Игра по-крупному

Татьяна не накатила на Игоря ни телеги, ни бочки из-под мазута, ни даже легкого громыхающего бидончика -- она привольно жила в оставленной им комнате, спускаясь к матери обедать и смотреть телевизор. Иногда она не спускалась, и тогда Евгения Осиповна знала, что у дочери гости или она на собрании. "Ну, дай-то бог, дай-то бог... -- беспокойно шептала она и, приложившись виском к оконному стеклу, скашивала глаза наверх, надеясь увидеть если не сами окна шестого этажа, то хотя бы бледный отсвет от них. -- Дай-то бог. Девка она справная..." Подниматься к дочке без приглашения она не решалась. Был однажды случай, когда она полчаса стучала в стенку ключом, заметив с улицы свет в Татьяниной комнате. И сама оконфузилась, и дочери помешала...

Ни бочки, ни телеги с фактами аморального поведения аспиранта Игоря Фирсова не появилось в парткоме его института -- Татьяна решила не унижаться. Убрался -- и скатертью ему дорога. Видала она таких жоржиков... С ее-то фигуркой и мордашкой она хоть завтра профессора найдет; только это ей пока не надо...

Изумительный случай поквитаться с бывшим мужем представился ей через пару лет, когда он пришел к ней перед отправкой на свою "химию". Татьяна уже знала, что на полтора года его отправят куда подальше, и мысленно торжествовала: "Вот так, миленький, жениться-то на молоденьких! А сейчас еще и прописочку потеряешь, с очереди снимут. -- Она уже все выяснила. -- Ах, как славно!"

Татьяна думала, что он будет торговаться из-за своих вещей, и была настроена по-боевому, решив ничего не отдавать, -- пусть подает в суд, если денег и времени не жалко, -- она-то знает, чем все это кончается...

-- Ну! -- сказала Татьяна, усаживаясь в кресло. -- И о чем же ты хочешь со мной поговорить?..

Игорь сел на скрипнувший стул и оглядел комнату, задерживаясь взглядом на знакомых вещах. Татьяна к своему неудовольствию отметила, что вид у него был довольно-таки бодрый.

-- Ты, наверное, уже все знаешь, тебе Зоя говорила?..

-- Да уж наслышаны о твоем геройстве. -- Татьяна закинула ногу за ногу, прошуршав колготками. -- Доездился...

-- Да, -- сказал Игорь. -- Было дело...

Он поднялся и подошел к окну. Побарабанил пальцами по подоконнику, заглянул вниз, на Большой. Обернулся. Оглядел люстру. "Вот шиш ему, а не люстру. -- подумала Татьяна. -- Пусть только попробует заикнуться -- сразу выставлю".

-- Разговор такой... -- Он достал пачку сигарет и спички. -- Когда у нас следующая переотметка очереди? Весной?..

-- У кого это у нас? -- спросила Татьяна. -- Тебя все равно отсюда выпишут. Не кури здесь. Дома у себя курить будешь!..

Игорь убрал пачку.

-- Я вроде договорился, что не выпишут...

-- Инте-ересно, -- помолчав, сказала Татьяна. -- Как это тебя не выпишут, если всех выписывают?.. С кем это ты договорился?..

-- Ну тебе-то что? Живешь здесь и живи. Очередь подойдет, все равно порознь получать будем. Что ты заволновалась?.. Я же ни на что не претендую.

-- Я не заволновалась. -- Татьяна встала из кресла и скрестила на груди руки. -- Просто непонятно, с кем ты мог договориться. -- Она прошла до двери и обратно. -- Что это за договоры такие...

-- Речь сейчас не об этом...

-- Ну да! Речь о том, что ты хочешь и там квартиру иметь, и здесь еще что-нибудь получить! Шустрый...

-- Да что там за квартира -- две смежные комнаты, двадцать семь метров, малогабаритная...

-- Что же ты так неудачно женишься? Уж женился бы сразу на трехкомнатной...

-- Подожди, -- сказал Игорь. -- Ты вроде тоже внакладе не осталась. У тебя комната, стоишь на очереди... Подойдет очередь -- получишь однокомнатную квартиру. А выйдешь замуж -- совсем хорошо: съедетесь...

-- Я уж без тебя разберусь, что мне делать...

-- Уверен, что разберешься. Я тебя прошу только об одном...

-- Ну, и о чем же ты просишь? -- Татьяна подошла к зеркалу и поправила волосы. Нет, в свои тридцать три она определенно выглядела неплохо. -- Я тебя слушаю...

-- Мне надо, чтобы ты не распространялась, что я на "химии" и продолжала платить за меня за газ и за воду. Деньги я тебе буду давать.

-- Интересно...

-- Я буду здесь, под Ленинградом, и приеду, когда надо будет идти в исполком на переотметку. Чтобы с очереди не сняли... У нас же с тобой лицевые счета не разделены...

-- С кем же, интересно знать, ты договорился, чтобы тебя не выписывали?

-- За меня похлопотали... Общественность.

-- А разве такое можно? -- Татьяна села на диван.

-- Да, сейчас разрешается...

-- Никогда не слышала. А что же ты тогда беспокоишься о соседях, чтобы они не узнали?..

-- Я не беспокоюсь...

-- Ну ты же сам сказал...

Игорь вновь подошел к окну и облокотился на подоконник.

-- Ты выполнишь мою просьбу? Или тебе хочется... мне отомстить?

-- Вот еще, отомстить... -- Татьяна одернула юбку и взглянула на часы: -- Ладно, заболталась я тут с тобой. -- Она поднялась и стала делать вид, что собирается куда-то. -- За мной должны зайти...

-- Ну так что? -- Игорь выпрямился и отошел от окна.

-- Ничего...

-- Я могу надеяться?..

-- Надейся, надейся... -- Татьяна была довольна, что разговор о мебели не состоялся. -- У тебя когда срок-то начинается?..

-- Скоро...

-- Ну-ну. А жена, значит, одна остается? Молоденькая, говоришь? Ну давай-давай... Вот умора-то будет... -- Татьяна распахнула перед Игорем дверь. -- Пока!

-- Мы договорились? -- не спешил выходить Игорь.

-- Договорились.

Татьяна выписала Игоря из квартиры на Петроградской через месяц после его отъезда в спецкомендатуру. Ей пришлось побегать между жилконторой, милицией и судом, где она снимала копию приговора. С очереди на жилье его сняли в одночасье: из картонной папки вынули несколько бумажек, приложили к ним справку из ЖЭКа и написали: "В архив". Зое, сестре Игоря, с которой Татьяна перезванивалась, она сказала, что сохранить Игорю прописку никак не удалось. "Ой, Зоенька, ты не представляешь, какие там бездушные люди. Ничего слушать не хотят. А тем более сейчас -- все так строго..."

11.

В конце апреля Игорь посеял еще несколько ящиков астры Белая юбилейная, рассудив, что хуже не будет -- астра шла на рынке и в срезанном виде до октября. Под нее он вскопал две мощные грядки за домом, на спуске к реке. Земля там лежала бросовая, затравевшая, когда-то отец пытался сажать на ней картошку, но клубни урождались мелкие, в бурых пупырчатых лишаях -- видно, губила их близко подступавшая вода речки, и Игорь учел это обстоятельство: гряды вывел высокими и укрепил их края подгоревшими досками от барака.

В соседстве с грядкой Степана, тощей и плоской, как матрас, его гряды казались перинами, расстеленными средь жухлой травы для неведомых богатырей. Игорь разбросал по черной земле влажную крупу селитры, напоминающую град, и густо обсадил края грядок чесноком, который привезла Настя. Чеснок цветам не помеха, наоборот -- отпугивает вредителей. Да и себе не в убыток: худо ли, если здесь, на солнцепеке, вырастут ядреные головки чеснока?.. В те же грядки, по совету Вешкина, он побросал пахучие семена укропа и чуток зарыхлил их граблями. "Это самая правильная агротехника, -- уверенно сказал Володька. -- Народный опыт севооборота. Пока астру высадишь, у тебя уже укроп проклюнется. А потом выдергивай его, вяжи пучки и на рынок". Фирсов сказал, что укроп он может съесть и сам. "Э-э, -- махнул рукой Вешкин. -- Что сам! Тебе калым нужен. Без калыма хозяйство не развернешь. Забор новый нужен, дом стоит разваливается... Это все, брат, деньги!"

Фирсов уже не заводил с соседом бесполезных разговоров о старушке-помощнице -- в его голове созрел другой план выхода на рынок, немного смешной, но, пожалуй, единственно верный.

Борода!

Черная театральная борода, принесенная некогда Василием, хранилась у Игоря в одной из коробочек на антресолях. Игорь помнил, как не так давно, дурачась, он расхаживал в ней по квартире, веселя Настю и Марата удивительными переменами в своем облике и поражаясь сам тому важному профессорскому виду, который придавала ему мятая жесткая бородка из натурального волоса. Он говорил тогда с грузинским акцентом, темпераментно жестикулировал, и Марат, поначалу заливавшийся смехом, вскоре разревелся и бросился к Насте, напуганный чужим дядей, в которого превратился папа.