Провидец Александр Энгельгардт (СИ)

Голод, как почти постоянное недоедание, существовал в крестьянской России практически всегда. Митрополит Вениамин (Федченков), происходивший из крестьян, рассказывает в своей книге "На рубеже двух эпох", что его отец, все силы полагавший на то, чтобы прокормить детей, сам, кажется, никогда не ел досыта. Но раз в 8 - 10 лет такой скрытый "перманентный" голод сменялся настоящим голодом. Но одно дело - книжное знание или почерпнутое из донесений чиновников, и совсем другое дело - знание людей, видящих реальные картины голода (или самих голодающих). Энгельгардт, конечно, сам не голодал, но видел страдания и смерти крестьян своей волости. Потрясает его рассказ о девушке, красавице и прекрасной работнице, которая долго болела, начала было поправляться, но из-за того, что ела "пушной" хлеб, который трудно проглотить, умерла во цвете лет. А сколько было в голодающих губерниях таких девушек и юношей, детей и стариков, работоспособных мужчин и женщин! Ну, а журналисты, газетчики, не имевшие основательных знаний и убеждений, живущие в атмосфере погони за сенсациями, могли сегодня о каком-либо предмете писать одно, а завтра другое, прямо противоположное, и Энгельгардт не упускает случая ткнуть их носом в учинённую ими же пакость:

"Те же самые газеты, которые в прошлом году ликовали по поводу усиленного требования на хлеб за границу и высоких цен, которые толковали о конкуренции с американцами, о необходимости улучшить пути, чтобы споспешествовать сбыту хлеба за границу, теперь, когда мы и без путей сбыли хлеб и дождались голодухи, запели иную песню и толкуют о необходимости воспретить вывоз хлеба за границу. Говорят: гром не грянет, мужик не перекрестится. Выходит, однако, что мужик уже крестился, давно уже чуял беду, да не по его, мужицкому, вышло. Кто его, мужика глупого, слушать станет, его, который ничего в политической экономии не смыслит? Тому, кто знает деревню, кто знает положение и быт крестьян, тому не нужны статистические данные и вычисления, чтобы знать, что мы продаём хлеб за границу не от избытка. Такие вычисления нужны только для "начальников", которые деревенского быта не понимают и положение народа не знают. Всякий деревенский житель очень хорошо понимает, что чем дешевле хлеб, тем лучше для народа, и только ненормальность хозяйственных отношений причиною, что есть такие, которым выгодно, что хлеб дорог, которые желают, чтобы был неурожай, чтобы хлеб был дорог.

Но разве это порядок, разве это добро, разве так нужно, разве так можно жить?"

Помнится, у нас в 1990-е годы появилось немало публикаций на тему "Так жить нельзя!" Один сборник статей прямо так и назвался. Писали эти статьи либералы, сами, конечно, не голодавшие. А вот когда наступили последствия этой идеологической кампании, когда распалась великая страна, а в городах обездоленные в поисках пищи стали рыться в мусорных ящиках, на народ обрушилось множество разных иных бед, именитые авторы как-то замолчали. И лишь с наступлением перемен к лучшему, связанных с укреплением государственного начала, те же авторы (кто из них дожил до этого) вновь ныне оказываются в первых рядах критиков действий власти. Так и кажется, что не сегодня-завтра снова раздастся их крик: "Так жить нельзя!" Остаётся лишь надеяться на то, что народ не забыл опыт 1990-х и не поддастся снова на эти истерически-гневные призывы оппозиции. А вот Энгельгардт имел полное основание утверждать, что так, как жили, когда голод наступал вследствие корысти "верхов", нельзя, и нужны реальные изменения общественного устройства в стране. И свой вывод он делает на основании собственных наблюдений хотя бы вот такого рода:

"Автор статьи "Отечественных записок" доказывает, что остающегося у нас, за вывозом, хлеба не хватает на собственное прокормление. Этот вывод поразил многих, возбудил у многих сомнение в верности статистических данных. Составитель календаря Суворина на 1880 год, стр. 274, говоря о том, что для собственного потребления на душу приходится у нас всего 1 1/2 четверти хлеба, прибавляет: "если цифры о посеве и урожае верны, то можно вывести, что русский народ плохо питается, восполняя недостачу хлеба какими-либо суррогатами". В человеке из интеллигентного класса такое сомнение понятно, потому что просто не верится, как это так люди живут не евши. А между тем это действительно так. Не то чтобы совсем не евши были, а недоедают, живут впроголодь, питаются всякой дрянью. Пшеницу, хорошую чистую рожь мы отправляем за границу, к немцам, которые не станут есть всякую дрянь. Лучшую, чистую рожь мы пережигаем на вино, а самую что ни на есть плохую рожь, с пухом, костерём, сивцом и всяким отбоем, получаемым при очистке ржи для винокурен, - вот это ест уж мужик. Но мало того, что мужик ест самый худший хлеб, он еще недоедает. Если довольно хлеба в деревнях - едят по три раза; стало в хлебе умаление, хлебы коротки - едят по два раза, налегают больше на яровину, картофель, конопляную жмаку в хлеб прибавляют. Конечно, желудок набит, но от плохой пищи народ худеет, болеет, ребята растут хуже, совершенно подобно тому, как бывает с дурносодержимым скотом. Желудок очень растяжим, и жизненность в животном очень велика. Посмотрите на скот. Кормите скот хорошо - он чист, росл, гладок, силён, здоров, болеет и околевает мало, молодёжь растёт хорошо. Стали кормить худо, впроголодь, плохим кормом - скот начинает слабеть, паршивеет, болеет, совсем вид его становится другой: тот же скот, да не тот, сгорбился, космат стал, грязен. Одна корова заболела - Бог её знает отчего - околела, другая заболела, телята что-то не стоят. Не все заболевают, не все околевают, но чем хуже корм, тем процент смертности всё увеличивается, являются и падежи - дохнет скотина, да и только. А всё-таки не всё подохнет, кое-что и живет, кое-что и вырастает, приспособившись к условиям жизни. Вот так и мужик - довольно хлеба, он и бел, и пригож, и чист, и здоров. Пришли худолетки - сгорбился, сер из лица стал, болеет: дифтерит, тиф, чума... Однако не все вымирают, кои и приспособляются. Если бы скот всюду получал хорошее питание, то всюду был бы рослый черкасский и холмогорский скот; если бы всюду народ хорошо питался, то всюду был бы рослый, здоровый народ.

Да, недоедают. Да, мы продаем не избыток, а необходимое. Всё это так, верно.

Автор статьи "Отечественных записок" говорит, что остающегося у народа хлеба не хватает на продовольствие, но из его вычислений количества хлеба, необходимого для продовольствия, видно, что он разумеет только такое продовольствие, которое составляет минимум, чтобы человек мог прокормиться, такое продовольствие, какое необходимо, чтобы, как говорят мужики, упасти душу. Но разве этого достаточно? Разве только это и нужно?

Четвёртую часть производимой пшеницы мы отсылаем за границу, оставляя себе одну часть на посев и две части на прокормление.

Немец съедает третью часть остающейся нам за посевом пшеницы. Ржи мы отсылаем и пережигаем на вино около одной шестой того, что остаётся за посевом, и на это идёт самая лучшая рожь. Конечно, "рожь кормит всех, а пшеничка по выбору", но почему же ей непременно выбирать немца, чем же немец лучше? Конечно, чёрный ржаной хлеб - отличный питательный материал, и если приходится питаться исключительно хлебом, то наш ржаной, хлеб, может быть, и не хуже пшеничного. Конечно, русский человек привык к чёрному хлебу, ест его охотно с пустым варевом; на чёрном хлебе, на чёрных сухарях русский человек переходил и Балканны, и Альпы, и пустыни Азии, но всё-таки же и русский человек не отказался бы ни от крупитчатого пирожка, ни от папушника. В тяжёлой работе, на морозе и русский человек любит закончить обед из жирных щей и каши папушником с мёдом".

Едва сдерживая гнев, Энгельгардт пишет об учёных, специалистах и журналистах, которые изыскивали возможности увеличения экспорта хлеба за счет дальнейшего ухудшения питания большей части народа:

"Почему русскому мужику должно оставаться только необходимое, чтобы кое-как упасти душу, почему же и ему, как американцу, не есть хоть в праздники ветчину, баранину, яблочные пироги? Нет, оказывается, что русскому мужику достаточно и чёрного ржаного хлеба, да ещё с сивцом, звонцом, костерём и всякой дрянью, которую нельзя отправить к немцу. Да, нашлись молодцы, которым кажется, что русский мужик и ржаного хлеба не стоит, что ему следует питаться картофелем. Так, г. Родионов ("Земледельческая газета", 1880 г., стр. 701) предлагает приготовлять хлеб из ржаной муки с примесью картофеля и говорит: "Если вместо кислого чёрного хлеба из одной ржаной муки масса сельских обывателей станет потреблять хлеб, приготовленный из смеси ржаной муки с картофелем, по способу, мною сообщённому, то половинное количество ржи может пойти за границу для поддержания нашего кредитного рубля без ущерба народному продовольствию". И это печатается в "Земледельческой газете", издаваемой учёными агрономами. Я понимаю, что можно советовать и культуру кукурузы, и культуру картофеля; чем более разнообразия в культуре, тем лучше, если каждому плоду назначено своё место: одно человеку, другое скотине. Понимаю, что в несчастные голодные годы можно указывать и на разные суррогаты: на хлеб с кукурузой, с картофелем, пожалуй, даже на корневища пырея и т. п. Но тут не то. Тут всё дело к тому направлено, чтобы конкурировать с Америкой, чтобы поддерживать наш кредитный рубль (и дался же им этот рубль). Точно он какое божество, которому и человека в жертву следует приносить. Ради этого хотят кормить мужика вместо хлеба картофелем, завёрнутым в хлеб, да еще уверяют, что это будет без ущерба народному продовольствию.