Патриот. Жестокий роман о национальной идее

– Мы ваф новый креатифный отряд. – Получалось у него вместо «ша» говорить «эф», и выглядело все это просто по-цирковому.

– А по-моему, вы отряд клоунов-переростков, хотя вот вы, – он ткнул в Лену Штопик пальцем, – вы моих слов на свой счет не принимайте.

– Это самые талантливые ребята, каких только можно было найти, дорогой. – Брикер по-кошачьи мягко вплыла в кабинет и, подойдя к Гере, повторила еще раз: – Самые талантливые. Они гениальны.

– В чем же их гениальность?

– Лена – великолепный художник и дизайнер, когда она оформляет интернет-сайты, то просто творит новые миры. Она может нарисовать все: от плаката до книжной обложки, а Алик Бухиев звонил мне сегодня и сказал, что книга почти готова. Геркулес – он наш символ национальной терпимости, и потом – это модно иметь в команде африканца. Придет кто-нибудь и скажет: «А почему у вас нет ни одного африканца?» К тому же он талантливый журналист с идеями по созданию образа воинствующих экстремистов, того, о чем мы так плотно говорили все время до твоего отъезда. Прекрасно, если над созданием этакой белокурой фашиствующей бестии станет работать чернокожий – это истинная свобода, не так ли? Обморок, а он предпочитает, чтобы его называли именно так, и никак иначе, – он популярнейший блоггер и к тому же литератор, каких мало. Он просто крышесносен! Я дам тебе почитать его новую вещь «Спираль Нунчак» – это просто антигламурный гимн, а какой слог! А Иц, – Кира улыбнулась и потрепала узко-длинного молодого человека по щеке, для чего ей пришлось встать на цыпочки, – Иц мой племянник, и он болен телевидением. У него такие связи в телевизионном мире, что обойтись без него мы просто не сможем, ведь у нас впереди так много тем для продвижения!

– Кира, детка, ты хорошо подумала, когда собирала это… эту… этих ребят всех вместе?

– Конечно! Я просто не хотела тебя тревожить там, в Америке, и представила ребят Петру Сергеевичу, ну, и он одобрил. Они в штате, и они настоящие «бриллианты», поверь мне!

Гера прикрыл глаза и вцепился пальцами в край стола, словно хотел вырвать куски дерева из его крышки. Однако возразить против аргумента «Рогачев» он не мог и лишь сдержанно распорядился:

– Хорошо. Я не против, пусть работают, но хотелось бы услышать от каждого, кто и чем конкретно планирует заниматься в самое ближайшее время. Вот вы, – он ткнул пальцем в Обморока, – вы что собираетесь делать после того, как выйдете из моего кабинета?

– Схожу поссать, – быстро, деловитым тоном шизофреника ответил Обморок, не моргнув при этом ни правым, ни, что характерно, левым глазом.

– Ясно, – удрученно вздохнул Гера, – действительно талантливые ребята. Мыслят нестандартно. Все свободны в таком случае.

– А вот можно я задержусь? – попросил Геркулес.

Гера пожал плечами:

– А вам разве не надо… Туда же, куда собирается ваш коллега?

– Я уже был. У меня просто предложение есть по существу.

Все вышли. Кира несколько раз вопросительно оглядывалась, мол, «ты разве не хочешь мне ничего сказать, дорогой?» Но Гера сделал ей знак – «позже» и остался один на один с негром.

– Так что у вас?

– Надо всех пометить.

– Угу. Понятно. Как пес столбики метит, лапу задрав?

– Нет. Я серьезно. Вот ваши блоггеры – они же пока просто так, за жалованье пишут, и все. А надо идею какую-нибудь, объединяющую с символом, ввести, чтобы у людей было что-то единое, общее. Понимаете? И чтобы остальные это видели и понимали, что человек принадлежит нашему движению, значит, он не простой человек. Чего вы боитесь – ведь это хорошо, показать свою силу и влияние!

Гера вновь пожал плечами, и, хотя идея в целом ему начинала скорее нравиться, он все же не выдержал и съязвил:

– И как нам их помечать? Попросить, чтобы перо страуса в задницу воткнули? У нас тут северные широты, к вашему сведению, и со страусами реальный напряг. Петушиное тогда, что ли? Но это уже намек, многие могут обидеться…

Геркулес был само спокойствие. Он снисходительно улыбнулся и продолжил:

– У каждого, кто пользуется «ЖЖ», есть маленькая картинка, его символ, «юзерпик». Достаточно что-то нарисовать на этой картинке, и все.

– Что, например?

– Ну, не знаю… Это вам решать. Нужно, чтобы у всех было что-то одинаковое. Крестик, кружочек, человечек…

– Квадратик, и лучше, если он будет зеленого цвета, – сказал Гера свое веское слово, так как привык, что слово шефа всегда должно быть последним и решающим. – Зеленый хороший цвет, он успокаивает, к тому же это цвет доллара, а это вообще тем более приятно. Запустите тогда по всем нашим штатникам-трепачам-писакам, чтобы установили у себя такой квадратик, а если кто из баранов-читателей станет задавать вопрос, то пусть отвечают, что, дескать, вступили в Гринпис. Не надо афишировать принадлежность к нам перед широкой аудиторией. Кто поумней, тот давно уже все понял и помалкивает, а пусть все эти, которые будут оквадрачены, пусть они ощущают себя членами ну, скажем, тайного общества.

– Масонской ложи?

Гера рассмеялся. Ему положительно нравился этот смешной негр с серьезными идеями и, очевидно, неплохо соображающей головой.

– У нас с вами одна ложа. Называется ложа «Слава России». Пусть рисуют квадратики, пишите меморандум, я подпишу.

Как только Геркулес ушел, Гера подскочил к двери, повернул вертушку замка, чтобы никто не влез без спросу, и принялся, словно полоумный, приплясывать на одной ноге. Негр, сам того не зная, в два счета решил для него проблему, которая еще час назад казалась Гере неразрешимой. В самом деле, что делать, чтобы угодить и нашим и вашим? Перед ЦРУ нужно создавать видимость деятельности, а для этого нужно хоть что-то показывать, постоянно ссылаясь на затруднения в работе, и делать это так, чтобы там поверили, а для этого он создаст две группы блоггеров: основная будет помечена зелеными квадратиками, а оппозиционная не будет помечена ничем, просто станет активно гадить в записях у «зеленых», разогревая тем самым простых лохов-читателей и создавая столь нужный провокационный ажиотаж. От этого по всему Интернету пойдут круги, и можно будет лишь кидать в топку с регулируемым уровнем ненависти соответствующее количество горячих тем.

– Ай да Геркулес! Умница! – И тут Гера осекся. Как он не подумал, что, имея возле себя Киру в качестве куратора, он никогда и ничего подобного сделать не сможет. Она наблюдает за каждым его шагом, и, даже если попытаться создать всю эту профанацию втайне от нее, она так или иначе узнает все очень быстро, и тогда никакой игры не получится, а генерал Петя, наверное, назовет его каким-нибудь армейским неласковым словечком, и о каком-либо движении наверх можно будет навсегда забыть. Как плохо, когда рядом нет никого, кто мог бы дать единственный, «тот самый», нужный совет. Он похлопал себя по бокам, нащупал бумажник, достал и, порывшись, нашел ту самую фотографию Насти. Повертел ее в руках, сел за стол, забросил ноги на американский манер и, все еще держа фотографию в пальцах правой руки, спросил у этого маленького портрета прошлой жизни:

– Почему мы никогда не говорили с тобой откровенно? Наверное, потому, что ты всегда казалась мне жутко правильной и я, такой подлец и негодяй, всегда боялся, что ты узнаешь, насколько твой муж подл и негоден. А почему ты сама все время молчала и ничего не говорила мне? Может быть, ты все-таки меня не любила? Скорее всего, что так и есть. Вон ты как скоро нашла мне замену. Эх ты, тихоня Настя… Пора бы мне выкинуть тебя не только из головы, но и из бумажника. Навсегда.

Гера взял со стола зажигалку, крутанул колесико, поднес было к пламени край маленькой фотографии, с которой на него без всякой улыбки, но искренне и тепло смотрела Настя, но в зажигалке то ли что-то замкнуло, то ли газ кончился, так или иначе, но пламя потухло, и извлечь его повторно не получалось. Кремень лишь брызгал бесполезными искрами. Тогда Гера открыл самый нижний ящик стола и кинул фотографию туда.

– С глаз долой – из сердца вон, – пробормотал и набрал номер генерала Пети.