйдет.

- Почему так решили? - спросил Джеймс, расплачиваясь наличными.

- Я бывалый человек, мне много лет, - хозяин магазина рассмеялся, - я вижу всех насквозь, - и, не дав никаких объяснений, выложил на прилавок редкостной красоты немного потрёпанную электрогитару.

Джеймса прошиб холодный пот: мало того, что его узнали, так впаривают гитару, которой он боится как страшного монстра. Продавец взял гитару, поставил ногу на стул и взял несколько аккордов. Звучала гитара кристально чисто и как-то необыкновенно. Этот звук Джеймса покорил. Холодная и бездонная пустота немного уменьшилась в размерах на секунды, пока длились аккорды. Но только на секунды.

- Нет. Я не играю на гитаре, спасибо, - Джеймс, оставив сдачу, ушёл из магазина.

Хозяин магазинчика крикнул ему вслед:

- А ты зайди завтра, сынок, вдруг вспомнишь, что умел.

Джеймс всю ночь заснуть не мог. Подумывал о виски. Но утром решительно направился в магазин через дорогу.