Аквариум

К Калиму пришел гость. На подлокотнике кресла сидел мужчина в короткой кожаной куртке и курил. Джун не появлялась, наверное, ушла. По выражению лиц и жестам обоих мужчин можно было предположить, что они беседуют оживленно и дружелюбно. Посетитель встал, обхватил себя за поясницу, хотя и не производил впечатление больного: казалось, он разминает мышцы или демонстрирует какое-то упражнение. Не исключено, что это физиотерапевт, объясняющий Калиму, как тренировать мышцы.

Калим, который до сих пор производил на меня впечатление застывшей скульптуры на колесах, вдруг стал подвижным и оживленным, казалось, что и в кресле он сидит исключительно по собственной воле, а не потому, что у него нет другого выхода. В какой-то момент я был почти уверен, что ему удалось ненадолго оторвать зад от кресла, когда своей длинной рукой он потянулся за стаканом, стоявшим на журнальном столике. Наверное, потому что он танцор и его тело умеет подчиняться командам.

Некоторое время я стоял у окна, наблюдая за ними. Посетитель бегал из угла в угол, жестикулировал и быстро что-то говорил. Калим лениво развалился в своем кресле, словно только что присел на минутку.

Гость подошел к компьютеру Джун. Поднял крышку и обернулся к Калиму, который теперь находился у него за спиной. Черт бы их побрал!

Джун права в том, что сам Калим ничего в технике не понимает, однако ей не пришло в голову, что он может попросить кого-нибудь помочь.

Калим с интересом смотрел на экран, то и дело покачивал головой, наблюдая за действиями гостя. А я даже не могу предупредить Джун.

Потом Калим сам сел за компьютер, очевидно, следуя указаниям, что делать дальше.

Внезапно их беседа оборвалась. Калим захлопнул ноутбук, гость торопливо раскрыл его вновь и выключил, как полагается, — похоже, они услышали, что вернулась Джун, и не хотели, чтобы она о чем-нибудь догадалась.

И вот она появилась. Сняла куртку, поставила на пол сумку с покупками. Калим успел заблаговременно перебраться в гостиную, а его гость вышел навстречу Джун, чтобы поздороваться. Судя по тому, как Джун протянула ему руку, она не была с ним знакома и очень удивилась, встретив в квартире постороннего человека. Я вышел из «офиса» и по дороге домой размышлял, как предупредить ее, не выдав себя, однако так ничего и не придумал.

Но вдруг я понял, что стоило Джун вернуться, и Калим тотчас стал опять демонстрировать полную неподвижность и беспомощность. Он разыгрывает спектакль! Изображает несчастного, который нуждается в ней и о котором необходимо заботиться — ведь он так из-за нее пострадал! Хотя может прекрасно сам о себе позаботиться. Как и она во время своего эксперимента. Джун ведь все делала сама. Правда, она не была по-настоящему парализована и по ночам тренировалась.

Она снова написала лишь в половине второго ночи. «Теперь он постоянно что-нибудь говорит», — написала она.

Барри. Это должно меня радовать?

Джун. Меня — радует.

Барри. Что говорит?

Джун. Тебе действительно интересно?

Барри. Хочет секса?

Джун. Нет. Думаю, этого бы он от меня не добился.

Барри. Чего же тогда?

Джун. Собирается уехать в Париж или Нью-Йорк. Пробудет здесь, пока страховая компания не выплатит ему деньги, и отправится.

Барри. Ты с ним не поедешь!

Джун. Но я должна.

Барри. Он, несомненно, получит достаточно денег, чтобы позволить себе раба.

Джун. Дело не в этом.

Барри. В чем же?

Джун. Он хочет, чтобы я осталась с ним. И я обязана. У него есть право.

Барри. Он на тебя давит?

Джун. В любой момент он может пойти в полицию и сказать, что это я повернула руль. Попытка самоубийства.

Барри. Позволь мне его пристрелить. Или придушить, если тебе так больше нравится. Как прикажешь. Неплохо бы подвести к его креслу сильное напряжение.

Джун. Придумай что-нибудь новенькое. Ты повторяешься.

Барри. Я бы зарыдал о твоей загубленной судьбе, если бы мог еще плакать. Но слезы кончились.

Джун. Когда я буду уезжать, они появятся.

Барри. Похоже, тебе нравится эта мысль?

Джун. Нет. Самое плохое, что я могу придумать.

Барри. Так освободись от него.

Джун. Не могу.

Мы опять столкнулись с тем, что любые слова звучали фальшиво, и не знали, как отвечать. Она ничего не писала, я тоже, мы сидели перед экранами словно парализованные. Я не мог сказать того, что действительно думал, и, видимо, с ней дело обстояло так же. Или она была просто подавлена.

Барри. Прости. Я должен был сдержаться, постараться с тобой не ссориться. И не требовать того, чего ты не хочешь.

Джун. Не получится. У меня не получается.

Барри. Мне дурно делается от мысли, что он может заглянуть в компьютер и обнаружить твою исповедь. Или нашу переписку.

Джун. Он ничего в этом не понимает. Вообще не знает, как обращаться с компьютером.

Барри. И все-таки лучше проверить. В старых детективах на дверь прилепляли волосок, и если потом не находили его на месте, знали, что кто-то ее открывал.

Джун. Прикрепить волос на компьютер?

Барри. Нет. Но мне вдруг пришло в голову, что с компьютером все даже проще. Ты помнишь, когда в последний раз работала на нем?

Джун. Да. Сегодня утром. Около одиннадцати.

Барри. Тогда запусти поиск и задай сегодняшнее число. Так ты найдешь все файлы, которые сегодня открывались, и увидишь, в какое время. Если кто-то открывал их после тебя, ты поймешь. Напиши, когда проверишь. Я жду. Идет?

Джун. Ладно.

Я ждал, пока она, наморщив лоб, работала. Лицо я видел не слишком четко, но не сомневался, что на лбу у нее и в самом деле появились морщинки. Мой трюк удался.

Джун. Черт, черт, черт.

Барри. Он заглядывал?

Джун. Да. Четыре наших электронных письма открывались между семнадцатью двадцатью девятью и семнадцатью тридцатью одной. Примерно в это время я вернулась из магазина.

Барри. Значит, кое-что он все-таки понимает.

Джун. Бог мой! Теперь мне все ясно. Это его врач понимает.

Барри. Врач?

Джун. Да, он был здесь, когда я вернулась. Врач, который лечил его. Тоже француз. Они знакомы со школы.

Барри. Какие сообщения? Ты прочла их?

Джун. Три моих и одно твое. Твое письмо из Флоренции, оба письма, которые я писала тебе туда, и одно из последних. Что теперь делать?

Барри. Завтра же отнесешь компьютер в фирму и договоришься, чтобы тебе установили защиту на все файлы. Получишь пароль и сможешь открывать их только сама. К сожалению, я не знаю, как это делается, иначе мы могли бы заняться прямо сейчас. Не забудь про мусорную корзину и почтовый ящик.

Джун. Так и поступлю. Похоже, он шпионит за мной.

Барри. Что ты чувствуешь к нему? По-прежнему очарована?

Джун. Только отвращение и презрение. Чары развеялись. Он никогда больше не получит надо мной власти. Благодаря тебе. Ты есть, а значит, у него нет шансов.

Барри. Вот и отлично.

Джун. Хочу спать. Завтра установлю защиту. Первым делом.

Барри. Выбирая пароль, помни: он не должен его вычислить. Пусть это не будет ни дата рождения, ни мое имя, ни имя Женевьевы, если ты ему рассказывала про нее. Выбери что-нибудь совершенно абсурдное. Комбинацию букв и цифр.

Джун. Хорошо. Спокойной ночи.

Барри. Постарайся уснуть.

Калим сидел в своем кресле, одетый только в черную майку. Джун прижалась ртом к низу его живота и двигала головой вверх-вниз. Я слышал, как она причмокивает, стоя перед ним на коленях. Полностью одетая. «Что уставился как дурак? — сказал мне Калим, откинув назад голову. — Можешь воспользоваться ее задницей, только потом продолжишь со мной». Я снял с Джун тренировочные штаны, приспустил свои, встал на колени за ее спиной и вошел в нее. Это оказалось легко. Внутри было тепло. Она не двигалась. К причмокиванию добавились новые звуки, когда мои бедра стукались о ее ягодицы. Странное чувство — нечто среднее между возбуждением и напряжением. Я занервничал и стал спешить. Все быстрее, быстрее, но ничего не менялось, прогресса не было. Я не мог прийти к завершению. «Теперь, — сказал Калим, — твоя очередь», и я с неохотой сменил Джун…