Шизофрения

Номер в скромной каирской гостинице «Аббат» оказался неожиданно дорог и пылен. Во всем проглядывала восточная экзотика и та непосредственность, которая поначалу не вызывает раздражения, а воспринимается как нечто естественное и неотъемлемое — подобно яркому солнцу и понурым пальмам, пронзительным призывам муэдзинов к молитве, пряным ароматам, рождавшимся от смешения десятков незнакомых запахов, ящерице, испуганно юркнувшей в щель между шкафом и стеной, несвежему полотенцу, которое «Только что было чистым!» и песчаной пыли на мебели, потому что «Кругом пустыня!» И с этим невозможно поспорить, потому что на западном берегу Нила за пирамидами к югу действительно — Ливийская пустыня и море песка.

Отказавшись от обеда, Соловьев вышел на улицу и замер, ошеломленный накатившими на него все еще непривычными звуками и пестротой одежд, среди которых его черный сюртук и высокая шляпа казались нелепыми пришельцами оттуда, где все чопорно, церемонно, серо и буднично. Он перешел улицу и оказался на набережной Нила среди шумных, словоохотливых и приветливых местных жителей и множества жующих морд верблюдов, ослов и лошадей. К нему сразу же подскочил одетый в длинную серую рубаху до пят улыбчивый араб в тюрбане на голове и с радостным возгласом «Дахабие» указал на покачивающуюся на волнах лодку. Он так убедительно говорил и размахивал руками, что уже через минуту Соловьев очутился на фелюге у Мохаммеда, который, ткнув себя пальцем в тощую грудь, несколько раз повторил свое имя, а потом добавил к нему непонятное «Марак бе». Соловьев тоже весело ударил себя ладонью по животу и сообщил, что он — Владимир .

«Ну да, в арабском же нет буквы „в“»— вспомнил Соловьев рассказ антиквара о «тарабарском» языке.

На мачте фелюги заплескался парус, она вырулила на середину огромной реки к таким же остропарусным лодкам и то ли сама поплыла по течению, то ли берег поплыл мимо нее плоскокрышими домами, дворцами, садами и свечами минаретов. Вскоре слева из серо-зеленых пальмовых рощ поднялись пирамиды Гизеха, манившие мнимой близостью и издали не казавшиеся великими.

«Завтра же туда пойду», — решил Соловьев и показал Мохаммеду рукой, чтобы разворачивался обратно…

Настойчивый звонок местного телефона разорвал тишину квартиры.

— Не зайдете? — голос Ивана Фомича был устало глух. — Я в кабинете.

— Прям щас? — она посмотрела на часы. — Полдвенадцатого уже.

— Мы так работаем, — то ли похвалился, то ли пожаловался он. — Днем отдыхаем, а с семи — снова все на ходу. Очень много работы. А меня весь день не было из-за этой Александрии. Так зайдете?

Она накинула шаль и спустилась на третий этаж.

Иван Фомич с озабоченным видом сидел за столом, обложенный стопками бумаг. Увидев Александру, радостно поднялся навстречу.

— Ну, Александра, как вам тут у нас работается? — задал он вопрос, явно рассчитывая на похвалу.

— Все нормально, Иван Фомич, спасибо. Я бы только хотела, — она опустилась в кресло, — еще раз попросить: давайте оформим какой-нибудь договор на оплату квартиры. Я не очень уютно себя чувствую, как приживалка какая-то. И у вас могут быть проблемы — поселили у себя в представительской квартире…

— Именно у себя! — он постучал концом карандаша по столу. — Пока я здесь, можете жить спокойно. Здесь я решаю все. Никакие бухгалтерии мне не указ! — строго погрозил пальцем в сторону соседнего кабинета.

— Ага, значит, уже есть проблемы? — предположила Александра.

— Да-а… — Иван Фомич небрежно махнул рукой. — Бабские штучки. «Она, что, так и будет у нас жить?» — передразнил он кого-то. — Чепуха. Вот лучше посмотрите наш отчет за прошлый год.

Протянутая папка, завязанная на тесемки, с трудом вмещала содержимое.

— Посмотрите, может, посоветуете чего. Мы вкалываем — будь здоров! Нагрузка сумасшедшая! Да еще делегации — то одна, то другая. И все надо на достойном уровне организовать, устроить, проконтролировать, проводить! А нервотрепка знаете какая? Звонят, допустим, говорят — приезжает такой-то, организуйте встречу на высоком уровне. Бегаешь, договариваешься, письма пишешь, согласовываешь с египтянами программу, все сделаешь — а наш человек не приезжает. Без комментариев. Нет его и все тут. А я-то тут! А мы-то тут! — распалился он. — Один раз такое произойдет, другой раз, а потом как на меня смотреть египтяне будут? Как на балаболку? А что я могу? Как объяснить? Сказать, что московскому начальству наплевать на договоренности? Это я так, простите, просто чтоб вы не думали, что мы здесь только виски пьем! — скорбно сказал он.

Дверь кабинета неожиданно распахнулась. На пороге с торжествующим видом стоял Зам с файловой папкой в руке и бутылкой виски под мышкой.

— Penis coronat opus! — провозгласил он и, подойдя к столу, гордо положил перед начальником файловую папку с несколькими листками бумаги.

— Что-что? — переспросила изумленная Александра, когда-то старательно изучавшая латынь в институте.

— «Конец — делу венец»! — перевел довольный Зам, пряча хитрую улыбку.

— Не penis, а finis! — рассмеявшись, поправила Александра.

— Вот и я говорю: «конец… отчету», — благодушно согласился Зам, опускаясь на диван и сразу принимаясь откупоривать бутылку.

— Отчет что ли принес? — поинтересовался Иван Фомич и осторожно, словно боясь подвоха, вынул листы из папки. — Так на завтра же договорились.

— Смог сегодня! — самодовольно заявил Зам. — Досрочно. Потому что завтра точно не смогу, — он деловито принялся наполнять стаканы.

— Я пить не буду, — решительно помотала головой Александра.

— Так у меня ж день рождения, — радостно сообщил досрочно отчитавшийся.

— У кого? — изумленный Иван Фомич принялся торопливо перелистывать еженедельник.

— У меня, — Зам деловито посмотрел на часы, — через пятнадцать минут. Я появлюсь на свет в очередной раз. К всеобщей радости окружающих, — грустно сообщил он, явно копируя ослика Иа-Иа из мульфильма. — Совсем ничего не пьешь? — протянул Александре наполненный на треть стакан. — Держи. Надо выпить. За меня. Один глоток.

— Поздравляю, — растерянно проговорила Александра, бросив вопросительный взгляд на Ивана Фомича.

— И я, как руководитель коллектива от имени всего коллектива поздравляю! — шеф без препирательств опустошил стакан и откинулся на спинку кресла.

— Анекдот! Рассказываю! — хитро прищурился Зам, поигрывая ямочками на щеках. — Француженка в Москве, в ресторане. Обращается к официанту. Как, говорит, мне домой добраться? Он отвечает — в метро. Выйдете, букву «М» увидите, это значит метро. Она, бедолага, вышла из зала, смотрит — две двери — «Эм» и «Жо». Открывает дверь с надписью… тьфу, блин, пролил! — рука Зама дрогнула в момент очередного наполнения стаканов. — Открывает, значит, с надписью «Эм». А там — мужик, грузин у писсуара…

Александра демонстративно закрыла уши ладонями.

— Пойду я, Иван Фомич. Не терплю пошлых анекдотов.

— Сидите-сидите! — Иван Фомич подскочил в кресле. — Ну, что это такое?! — округлив глаза, выразительно взглянул на Зама. — Потом доскажешь!

Александра все же решительно поднялась с места.

— Я, Александра, вас провожу! — Иван Фомич поспешно обогнул стол.

— Да что вы? Что там провожать-то? Два шага. Спасибо, — она направилась к двери.

— Нет. Провожу. Вот мы воду вам купили питьевую, — указал на упаковку в углу комнаты. Не тащить же шесть бутылок такой хрупкой женщине, как вы. А еще — отчет на просмотр, — подхватил папку со стола.

— А че, и я могу проводить! — весело дернулся Зам.

— Сиди уж! — отмахнулся Иван Фомич. — Ты дорогу к ней вообще забудь, — глянул выразительно. — Без меня. С вами тут греха не оберешься.

Зам развел руками и сделал вид, что изучает надпись на бутылке.

— Рад я очень, что вы к нам приехали, — сказал Иван Фомич, когда они вошли в лифт. — Знаете, как глоток свежего воздуха.