Современные болгарские повести

Пенчев разглядывал дом Йонковых, когда вдруг почувствовал, что чье-то колено прижимается к его. Сначала он радостно вздрогнул, но потом догадался, что это колено Пенчевой, и не шевельнулся. Только спросил:

— Что тебе?

— Давай! — шепнула Пенчева.

— Спокойно! — сказал он. — Не спеши!

— Я готова.

— Не рвись в бой… Погляжу я, что с тобой будет через полчасика.

Она негромко хихикнула ему в ухо:

— Сегодня жди сюрпризов… Ты меня просто не узнаешь… Я придумала новые ходы…

— Да ладно, ладно… — лениво протянул он. Его уже стало раздражать пристрастие жены к бриджу. Она выучилась недавно и, как всякий начинающий, вообразила, что пришел ее черед совершить переворот в комбинациях из тридцати двух карт. «Зачем вам мотаться в Монте-Карло, — говорил он теперь приятелям, — приходите к нам…» И действительно, до середины ночи у них в доме шелестели карты, в глазах Пенчевой горел синеватый спиритический огонек, ловкие женские руки, которые прежде держали только спицы и кухонный нож, теперь делали неожиданные ходы или решительно бросали карты: «Пас!» Однажды под утро, когда за окном еще было темно, она разбудила мужа словами, которые он долго не мог взять в толк: «Если у меня на руках четыре девятки и три козыря, могу я остаться без взятки?» «Что, что?» — спросил он, глядя на мглистые квадраты окна в надежде, что появится хоть один лучик и разгонит мглу и у него в голове. С тех пор он понял, что надо устраивать перерывы в карточных бдениях, если он хочет, чтобы в доме у него и впредь была хорошая жена, исправная хозяйка и заботливая мать. Он и на проводы призывника ее привел, потому что опасался; если они останутся дома с человеком в клетчатом пиджаке, приехавшим к ним погостить, то до утра просидят за картами.

Пенчо Пенчев снова обратил взгляд к дому Йонковых и, чтобы отвлечь жену, спросил:

— Как тебе эта штукатурка?

Она тоже поглядела в ту сторону и сказала, что ей нравится, белое всегда в моде и наверняка обошлось в два раза дешевле, чем у них…

— Ничего ты не смыслишь! — Он не дал ей договорить и отошел от стола, пока не разгорелась ссора. И стакан тоже захватил с собой.

Подойдя к белой стене дома, он провел рукой по ее шероховатой поверхности.

— Чего ты ее гладишь, сосед? — спросил Свояк, проходивший мимо с кувшином вина в руках. — Беленькая, как венгерочка!.. Не знаю, бывал ли ты когда в Секешфехерваре, а я, помню, приехал, гляжу: бабы все белые, гладкие, глаз не отведешь…

— Бывал я там, знаю, — сказал Пенчев. — В шестьдесят девятом ездили в туристическую от Винпрома… Ты обратил внимание, как у них дома оштукатурены?

— Как оштукатурены? Обыкновенно… — отозвался Свояк, подливая ему вина.

— Ничего не обыкновенно… Такой штукатурки, как у Свояка твоего, не увидишь… Известковое молочко, метелкой набрызганное… Десяти лет не пройдет — вся растрескается… А у них набрызг со слюдой. Подойдешь ближе — так и сверкает, точно чешуя сазанья! Терразитовая называется.

— Дай срок, я тоже такую сделаю… — сказал Свояк. — Тера… как дальше?

— Терразитовая. Только у нас еще не умеют… Тут важна пропорция.

— Я сделаю, — повторил шофер и вдруг снова вспомнил о человеке, который и в этом был ему помехой. — Но скажи ты мне, как мне совладать с этим типом… Не желает освобождать участок, и все тут… Я ведь на грузовой работаю, не только терразитовую — паразитовую бы сделал… — Он рассмеялся неожиданной игре слов.

Однако смех его быстро оборвался, так и не успев согнать с лица грустное выражение.

— Один Недев может тебе помочь, — посоветовал ему Пенчо Пенчев. — Больше некому…

Оба одновременно оглянулись на площадку, где все еще кружились в танце Михайлова с Недевым.

В эту минуту Недю Недев улаживал дела своей партнерши. За то время, пока раскручивалась ниточка танго, она рассказала ему о своих затруднениях в связи с заграничной поездкой.

Недев с деловым видом кивал.

— Все уладится… Не может не уладиться…

— Я сама знаю, что уладится, но у меня «о-кей» на двадцать девятое, а все еще, неизвестно, еду я или не еду…

— Поедете, поедете, — говорил Недев. — Не можете не поехать…

Он хотел добавить что-то еще, но тут оркестр смолк, и Михайлова сняла руку с его плеча.

Оркестр смолк, и в тишине прозвучал восторженный голос Дилова:

— Да вот же он, вот!.. Кто тут интересовался?.. Как молодой месяц выплыл… Ишь, богатырь вымахал, герой!

Богатырь — это, пожалуй, было не совсем точное определение для паренька, который сейчас стоял на дорожке, оробев от внезапно обращенных к нему глаз. Он был довольно рослый, но узкоплечий, и уши топырились на круглой голове, неожиданно всплывшей над кустами, отражая своей наголо остриженной поверхностью свет гирлянды лампочек. Его смущало множество взглядов, которые точно бабочки садились на его щеки, плечи и на эти торчащие уши, первыми начавшие раскаляться от внутреннего напряжения.

— Твое здоровье, браток!..

Возчик уже подошел к нему и, опрокинув стакан себе в глотку, мокрыми от вина губами чмокнул в щеку.

— Счастливо тебе служить, кролик! — выкрикнул с места Дочо Булгуров. — Возвращайся отличником боевой и политической подготовки.

Со всех сторон праздничного стола полетели возгласы, тосты, зазвенели бокалы, волнами накатило фанфарное приветствие аккордеониста-мадьяра.

— Сыночек мой! — подошла к сыну Стефка. Скверное настроение, владевшее ею на кухне, она спрятала под самой ласковой материнской улыбкой. Провела рукой по лацкану его пиджака, поправила расслабившийся узел галстука, погладила колючую короткую щетину, к которой никак не могла привыкнуть.

— Солдатик ты мой!.. Где же ты так долго?.. Отец просто извелся… Собрался уж машину заводить, ехать на розыски… Разве можно так?.. Поди поздоровайся с гостями…

Она под руку повела его к середине стола, с сияющим видом представила:

— Вот и Фео… Правда, в таком виде… Знали бы вы, какие у него волосы были… Видели, наверно, на карточке…

— Что делать… Неумолимые параграфы воинского устава… — каким-то виноватым тоном проговорил Недю Недев, потому что Стефка смотрела на него.

— Он и так хорош! — сказала Михайлова, специалистка по части мужской красоты. — Пускай остриженный — что особенного? Хиппи теперь уже не в моде…

— Подай руку товарищу Недеву! — сказала мать. — Ты что это? Будто в первый раз видишь… Это ведь Наташин папа… И с товарищ Недевой поздоровайся!

Фео послушно исполнял команду за командой. В его движениях чувствовалась торопливая старательность новобранца.

— А к этой красавице приглядись повнимательней, — втолковывала ему мать, когда он пожимал руку Наташе Недевой. — Давно у меня одна мысль на уме… Как это называется, товарищ Недев?.. Застолбить участок или как?

Публика, следившая эа каждым ее словом, поняла намек и разразилась веселым смехом. Недев засмеялся тоже.

— Страшный человек эта Стефка! — восхищенно проговорил Дилов. — Вон как свои делишки обделывает… Издалека подъезжает…

— И правильно делает! — сказал Дочо Булгуров, когда Фео отошел к другому концу стола. — Эти вопросы надо обдумывать загодя… Потому — время летит незаметно… Что такое два года?.. Промчатся, как два денечка!.. Вернется солдат со службы и не будет болтаться зря, все приготовлено: вот тебе дом, вот тебе женушка, вот тебе работа — живи да радуйся!.. Я — за таких родителей, только так и надо…

Хотел он добавить, что сам тоже из таких родителей, но побоялся, что прозвучит нескромно. Да и не к чему раскрывать перед всеми карты, каждый носит в себе свои сокровенный планы, которые, бывает, лопаются, если слишком много о них болтать. Эти членские взносы, к примеру, квитанционные книжки, которые он таскает в кармане… Не бог весть какая радость обходить одного за другим, рассыпаться из-за каких-то грошей, выписывать квитанции, а кто заупрямится — вдалбливать битый час, для чего ты эти гроши собираешь… Приятное занятие, ничего не скажешь… Ладно, пускай его считают простачком. Дочо Булгурову пальца в рот не клади. Не сегодня — завтра Пламен вырастет, надумает в институт поступать, обязательно потребуется какая-нибудь справка, а кто ему эту справку выдаст, если отец у него не будет активистом?..