Охота (СИ)

Времени нет, Лэас в спешке зарядил арбалет, частично потеряв контроль на всем телом, кроме рук. В сей момент волк был уже донельзя близко, буквально пару десятков шагов — и он находился в прыжке. Обычному человеку такая дистанция показалась бы вовсе не опасной, но зная, насколько далеко твари прыгают… Это конец для кого-то из них — либо зверя, либо Лэаса. Он натянул арбалет. Расстояние от него до волка уменьшилось до двенадцати шагов. Лэас смиренно прицелился, и осталось лишь девять. Он готов выстрелить, а между ними жалких полдюжины ярдов. Время будто замирает: волк с раскрытой пастью над Лэасом, а тот в панике жмёт на спусковой крючок. Либо он, либо зверь, по сути никакого выбора, только случайность решит исход. Животное чересчур близко, но нынче оно падает уже из-за физики. Лэас отошёл, и труп упал наземь, враг повержен. Сам Лэас теперь весь в крови, но что сие по сравнению с уходом из жизни? На этот раз он попал в глаз и проткнул голову насквозь. Враг мёртв, Лэас победил, всё закончено. Поляна до сих пор пуста и красива, а вот окружающий лес теперь весь в крови и кишках.

Только волков было четверо, и Лэас понял это очень кстати. Он вынул кинжал из ножен и начал выжидать. Вскоре он услышал рычание и звуки бега, затем повернулся, как оказалось — вовремя. Лэас быстрыми выпадами отогнал животное в сторону. А волк ведь ему чуть шею не сломал, едва ли голову от тела не отделил, чуть не растерзал на мелкие кусочки. Да, если бы он не достал оружие заблаговременно, зверь бы исполнил всё это.

Волк вновь пошёл в нападение, но Лэас давно узнал, как бороться с ему подобными. Он просто продолжил размахивать кинжалом. Главное в таком деле — резкость и сила удара, волки этого боятся. Зверь, казалось бы, отошёл, решил убежать, но вновь быстро напал. Как предсказуемо. Один мощный удар — и волк лежит на земле, скуля, второй — и зверь мёртв. Из него течёт кровь, но органы хотя бы не вываливаются наружу, и этому надлежит радоваться. Теперь точно конец сегодняшней охоте, Лэас победил, а всё лишь ради любимого дела и ученика.

Лэас вышел на поляну и ощутил запах свежего мяса, крови и пота, срезанной травы и хвои. Все они скорее приятны Лэасу, нежели противны, да и может ли быть иначе? Для Лэаса нет, ибо это запахи спокойствия и законченной драки. Вдруг появилось жжение в колене. Опять она его терзает, чёртова фантомная боль, снова невовремя, естественно это лучше, чем если бы возникла несколько минут назад. Сдерживая жжение по всему телу, он пошёл к не менее ужасной и больной вещи — к трупу. Теперь Лэасу важно и то, точно ли он дрался за ученика.

Перед ним явно человек. Тело целиком оголено, украшено лишь глубокими ямами от укусов и багряными нитями, лезущими из живота. Почти полностью мертвец был разодран, а кровавые ошмётки от него разбросаны по всему полю, и лишь голова почему-то оказалась нетронута. На ней тоже находились гниющие ранки, но они чересчур малы и теперь, по чертам лица, можно точно сказать, что человек — Сципул.

Подойдя, Лэас нехило удивился и одновременно возрадовался. Не волки убили его ученика, да, покойного обгрызли эти лохматые ублюдки, только вот на фоне относительно мелких укусов очень выделялась чудовищная дыра. Она находилась прямо возле сердца, близко к вылезающими органами, подобную волки не сделают, их зубы не настолько огромны и остры, да и не каждый нож на такое способен — скорее копьё. Рану от него ни с чем не спутать, её сделали люди. Это доказывает отсутствие стрел возле лука, да и кинжала нигде нет, спёрли. Похоже, что уроды далеко и не ушли, волки — не падаль, гниль есть бы не стали. А раз так, то он найдёт их и отомстит за ученика, не вернётся к матери Сципула безрезультатно. Да и он знает, куда идти — за кострами. Теперь стало понятно, кто их создаёт. Явно не охотник и не разведчики, а воины, именно они убийцы. Опасно и сложно, но Лэас любит охоту и своего ученика достаточно, да и свой принцип он никогда не нарушит.

“Глаз за глаз. Смерть за смерть”

========== Плата ==========

Ита не спала уже вторую ночь. Её терзали сомнения насчёт ненужных смертей. К ней на ум всё лез тот мальчик, погиб он, по сути, от маленького промедления и — одновременно — от действий. Конечно, он был для Иты врагом, жаждал её смерти, делал попытки убийства и не имел даже капли сострадания. О нём не стоит волноваться. Ита понимала это, но знание ничего не давало, облегчение не приходило. Милосердие не уместно на войне, не нужно такое качество её участнику, тем более обращённое к врагу. В этом Иту убеждали все, да и она сама очень желала принять такую точку зрения, но не получалось. Ита считала смерть недопустимой вещью, ошибкой, как природы, так и человека, а жизнь тем, чего не должен отнимать никто. Существовала и другая причина: в глубине души она боялась того, что рассказы безумцев окажутся явью. Мщение охотников, ещё больше смертей, море крови, трупов, жестокости… Нет, Ита не допустит подобного исхода, не позволит умереть тем, кого она любит, кто ей близок, не даст смерти забрать хотя бы ещё одну жизнь, даже повода для этого.

— До сих пор не спишь? — Голос донёсся сбоку. Это был Дакс.

— Как ты…

— Понял? Ну, во-первых, ты сидишь, а во-вторых, твои пальцы… — Любовник указал на её руки. Они стучали друг о друга, порождали еле слышный звук. Ита засмущалась и перестала. Действия эти были незначительны, но от них появилось чувство тревоги — Ита не могла припомнить, долго ли повторяла столь бессмысленные действия.

— Давно я так?

— Неважно. Интереснее знать, почему ты не спишь?

— Я не могу… Глупо, конечно, звучит, но так и есть. Пока знаю, что мы в опасности… я просто не в силах позволить себе сон, — неуверенно ответила Ита.

— Но тебе необходимо спать! Вроде сильная девушка, а понять, чего не нужно делать, чтобы ты не сдохла, неспособна, — говорил Дакс грубо, но по-своему ласково. Он явно не желал Ите обиды.

— Из-за меня погиб человек, — недовольно ответила Ита.

— Эх, сколько разговоров об одном и том же. Ты не виновна в смерти того парня, как долго повторять? Что бы ты вчера не сделала, всё равно не смогла бы никого остановить. — Лицо Дакса выражало недовольство. Иту это оскорбляло, но она была не в силах ответить ничего внятного, лишь сумела прокричать:

— Я… Я могла бы!

— Ох, глупышка. Что ты сделала бы? Ты, конечно, способна ударить Бонума хоть сейчас и попасть после этого в розыск. Такие действия вчера непременно привели бы к твоей скорой гибели, но ведь так было бы лучше? Да? Или вовсе убить сына феодала и получить ещё более жуткую смерть… или жизнь. У тебя не было выбора, детка, признай это, — говорил Дакс всё с насмешкой, но Ита теперь отчётливо видела в столь грубых словах истину.

— Я могла… Хотя, кому я вру. Прав ты, Дакс. В первом, втором, третьем — всегда честный. Только вот меня мучает один вопрос. Почему ты не говоришь про то, что я не должна вспоминать о том парне?

— Не мне решать, какой следует быть твоей памяти. Ты никому ничего не обязана, тем более себе. Ну а кто считает иначе… впрочем, они попросту глупцы. Ни черта не добьются словами, а на поступки не готовы. Вот мой ответ, а теперь прошу — поспи хотя бы двадцать минут. — Конечные слова он проговорил с особой нежностью. Ита покраснела, но отозвалась:

— Так не тебе же решать, сам сказал, — усмехнулась Ита.

— А я и не приказываю, я умоляю — спи, — последнее слова Дакс прокричал, будто направлял её на нужное действие, но Ите уже было всё равно.

— Хорошо. — Ита зевнула, распрямилась в спальном мешке и закрыла глаза.

Вдруг появился крик. Он был будто во сне, исходил оттуда. Кто-то звал её, иные проклинали. Мыши, лес, лучник. Картинки сменялись одна другой, Иту наполнял страх перед неизвестным, и будто это уже она кричала. Сон закончился, но произошла смерть, а потом Ита открыла глаза.

Ей было безумно холодно и почему-то пахло гарью. Дакс не находился рядом, палатку наполнил солнечный свет, а снаружи кто-то, прямо как во сне, кричал. Ита вылезла из спального мешка, наспех оделась и вышла на улицу.