Провидец Александр Энгельгардт (СИ)

В свете того, что Энгельгардт говорил о недопустимости столь большого вывоза хлеба из России за границу в ущерб благосостоянию собственного народа, интересно познакомиться с его наблюдениями над тем, какую пищу народ считал наиболее подходящей к нашим российским условиям.

Глава 15. ХЛЕБ НАШ НАСУЩНЫЙ...

(Русская "Книга о вкусной и здоровой пище")

Дворянско-интеллигентские "верхи" и рабоче-крестьянские "низы" пореформенной России представляли собой настолько разные миры, что, подобно белку и желтку в курином яйце, сосуществовали не смешиваясь. Это были два совершенно разных образа жизни. Естественно, у них были не только совершенно разные продукты питания, но и представления о рациональной системе питания. А. Н. Энгельгардт, принадлежавший к петербургской элите, разделял её вкусы и пристрастия, которым не изменял и в первые годы жительства в деревне. Хотя свой стол ему и пришлось несколько упростить, поскольку из всей прислуги обед готовить могли только кондитер Савельич, когда-то служивший в поварах, и кухарка Авдотья, умевшая варить и жарить мясо, варить щи, печь хлеб и пироги, делать наливки и пр. Весь день занятый по хозяйству, Энгельгардт в своем имении завтракал, обедал и ужинал чем Бог послал и выпивал 30-градусной водки, которая, по его мнению, при такой довольно грубой пище не только приятна, но и полезна. А когда он "выезжал в свет", например, поехал в соседний уезд на съезд земских избирателей для выбора гласных от землевладельцев, то там приходилось придерживаться примерно такого распорядка:

"К вечеру я приехал к родственнику. Поужинали, рейнвейну, бургундского выпили; есть еще и у нас помещики, у которых можно найти и эль, и рейнвейн, и бутылочку-другую шипучего. На другой день встали на заре и отправились. Отъехав верст 12 - холодно, потому что дело было в сентябре, - выпили и закусили. На постоялом дворе... пока перепрягали, выпили и закусили. Не доезжая вёрст восемь до города, нагнали старого знакомого, мирового посредника, сейчас ковёр на землю - выпили и закусили. В город мы приехали к обеду и остановились в гостинице. Разумеется, выпили и закусили перед обедом... За обедом, разумеется, выпили. После обеда пунш, за которым просидели вечер. Поужинали - выпили. На другой день было собрание" (и опять: выпили и закусили... много раз). И Энгельгардт проводит параллель между распорядком дня у помещика и у крестьянина.

После нескольких лет изучения крестьянской жизни Энгельгардту казалось, что он знает её вдоль и поперёк, но порой он сталкивался с такими явлениями, которые ставили его в тупик.

Так, однажды он пошёл посмотреть на работу граборов, которые занимались у него в имении расчисткой лужков, заросших лозняком, на подённой оплате по 45 копеек в день. Он застал их за обедом, состоявшим, к его удивлению, из одного картофеля. А ведь граборы - это, так сказать, "рабоче-крестьянская аристократия", они хорошо зарабатывают и соответственно хорошо питаются.

"Но рядчик пояснил, что у них пища соответствует выполняемой работе и заработку. Так, при выполняемой ими подённой работе, сравнительно низко оплачиваемой, не стоит есть хорошо, а вот когда они работают сдельно на выемке грунта и пр., там и питание должно быть крепче: щи с ветчиной, каша... Словом, крестьянин и сельский рабочий "точно знают, на какой пище сколько сработаешь, какая пища к какой работе подходит. Если при пище, состоящей из щей с солониной и гречневой каши с салом, вывезешь в известное время, положим, один куб земли, то при замене гречневой каши ячною вывезешь менее, примерно куб без осьмушки, на картофеле - еще меньше, например три четверти куба, и т. д... Это точно паровая машина. Свою машину он знает, я думаю, ещё лучше, чем машинист паровую, знает, когда, сколько и каких дров следует положить, чтобы получить известный эффект... Уж на что до тонкости изучили кормление скота немецкие учёные-скотоводы... а граборы, думаю, в вопросах питания рабочего человека заткнут за пояс учёных-агрономов...

Все мы, например, считаем мясо чрезвычайно важною составною частью пищи, считаем пищу плохою, неудовлетворительною, если в ней мало мяса... Между тем мужик даже на самой трудной работе вовсе не придаёт мясу такой важности. Я, конечно, не хочу этим сказать, что мужик не любит мяса... я говорю только о том, что мужик не придаёт мясу важности относительно рабочего эффекта. Мужик главное значение в пище придает жиру... Щи хороши, когда так жирны, "что не продуешь..."

Люди из интеллигентного класса с понятиями, что нужно есть побольше мяса, сыру, молока, скоро убеждаются, когда начинают настояще работать, что суть дела не в мясе, а в жире".

Начав настояще работать, Энгельгардт скоро убедился в том, что крестьянские понятия о вкусной и здоровой пище вполне здравы. Помог ему в этом убедиться ещё и такой случай:

"Случилось мне однажды поехать за 60 верст на именины к одному родственнику, человеку богатому и любящему угостить - ну, довольно сказать, что у него в деревне повар получает 25 рублей жалованья в месяц. В час пополудни завтрак - дома я в это время уже пообедал и спать лег - разумеется, прежде всего водка и разные вина. Выпили и закусили. Завтракать стали: паштет с трюфелями съели, бургундское, да настоящее... Цыплята потом с финзербом каким-то съели. Еще что-то. Ели и пили часа два. Выспался потом. Вечером в седьмом часу - обед. Тут уж - ели-ели, пили-пили, даже тошно стало. На другой день у меня такое расстройство желудка сделалось, что страх. Им всем, как они привыкли к господскому харчу, нипочем, а мне беда... Ну, думаю, - умирать, так уж лучше дома, и уехал на другой день домой. Приезжаю на постоялый двор, вхожу и вижу: сидит знакомый дворник Гаврила, толстый, румяный и уписывает ботвинью с луком и селедкой-ратником.

- Хлеб-соль!

- Милости просим.

- Благодарим.

- Садитесь! Петровна, принеси-ка водочки!

- Охотно бы поел, да боюсь.

- А что? Я рассказал Гавриле о своей болезни.

- Это у вас от лёгкой пищи, у вашего родственника пища немецкая, лёгкая - вот и всё. Выпейте-ка водочки да поешьте нашей русской прочной пищи и выздоровеете. Эй, Петровна' Неси барину водки, да ботвиньица подбавь, селедочки покроши.

Я выпил стакан водки, подъел ботвиньи, выпил ещё стакан, поел чего-то крутого, густого, прочного, кажется, каши, выспался отлично - и как рукой сняло. С тех пор вот уже четыре года у меня никогда не было расстройства желудка..."

Из этого частного случая (и многих других, ему подобных) Энгельгардт делает выводы большого принципиального значения. Оказывается, у крестьян и людей интеллигентного класса не только разные рационы питания, им нужна и во многом разная медицина:

"Мы, люди из интеллигентного класса... питаемся очень односторонне, налегая преимущественно на животные азотистые вещества - мясо, сыр, которые, не знаю уже почему, считаются многими сами по себе достаточными для питания... мы... питаемся менее рационально, чем питается скот у хорошего хозяина... Не в этом ли причина разных желудочных, кишечных и т. п. катаров?..

Рабочие люди, которые хорошо едят только когда стоит хорошо есть, которые знают, сколько на какой пище можно выработать, без сомнения, знают о питании человека не менее, чем мы, хозяева, знаем о кормлении скота. Мне кажется, что прислушаться к их голосу, вникнуть в их представления о питании, о пище было бы небесполезно и учёным-медикам, точно так же как агрономам необходимо изучать мужицкие понятия о земледелии и скотоводстве... Какое приобретение было бы для науки!"

Легко представить, как подобные суждения Энгельгардта были восприняты образованными читателями! Те мнили себя просвещёнными, призванными учить тёмных, невежественных крестьян, а тут предлагается учиться у мужика даже не профессиональным навыкам земледельца (с этим они еще могли смириться), а самым основам науки о разумной жизни и о ведении хозяйства! А Энгельгардт подзадоривает: