Таежная богиня

Брат?! У него расширились глаза, и стало не хватать воздуха. Он уже по-другому смотрел на девушку, узнавая черты гердовской породы.

— Да, Никитушка, это твоя сестра, милый.

— Привет, — очумело проговорил Никита.

— Привет, — отозвалась девушка.

— Потом она все тебе расскажет, — немного задыхаясь, продолжил старик. У него заметно изменился голос. Дыхание стало шумным, а когда он говорил, то слышался свист и сип. Однако он продолжал удерживать Никиту за руку.

— Ты сядь, посиди со мной. Мне, знаешь, мало осталось...

— Пап, отдохни, потом поговорите, — в глазах девушки появился испуг.

— Да, да, да! Потом, милая, все потом! — второй рукой он торопливо ухватился за Нюру. — Ты же знаешь, моя хорошая, что сегодня последний день, завтра для меня уже не будет. — Старик надолго замолчал, успокаивая свои хрипы и сипы.

— Бабушка знала, что я живой! — внезапно вновь заговорил старик. — Знала, что ослеп. Знала, что ты найдешь меня. В марте двадцать второго числа она умерла, — тихо договорил он, — умерла моя мама, — еще тише добавил старик.

— Как умерла?! — Никита словно проснулся. — Откуда вы знаете? Что с ней случилось?!

— Умерла, Никитушка, умерла наша бабушка тихо, спокойно, — рука старика мелко дрожала.

— Как же так! Как же так! — продолжал сокрушаться Никита. — Она же еще не старой была! — После такого страшного известия Никита с трудом приходил в себя. — Где я? Почему... ты жив?! — наконец задал самый главный вопрос Никита.

— Почему я оказался тогда живым? — старик ненадолго замолчал, словно прислушиваясь к всхлипам в груди. — Я хорошо помню, как метнулась в меня земля грязным огнем... Взрыв был небольшим. Очнулся уже зимой. Вогулы оживили меня. Оживили, но глаза... Я всегда думал, что слепой человек немного... мертвый. Не глухой, не немой, а именно слепой. Причем если слепой с рождения, то твой мир просто иной, так как ты его стал ощущать всеми органами чувств. Ты родился с этой чернотой, родился, живешь и другого не знаешь. Тебе даже кажется, что и все остальные люди живут в темноте и так же чувствуют этот мир. И приходится лишь удивляться, почему они друг друга не понимают, — старик перевел дыхание и продолжил: — А когда ты перестаешь видеть в самом расцвете сил и продолжаешь жить в полной темноте, то живешь прошлым, только тем, что помнишь. Любое событие ты переводишь в памятные зрительные образы, и если не получается... Жить в темноте, после того, как ты перестал видеть, очень непросто. Почти невозможно.

Старик вновь остановился. Он часто дышал. Лоб покрылся крупными каплями пота. По всему было видно, как тяжело ему говорить, как быстро он теряет силы.

— Но жить можно, и даже вполне... Можно жить слепым почти полноценно, если есть любимое дело. Если ты нужен, если тебя окружают понимающие, любящие люди, если ты чувствуешь, что живешь не зря... Я понимаю тебя, Никита, понимаю, как признать в полуживом, безглазом старике своего отца, которого ты потерял еще в детстве. И не просто потерял — похоронил. Даже решил найти его могилку. Я понимаю. Но вспомни рассказ генерала, с которым ты ехал в одном вагоне...

— Откуда вы знаете об этом?! — Никита был потрясен.

— Я много чего знаю, сын. Я знаю, как ты учился в школе, в Строгановке. С кем дружил и кого ненавидел. Как мучился с темой дипломной работы. Знаю, что из этого получилось. Я все про тебя знаю. Нюрочка потом расскажет, если сам не догадаешься. Все и сложно до абсурда, и просто до смеха. Ничего случайного нет. Меня выбрала Она. Ты знаешь, о ком я говорю. Она выбрала меня, а я тебя, своего собственного сына. Выбрал, и Она со мной согласилась, — старик опять замолчал. — Все, что с тобой происходило до сих пор, — через паузу продолжил он, — было... что-то вроде проверки. И ты справился. Ты понял, что художник — это человек с обнаженными до предела чувствами. Человек, живущий обостренными чувствами, эмоциями, ощущениями... Лишенный стереотипов. У него каждый день, каждый вздох, каждое мгновение новое, необычное, волшебное!.. Забраться в себя и вывернуться наизнанку! Сорвать с себя кожу! Наконец, сойти с ума!.. Вот что такое художник. Ты чист и честен перед собой. Ты сохранил себя и не боишься быть непонятым, отвергнутым, смешным. Ты готов, — держа Никиту одной рукой, старик потянулся и положил на него вторую руку. — Ты должен сделать Чудо! Здесь ты реализуешь себя. В первую очередь как художник. Как художник ты откроешь совершенно иной мир, с иными законами, с иной, более высокой нравственностью и моралью, — старик задохнулся, и его узкая грудь заходила ходуном.

— Все, папка, все, больше ни слова, — склонилась над ним Нюра и стала заворачивать его в шкуру.

— Подожди, Нюра, еще два слова, — остановил ее старик. — А теперь к вопросу, где ты находишься. Ты находишься в самом священном месте на нашей земле, на всем Урале. Да, мой мальчик, в самом-самом! Но этого места нет ни на одной карте. Сюда невозможно попасть ни случайно, ни намеренно. Сюда попадают, если Она этого захочет. Это место нельзя даже вычислить с помощью приборов, увидеть с самолета. Это загадка природы. Так получилось с самого начала, еще при тектонической подвижке земной коры, когда формировались эти горы. Несколько отдельно стоящих вершин создали некий многоугольник, наподобие Бермудского. Между ними возникло поле, которое никого не пускает внутрь себя. Это место и выбрала для себя Она — Верховная богиня-мать!

Старик снова сделал небольшую паузу.

— А летчики, — старик словно угадал вопрос Никиты, — летчики твои живы, здоровы, но ничего не помнят. Поле горы, куда вы врезались, стерло из их памяти весь полет, начиная с ямальского Белоярска. Нет ни обломков, ни памяти. А тебя привела сюда Мис-нэ — лесная фея...

— Все, папа, — Нюра закрыла ему рот, — остальное я ему расскажу. Я же все помню.

— Нюра, дай я ему самое главное скажу, всего два слова, — отвел ее руку старик — это крайне важно.

— Только два слова, — разрешила та.

— Так вот, Никитушка. В этой долине содержится информация о всей нашей земле, о всех людях, племенах, религиях, верованиях, которые когда-либо жили на Урале. Их немало. Здесь все ответы на все вопросы... Это надо... сохранить... Сохранить и через это заглянуть в завтра... Меня каким-то чудом сначала спасли, а потом... посвятили... Это не случайно, что она выбрала нас. Мне как слепому довелось создать пантеон Нижнего мира. Я его сделал... Двадцать лет... Ты создашь пантеон Среднего мира... А твой сын, мой внук — Верхнего!

— Так у меня еще... — начал было Никита.

— Будет, будет. Подожди. Через три года у тебя родится мальчик, сын. Он научится видеть сквозь землю и небо... В тридцать лет он завершит нашу с тобой работу... Запомни! Никто, кроме нас, это не сделает. Я так и не смог расшифровать карту... Это сделаешь ты... В ней все ответы...

Цепкая костлявая рука старика, что держала Никиту, начала медленно слабеть. Девушка метнулась к очагу, потом снова к старику. Запахло травами.

Никита отчетливо увидел, как старик меняется на глазах, как бордовым цветом окрашиваются его лицо, волосы, борода...

— Ты бы вышел, — обратилась к Никите Нюра, — ему совсем плохо.

— Что? Да-да, — торопливо ответил тот и направился к выходу.

Едва выйдя за дверь, Никита опустился на четвереньки. Разум отказывался верить. Столько лет!.. Он был жив!.. Бабушка знала!.. За ним следили!.. Никита обхватил голову и тихо застонал. Разум отказывался понимать, а сердце таяло... Оно таяло и хотело верить, и сомневалось, и пыталось достучаться до разума.

Чувал почти не горел. Угли сиренево мерцали. Теперь старик лежал ровно, вытянув вдоль туловища тонкие костлявые руки. Подбородок вздернулся, и белая борода смешно топорщилась над узкой тщедушной грудью. Нюра стояла на коленях с низко опущенной головой. Все замерло. Даже очаг как-то осторожно догорал, не выдавая себя ни единым звуком. А может, это у Никиты заложило уши и он ничего не слышал. Он подошел ближе.

— Прости!.. — неожиданно проговорил Никита. — Прости... папа!