Неспящие

При этом она слегка раскачивалась в кресле.

— Прекрати! — шикнула я на нее со смехом, представив себе, как это, должно быть, здорово: быть Катей, всегда фонтанировать и никогда не делать этого в одиночку.

— Starat sie о reke, szeretkezik, fottere [16], — прогнусила она.

— Не забывай, что у меня был парень, когда началась моя бессонница.

— Ах, этот твой Ремко — славный мальчуган, но сексуальности в нем не больше, чем в рулоне туалетной бумаги. Нет, ты даже не думай, пойдешь со мной сегодня ночью на охоту. Free the cunt! [17]— азартно воскликнула Катя, и мне не оставалось ничего иного, как со смехом послушаться.

Почему я полюбила тьму, когда рядом пульсировали горячие тела? В ту ночь моя изнуряющая бодрость понемногу отступила. Низкие частоты отдавались у меня в животе и выпрямляли спину. Я чувствовала, как от ритмов ударных шевелятся волоски у меня на руках, как под завывание саксофонов трепещет мой низ.

И вдруг все засеребрилось и замедлилось. Я увидела его, и мое сердце растаяло. Это было так неожиданно! Я посмотрела ему в глаза и ничего уже не могла скрывать. Это он! Моя душа как на ладони, в глазах огонь. Дальше — больше.

Он посмотрел на меня и все понял. Его волосы пахли ракушками. Он покачивал меня, словно баюкая, в своих самых нежных объятиях. Слушая биение его сердца, я чувствовала, как высыхают мои слезы. Он ни о чем меня не спрашивал, просто крепко обнимал.

Когда он передал мне свой шлем, я превратилась в шестнадцатилетнюю инопланетянку. Он завел мотоцикл и усмехнулся. У него был отколот краешек переднего зуба. Мои руки никогда его не отпустят. Мы мчались вдоль тенистых бульваров, которых я никогда прежде не видела. Оказалось, что я совсем не знаю свой город. Но я принадлежала ему, как гордая трава между булыжниками мостовой и расплющенные жестянки на тротуаре, только, в отличие от них, я была хрупкой.

Я привела его к себе домой, мы поднялись по лестнице в мою спальню. Бодрствовать до самого утра — ничего иного я не желала. Он тоже. Это была ночь из золота и роз. Из кожи и волос, перекрещенных ног. Отныне и навсегда. Простота. Самозабвенье.

Я очнулась от сладкого забытья, продолжавшегося полсуток. Было десять минут третьего, мое обнаженное тело было полно негой и солнцем, чего я не ощущала очень давно. Все хорошо! Кончиками пальцев я нащупала записку на соседней подушке. Записка была от него, он объяснялся мне в любви. Его звали Пауль. Он смотрел на меня, пока я спала, и хотел, чтобы так повторялось каждую ночь. В постели я нашла его волос. Я намотала его на палец и убедилась, что это не сон.

Это так восхитительно — стать новой. Новой и всеобъемлющей одновременно! Я спешила к месту нашего свидания и чувствовала, что мое сердце прокачивает кровь в ритме легких. Через три минуты я его увижу! Скоро я получу то, что заслужила, и отдам то, что смогу.

Прошло почти два часа. Пауль не пришел. Прохожие мелькали, как тени. Только сейчас мне бросилась в глаза табличка с названием улицы. Как же я обломалась! Оказалось, что все это время я стояла не на той улице, не у того памятника!

И все из-за своей невнимательности! Потому что у меня вечно какая-то невезуха. И ошиблась-то всего на одну букву! Я поспешила к тому месту, где мы должны были встретиться. Какая дура, какая дура! Ну кто будет ждать два часа? Пустотой в пустоте было отмечено место, где должен был стоять он.

И ни номера телефона тебе, ни адреса, ни любимого кафе! В случайную встречу я не верила. Нервное перенапряжение меня подкосило. Словно яд.

А яд притягивает яд. Бенуа придвинул мне двенадцатый бокал вина. Я была уже чересчур пьяная, чтобы точно найти центр на своей картонной подставке. И тогда он сделал это за меня. Между его бровей пролегла морщинка тревоги.

— Майя!

Похоже, он уже не в первый раз обращался ко мне по имени. Я попыталась вникнуть в его слова. Он подбирал их очень осторожно.

— А тебе не кажется, ну, что это… ну что, как бы это сказать… наивно, что ли, что ты вдруг стала молиться на этого паренька? После всего одной-то ночи?

Я посмотрела на него сурово.

— Я не наивная. Я верю в любовь. Na zdorovje, — пробормотала я и допила оставшееся вино залпом, словно водку.

— А до этого ты влюблялась?

Я кивнула.

— И что ты теперь к нему чувствуешь?

И в самом деле, ничего. Он прав. Любовь оказалась иллюзией, влюбленность длилась недолго. Но с Паулем все было так внезапно, так всерьез! Но упустила, идиотка. Два часа! Икнув, я посмотрела на вращающуюся стойку. Я бы сейчас с удовольствием положила на нее свою буйную голову, но побоялась, что ее вместе с ней куда-нибудь унесет.

— Всегда почему-то не получается. Так и идет: полоска белая, полоска черная, а за ней — еще чернее, — промолвил Бенуа и замолчал, словно растворился в своем прошлом. — От бессонницы к бессоннице.

Я услышала, как за соседним столиком вскрикнула женщина, и увидела бар где-то в полутора метрах над собой. Убедившись в своем падении, я извергла все, что было у меня в желудке, на паркет. Белое вино и вегетарианский бургер. Что ж, могло быть и хуже!

Бармен за шкирку выволок меня на улицу. Я пищала, как котенок, и одновременно представляла себе, до чего ж мы дурацкая парочка! Я улыбнулась булыжникам мостовой и крепко их поцеловала. Бенуа закинул мою руку себе на плечо и попытался удержать в равновесии мое тело. Но его ноги заплетались не меньше моих.

Меня прошиб холодный пот. Да-а, перебрала лишнего. Подумать только: не та улица! Любовь оказалась иллюзией, влюбленность длилась недолго. Ночь из золота и роз. Перекрещенные ноги. Так всерьез. Всерьез… Не та улица. Не то состояние.

Лежа на старой софе Бенуа, в его гостиной, заставленной разной рухлядью, я чувствовала, словно под легким наркозом, как алкоголь постепенно улетучивается через мои поры. Он снял с меня туфли и укрыл сверху одеялом. Он не произносил ни слова и избегал моего взгляда. Уже несколько часов подряд я рассматривала его затылок (он лежал на кровати в углу) и не понимала, почему он молчит.

Наконец я встала и прошла в ванную. Под душем я вспоминала о Пауле. Кто знает, может быть, он тогда и не приходил и не ждал? Когда я оделась, мне заново пришлось вытирать лицо. Я услышала грохот на кухне и поняла, что Бенуа что-то разбил. Он выругался. Чересчур громко, как мне показалось. Я выглянула из-за узкой двери и испугалась его взгляда. Его глаза метали молнии.

Увидев осколки на полу, я засмеялась и замела их веником. Он взял меня за руку, весь пылая.

— Ты не такая! Не такая, какой была вчера. Ты девочка. Юная.

«Несчастный слабак! Тощий циничный ребенок, поверивший в мою чистоту. Вообразил, что встретил ангела? Я намного тебя сильнее, с моей-то мудрой юностью и мощной опустошенностью. Меня уже ничто не колышет. Хочешь знать, что это значит? Когда тебе все до фени? Ну что? Выше? Ах, вот тут! Теперь понимаешь, что я за штучка? Да, руки у меня маленькие. Но до чего умелые! Могут и то, и это. Э-э-э — да мы говорим с тобой на одном языке!»

— Майя, Майя, Майя!

Он прижался к моему животу. Вначале слегка, потом крепче.

— Иди ко мне, Майя. Ты нужна мне.

Я чувствовала его бугор, упирающийся мне в бедро, его пальцы, схватившие меня за грудь. И тут мне что-то изменило. Мой голос, который в таких ситуациях никогда меня не подводил. Я умела, если надо, лягаться и драться, царапаться и кусаться с первобытной силой, которой мне было не занимать. Но что случилось теперь?

— Скажи что-нибудь! Скажи, что я не должен этого делать, Майя!

Он заплакал и прижал меня к стене. Мои губы и все мое тело напряглись еще сильнее, чем его член. И тут я представила себе капельки пота, выступившие на коже жеребят, несущихся галопом. Росу на только что вымытых ножках младенцев. Песок. В лучах. Утреннего. Солнца.