Провидец Александр Энгельгардт (СИ)

Конечно, если крестьянин ест только хлеб, обходится минимумом скота, а в трудной ситуации даже и из этого минимума часть режет на мясо, предложение мяса увеличивается, мясо дешевеет. Крестьянин соглашается на любую работу, лишь бы выжить, - труд становится дешевле. А так как без навоза не будет и урожая, а при уменьшении поголовья скота навоза становится меньше, то он и дорожает. Закон спроса и предложения в рыночном хозяйстве никто не отменял, как и закон сокращения издержек (снижения цены) при массовом производстве. Будет много скота у крестьян и помещиков, будет и много навоза. Крестьянину не надо будет наниматься на посторонние работы, труд станет дорогим. Не будет надобности резать скот из-за крайней необходимости - мясо подорожает. Энгельгардт подводит итог:

"Я говорил, что человек не может сам выработать столько, чтобы всегда иметь вдоволь мяса. Каждый, кто посмотрит на дело просто, без предвзятых мыслей, согласится, что растительные азотистые вещества составляют естественную пищу человека. Естественнее человеку питаться растительной пищей, чем воздерживаться от нарождения детей или видеть своих детей мрущими от недостатка молока".

Энгельгардт, напоминаю, был выслан в деревню за его революционные настроения. Не знаю, готовил ли он для революционеров взрывчатку (все-таки профессор химии!), но, даже посылая письмо в журнал и рассуждая на такую, казалось бы, абстрактную тему, как разные системы питания, он всё-таки швырнул в элиту и в её интеллектуальную обслугу бомбу огромной разрушительной силы!

Можно представить себе степень дискомфорта, какой испытали многие столичные либеральные деятели, считавшие себя борцами за благо народа и благодетелями крестьянства, когда из этого письма Энгельгардта они узнали, что никакие они не народолюбцы, а просто одна из разновидностей паразитов и хищников, поглощающих плоды крестьянского труда, строящих своё благосостояние и репутацию защитников народа на поте и крови сельских тружеников.

Но народные представления о хлебе насущном имели под собой и религиозную основу. Коснусь и этой стороны вопроса.

Глава 16. РЕЛИГИОЗНОСТЬ КРЕСТЬЯН СВЯТОЙ РУСИ

Когда А. Н. Энгельгардт писал свои письма "Из деревни", в России были сильны настроения неославянофильства и "почвенничества", согласно которым, наша страна - это Святая Русь, Москва - Третий Рим (и последний в истории человечества, ибо "Четвёртому не бывать"). А русский народ - это народ-богоносец, которому вверена величайшая святыня мира - наше Православие, спасительное для всей планеты, а потому русским предстоит великая историческая миссия. С другой стороны, пресса, всё более переходившая в руки либералов и космополитов, внушала, что русские - народ тёмный и невежественный, спасение которого - только в усвоении культуры Запада, преимущественно атеистической её стороны. Энгельгардт показал несостоятельность обеих этих точек зрения в их крайнем выражении. Его замечания на этот счёт особенно важны, если учесть, что, по мнению исследователей, "в целом бытовое православие как функционирующая система, как социально - культурное и социально - историческое явление остается недостаточно изученным" .

Но, если говорить о духовной и особенно - о религиозной жизни села, то тут нужно было различать две стороны: паства, то есть крестьяне, и пастыри, иначе говоря, "попы" - священно- и церковнослужители и весь причет. В этой главе кратко напомню о крестьянских духовных запросах и о крестьянской религиозности.

Внешне крестьяне, конечно, все были православными, отмечали церковные праздники, посещали в положенные дни храм, крестили младенцев и отпевали покойников, венчались в церкви, соблюдали посты, - впрочем, всё это далеко не всегда.

Вот замечания Энгельгардта по поводу постов:

"Конечно, и говорить нечего, если бы было достаточно мяса, сала, молока (то есть творогу), то и в деревне летом никто постов не держал бы. В нынешнем году у меня летом не хватило постного масла, масло было дорого, да и достать его негде, между тем свиного сала было достаточно, я предложил рабочим есть скоромное. Все ели, за исключением одного очень богомольного. Когда поп приехал перед петровым днем собирать яйца - перед окончанием поста попы ездят по деревням разрешать на скоромину и выбирают в петровки яйца, в филипповки горох, великим постом не ездят потому, вероятно, что выбирать нечего, - то и разрешать было некому".

Думается, такое резкое суждение Энгельгардта во многом обусловлено тем, что сам он постов не соблюдал (о своей вере или неверии он прямо нигде не говорит, возможно, по цензурным соображениям), а на работу нанимал батраков. Правда, он при "подборе кадров" исходил прежде всего из критериев эффективности и рентабельности производства, то есть подбирал здоровых, крепких и умелых работников. Но батрак есть батрак, это уже, по сути, не крестьянин, он не привязан к земле, конкретному месту приложения труда, работает один сезон здесь, следующий - у другого хозяина. Он не член конкретной крестьянской общины и конкретного церковного прихода. Поэтому среди массы батраков и батрачек была более высокой, чем среди крестьян-землевладельцев, доля не соблюдающих церковные посты и обряды. И всё же в литературе отмечается:

"На неисполнение постов, уклонение от покаяния и нарушения праздников работою народ смотрит как на обыкновенное дело и большого греха в этом не видит". Подобные наблюдения имеют большую ценность для характеристики бытовой религиозности. Они говорят о том, что православная Церковь вплоть до XX века так и не смогла до конца выполнить свою миссионерскую роль даже среди русского населения центральных губерний". .

Конечно, пост - не одни лишь ограничения в пище, а вообще средство к приобретению душевного здоровья, его цель - ослабить чувственность и дать нашему духу перевес над нашей плотью, помочь в подавлении и искоренении дурных наклонностей, привычек и желаний. Это важная часть православной аскетики, науки о том, как достичь внутреннего благочестия, создания внутреннего "нового человека", восстановленного из повреждённого грехопадением "ветхого человека". Но вряд ли крестьяне в большинстве своём имели об этом понятие. Крестьяне считали, "что посты следует соблюдать потому, что таков "закон", потому, что "пост установлен", а не потому, что назначение поста- вызвать в верующих соответствующее религиозное настроение".

И венчание в церкви не всегда делало браки крепкими (повторю этот фрагмент, в сокращении уже ранее цитировавшийся).

"- Василий вчера Еферову жену Хворосью избил чуть не до смерти.

- За что?

- Да за Петра. Мужики в деревне замечают, что Пётр (Пётр, крестьянин из чужой деревни, работает у нас на мельнице) за Хворосьей ходит. Хотели всё подловить, да не удавалось, а сегодня поймали. (Мужики смотрят за бабами своей деревни, чтобы не баловались с чужими ребятами; со своими однодеревенцами ничего - это дело мужа, а с чужими - не смей.)

- Что же муж, Ефер?

- Ничего. Ефера Пётр водкой поит. А вот Василий взбеленился.

- Да Василью-то что?

- Как что? Да ведь он давно с Хворосьей живет, а она теперь Петра прихватила...

- Чем же кончилось?

- Сегодня мир собирался к Еферу. Судили. Присудили, чтобы Василий Еферу десять рублей заплатил, работницу к Еферу поставил, пока Хворосья оправится, а миру за суд полведра водки...

- А что ж Хворосья?

- Ничего, на печке лежит, охает..."

Или другая сценка. Энгельгардт пригласил деревенских баб рубить у него капусту. До обеда было тихо, но, выпив водки, бабы, работая, "кричат" песни. Бабы решили, что Сидор, служащий у помещика кучером, должен жениться, потому что за выходом замуж его сестры в доме нужна работница. В жёны ему прочат молодую девушку Анисью, и это злит солдатку, которая находится с Сидором в интимных отношениях... Солдатка из себя выходит. Сказать бабам ничего нельзя - они лишь хвалят Анисью. "В каких-нибудь две недели капустенских вечеров солдатка, женщина тихая и добрая, озлобилась... а не на ком сорвать злобу, так мучит свою грудную дочку - плод преступной любви".