Белый

Дубровина Анна

Белый

Она проснулась в холодном поту посреди ночи. Ей приснилось что-то совершенно ужасное, обескураживающее, но она уже не помнила, что именно. О кошмарном сне напоминала лишь дрожь по всему телу и скованный недоуменным шоком взгляд в зеркале перед кроватью. Так она просидела несколько мгновений, каждое из которых казалось неизмеримо глубоким, после чего очнулась. Звонил телефон. Взяв трубку, она услышала взволнованный женский голос, обращавшийся к кому-то реальному с требованиями немедленно оставить эту суку и понять в конце концов, кто же по-настоящему любит его... Бред какой-то! Трубку она повесила. От этого короткого, ничего не значащего звонка, случайно забредшего в ее храм Одиночества, в памяти осталось лишь отчаяние голоса. И там отчаяние...

Hе знаю, замечали ли вы это когда-нибудь или нет, но это так: есть лица, а есть глаза. У нее были глаза, вернее, за глазами была она. Hу а самое ужасное в том, что глаза эти были пусты. Пустота была везде.

Она продолжала сидеть на широкой и такой холодной кровати. Ее немного знобило, но чувствовать этого она уже не могла. Слишком привычно все это. Слишком! Думать о будущем было бессмысленно, а вспоминать прошлое - больно, но она уже почти не боялась боли. Она встала, подошла к аквариуму и включила свет над ним.

Было в ее жизни кое-что, чего она катастрофически боялась, но и любила одновременно до беспамятства, то, что причиняло ей боль, а потом унимало ее, что заставляло думать, терзать себя мыслями, а потом помогало забыть...- это был ЕЁ дом. Только ее. Ее крепость, где она могла укрыться от всего и вся. Дом этот был достаточно большим, чтобы чувствовать здесь весь груз одиночества, хотя эти ощущения холода и сглаживались теплотой дерева. Именно деревом все комнаты объединялись в то, что можно было бы назвать очагом, источником доброты и мягкости... все комнаты, кроме одной. Этой единственной "пещерой" была ее спальня, являвшая собой невероятно точный портрет хозяйки, ее жизни. Это место было свято и неприкосновенно. Здесь был теплый белый пушистый ковер, в радушии которого хотелось утонуть, ледяная белоснежная постель, в которой входящим было суждено оставить частичку себя, большой аквариум с маленькими белыми муренами, слепяще белая лампа над которым являлась единственным источником света среди белых стен и зеркал, только отражавших белизну одиночества этой слепоты. Эта комната всегда жила своей собственной жизнью, она была заперта от лишних глаз; попадали сюда только те, кто в случайных знакомствах хотели взять у хозяйки дома немного тепла, согреть душу, искареженную потерями, а в итоге всего лишь оставляли те частички своего драгоценного покоя, которые еще не успели истратить, хозяйке комнаты. Эта белизна ослепляла, но не приносила радости.

Еще в самом глубоком детстве наивысшее наслаждение доставляло ей представлять себя Снежной Королевой, такой холодной и величественной, такой всемогущей. Только тогда она не понимала, что у Снежной Королевы не было главной ценности - тепла, это понимание пришло к ней лишь с годами ледяного безмолвия.

Она подошла к зеркальному шкафу, достала из него альбомс фотографиями. Hа первой странице чернели необычайно красивые глаза маленькой девчушки лет трех-четырех, болезненно-бледной, в белом платьице, с распущенными слегка вьющимися пепельными волосами, потом - она с родителями, потом - чуть постарше, школьницей с классом, потом - выпускной балл, университет, с сотрудниками на фирме, похороны, похороны, похороны... Черные гробы - конец белому одиночеству. Она все продолжала листать альбом, видя фотографии, которых там нет и которые могут так никогда и не появиться...

Вдруг. Вдруг ноги ее подкосились, невозможно сильная боль резала сердце, она начала задыхаться... Кто, как, когда и почему это сделал, она не знала, но каким-то образом возле ее дома очутилась скорая. Ее забрали на белоснежной медицинской машине, где по дороге в госпиталь она и умерла.

P.S. Она была неправа: черных гробов не было, белизна больничных носилок гораздо страшнее. Одиночество страшнее смерти. Одиночество страшнее жизни.