Шаги за спиной

усор, и все это почему-то заносилось ветром на балкон, на том же балконе воробьи умудрились проклевать дырку в коробке из под торта и проникнуть внутрь (а торт был для сюрприза), кошка Барсик демонстративно дулась и видела во сне свое прежнее жилище, но Люда была счастлива. Сбережений пока хватало.

Однажды был дождь и он остался дома на весь день. Дожди в то лето были нечасты. Был полдень. Были губы Людмилы, было ощущение радости подаренной ни за что (будто украденной), радости равномерной и бесконечной в своей равномерности - куда ни взгляни, везде она. Ничего больше не было; Валерий открыл глаза.

Он открыл глаза и увидел, как в недопитом бокале шампанского оторвался пузырек и, мелко виляя, отправился в свое путешествие к поверхности. Потом загудела водопроводная труба а музыкальные соседи порадовали мелодией, которая кружилась как колесо арбы на каком нибудь длиннейшем шелковом пути. Валерий поймал себя на том преступлении, что он видит и слышит все это; прислушался и услышал стук дождя за окном, Барсика, от скуки ловящего катушку, и многое, многое, кроме дыхания любимой женщины. А ведь раньше...

Валерий лежал, щека на ладони, взгляд на стене, дыхание ещё не проснулось, и думал о том, как станет обманывать эту женщину. Это же так просто. Это же так приятно - потому что очень по-мужски. Он ещё не привык чувствовать себя мужчиной.

- Почему ты не спрашиваешь, куда я хожу? - спросил он.

Люда ответила, не поднимая головы:

- Я спрашивала, ты не отвечал. Разве не помнишь?

- А вдруг я тебя обманываю?

- О, нет. Я бы заметила сразу.

- Как?

- Не скажу.

- Но если бы?

Однажды было тихое мутное утро, с запахом прели, с туманом, встающим из недавно пролитых луж, с красивой грустью и с картинками прошлого на каждом шагу; он подошел к станции "Западная". Ранние нищие громко обсуждали свои проблемы, спешили на вахту продавцы вкусного хлама, спящая женщина грела на первом солнышке ведро семечек, мокрые деревянные вагоны стояли на ржавых путях, обсыпанных крошками угля. Вначале Валерий узнал её, ещё непоявившуюся на ступеньках, потом усомнился, потом узнал окончательно.

- Здравствуй.

- Здравствуй.

Тамара была в широких подвернутых шортиках, в босоножках из полосочек черной кожи, в рубашке смутного цвета.

- Почему не звонил?

- Ты ждала?

- Первые полтора дня. Потом поняла, что от тебя мне ждать нечего. Пойдем, мне на работу.

Они сели в троллейбус, который оказался неожиданно полным и неспособным закрыть заднюю дверь.

- Выходи, - сказала Тамара, - вот видишь, ты здесь лишний.

Но троллейбус поднатужил свои железные жилы ещё разок и плотно прижал их друг к другу: грудь к груди, тело к телу, щека к щеке, - так тесно, как прижимаются только в судороге страсти, - и все стало ясно, сразу и навсегда.

35

Однажды деньги закончились.

Снова было утро, Валерий в тот день никуда не собирался, потому что Тамара взяла отгул и уехала к своей матери, жившей отдельно и только для себя. Они лежали