Шаги за спиной

о он чувствовал её грудь. Тамара была совсем маленького роста.

48

Павел Карпович родился в девятьсот восьмом, на окраине города, в слободе Немышлянской. В те времена город был примерно тем же, что и нынче, только чуть грязнее кривились улицы, чуть чище был воздух и реки. Да и рек было больше - вспомнить только Нетечь и Немышлю. Жизнь была та же: те же разговоры - кто сколько украл и сколько продал, кто к кому сбежал и от кого; такие же люди и людишки: пьяные, рыжие, блудливые, нищие, наглые и дураки. В реках водились плотва, окуни и карпы; весной реки разливались, ещё не знающие бетона, и в мелких лужицах плескались мелкие рыбки, которых можно было есть прямо живьем. Животы в ту пору не болели, правда, густо гуляла чахотка - спид девятнадцатого века. Раков было просто пропасть, весенние раки носили под хвостами икру, похожую на нынешнюю красную и такую же вкусную.

Особенно хорошо помнил Павел Карпович зимы: коньки вдоль Немышли и Лопани скользили с хрустом, мороз был синим и глухим, потому что мать наглухо завязывала уши. Была ещё гимназия, ничуть не лучше теперишних школ, но и не хуже: такие же учителя - дубины бесчувственные, осины дрожащие пред ликом проверяющих, березки светлые, с которых быстро обрывали кору; писали тогда палочкой с пером и пальцы были вечно в черниле; предмет был такой: "чистописание", самый грязный предмет, по правде сказать - учительнице ломали стол, обливали стул чернилом и прочее. До чего же приятно вспомнить.

До переворота жилось сносно. Потом переворот прозвали Великой Революцией, прозвище понравилось, да так и осталось. Когда случилась эта самая великая, Павел Карпович не помнил. Зато помнил как играл в догонялки в подвале гимназии и наткнулся на Верочку Разину и поцеловал её в темноте. Неудачно поцеловал, в зытылок. Это было второго мая Бог знает какого года. Дату Павел Карпович записал и решил праздновать как самый лучший день. Но судьба решила иначе.

Был у Павла Карповича дядя в деревне. Дядя имел дом, двор, сад, двух коров, добрую душу и богатырский голос. За голос он и положил голову. Однажды мать, отец и сам Павел Карпович гостили в деревне. Было это второго мая. Отец ушел на пруд рыбачить, тетка с сестрой Натальей пололи картошку на дальнем огороде, в небе пели три жаворонка, посреди улицы сидела лисица и никого не боялась. Что люди тогда, что звери - все были посмелее теперишних. Подъехал казак на черной кобыле. Кобыла блестела, как политая жиром. Вся черная, только на носу розовая полоска, да в ухо воткнута белая тряпка, видно, больное ухо. Мать сидела на бревнах и лузгала семечки. В деревню она приезжала побездельничать.

- Что, хозяйка, пустишь в дом? - спросил казак.

Голова ровная, стрижен под горшок, шея в одну линию с плечами и макушкой - настоящий казак, таких в пивных на вывесках рисуют. Только что без усов.

- А не пущу, - ответила мать.

- Тогда я и спрашивать не буду.

- Эй, Василь! - позвала мать, - поможи, тут к тебе в дом лезут.

И дальше лузгала семечки. Павел