Патриот. Жестокий роман о национальной идее

– Пью, что я, татарин, что ли?

– А при чем тут татарин? Татары сами до водки охочи еще как.

– Пью, одним словом.

– Давай-ка останови вон возле той ресторации. Составь мне компанию, а то мне одному как-то тошно.

– Да понимаю я. Сейчас только место, где втиснуться, найду…

Володя сперва чувствовал себя неуютно: шоферской зарплаты на ресторанные изыски, мягко говоря, не хватало, и он, как и всякий истинный пролетарий, с недоверием и постоянным хмыканьем принялся читать меню. В конце концов захлопнул его и прокомментировал:

– Беспредел просто!

Гера, выбравший себе, без особенных изысков, полусырой «Шатобриан», маринованного лука, корнишонов, сильнейшего посола анчоусов и графин водки, вопросительно взглянул на своего неожиданного визави:

– Что ты имеешь в виду?

– Да цены я имею в виду! Дорого все! Это что такое получается: чтобы нормально пожрать, надо две, а то и три тыщи отдать!

Гера передал заказ официанту, для Вовы попросил «чего попроще. Кусок мяса побольше сделайте и к нему гарниру. Скажите там, на кухне, что спецзаказ».

– Вов, оно того стоит.

– Да ну… Чего тут особенного?! Ну, ремонт, ну, сидеть надо с прямой спиной, ну…

Заказ принесли быстро, и ароматы от него были божественными. Шеф ресторана был помешанным на своей работе французом и готовил так, что на него «ходили», словно он был тенором Паваротти.

– Ну, Вов, будь, как говорится. По первой давай.

– И вам тоже, это самое, не болеть, короче.

Выпили, принялись закусывать. После первого кусочка у Володи глаза полезли на лоб от удивления, Гера заметил это и с ехидцей спросил:

– Вкусно, Вова? Теперь понимаешь, откуда такие цены? Это для людей сделано, для тех, кому не безразлично, что именно они едят.

– Беру свои слова назад. Очень вкусно, Герман. Я-то раньше такого вообще никогда не ел, думал, что вкуснее шашлыка на майские ничего на свете нету, а это, конечно, да. – Чуть захмелевший водитель осмелел и развязно спросил: – А вот вы каждый день так едите, да?

Гера кивнул:

– Почти. Я, пожалуй, больше и не ем нигде, кроме ресторанов.

– Везет… Ну, вы-то себе позволить можете, оно конечно.

– А чего ты таким тоном мне это говоришь, как будто тебе никто не дает ходить по ресторанам?

Володя расхохотался. Хмелел он быстро, от водки глаз его наливался кровью, будто у быка, и смех его сейчас был каким-то нехорошим, словно сквозь прозрачность подмосковного пруда проглядывал полусгнивший, тяжелый, в острых сучках топляк: нырнешь и головой в бревно – р-раз!

– Вы надо мной прикалываетесь, Герман? Бабла у меня нету по ресторанам ходить. Я водила, а водиле известно что: со смены домой, в себя чекушку и на подушку.

– Так ты мне только что говорил, что горд тем, что спишь спокойно, перед женой тебе не стыдно. А жена-то, небось, тебя пилит, мол, того нет в доме, сего нет?

Вова, не предложив Гере, опрокинул пятую рюмку и, взяв из корзинки для хлеба маленькую булочку с травами, занюхал ею водку.

– Есть маленько.

– А чего говорит?

– Ну, что они все обычно говорят? Ну, там, денег мало приносишь, телевизор у нас старый, в Турцию вот хотели поехать, а не вышло, все кредиты сожрали, и пацан мой, у меня же сын в четвертом классе, школу чутка подпалил, так пришлось в долги залезть, чтобы только директрису подмазать, а то она б его исключила из школы, короче, и на учет в ментуру бы поставили.

Гера еще раз испытующе поглядел на него. Сможет ли? Не «соскочит» ли в последний момент? Ведь желание денег еще не означает возможность переступить последнюю черту, каковой является убийство человека. Хотя попробовать, конечно, стоит, судя по всему, вариант неплохой, да и вообще единственный.

Он решил разделаться с Кирой сразу после того, как увидел те фотографии из желтого конверта со стола генерала Пети. После разговора в ЦРУ понял, что она его полный, абсолютный враг, и стал размышлять над способом ее устранения, в том случае, когда она окажется настоящей помехой на его пути. Момент еще не настал, но был совсем близок, Гера чувствовал это, и кандидатура собственного водителя, которого он собирался подсадить на самый надежный, с Гериной точки зрения, денежный допинг, подходила почти идеально. Гера не исключал, что в последний момент тот может струсить, отказаться, но пока что прочих вариантов не было даже в виде идей, а понадобиться это могло в любой момент. Только вот что делать с этим Вовой потом?

– Герман, а у меня предложение! – Володю как следует развезло, и он раскачивался на стуле так, что тот вот-вот мог опрокинуться. – Может, поедем к блядям?

Гера машинально опустил руку в карман, нащупал там пузырек и отдернул руку, словно обжегся.

– Думаешь, стоит?

– А то! Самое оно после водочки-то! Я это дело уважаю.

– Давай в другой раз, Володь. Я тут вспомнил – мне в офис надо заехать. Мы сейчас вызовем водителя, и он нас с тобой доставит, куда нам надо.

– Да я пешочком, еще не хватало, чтобы меня кто-то как пассажира возил.

– Ну, как знаешь. До завтра, Вова.

«Зеленые»

За те несколько дней, что Гера провел вдали от родных пенатов, кое-что изменилось, а вернее, в коллективе «NMD» появились новые люди. Кира воспользовалась своим положением и отсутствием Геры, получила одобрение Рогачева, и Гера с удивлением столкнулся в коридоре второго этажа с целой стаей людей довольно специфического вида. Один из них был широким со всех сторон, словно постамент статуи, негром, с именем, лишь дополняющим его нелепую внешность угольного параллелепипеда на удивительно тонких ножках, обутых в огромного размера «гады» – ботинки на гусеничной подошве. Звали его Геркулес, и про себя Гера назвал Геркулеса «колоссом на глиняных ногах». Вторым персонажем был какой-то инвалид детства с оставшейся возле висков растительностью и в огромных роговых очках. Тот, видимо, настолько вжился в свой ник-псевдоним, что прямо так и представился:

– Обморок.

Третьей из стаи была выцарапанная Кирой где-то в дебрях Рунета девица по имени Лена Штопик, и это была самая странная и удивительная девица, виденная Герой когда-либо, а девиц, всяких, он повидал немало. Представьте себе милое и слегка порочное лицо юной Брижит Бардо, которая пила несколько дней, отчего лицо ее приобрело характерную опухлость. К лицу добавьте уложенные кое-как в некое сооружение, которое язык не поворачивается назвать прической, волосы соломенного цвета, кукольный рост «я у мамы табуреткой» и кулон в виде, о ужас! – в виде свастики, но и это еще не все! Задний карман плотно прилегающих к Лениной попе джинсов оттопыривал красного цвета силиконовый имитатор мужского достоинства, и Штопик буквально «высаживала» собеседников, когда в момент разговора, обсуждения какого-либо вопроса она невозмутимо доставала эту штуку из кармана и обращалась к ней со словами:

– А что ты думаешь, Болтик? Это Болтик, мой друг, – объясняла Лена одуревшим от такого поворота разговора окружающим. – Когда мне трудно или что-то непонятно, то мы разговариваем, и он очень помогает своими советами. Я без Болтика никуда.

Четвертым был юнец, притом аршинного роста и какой-то узкий. Имя у него тоже было какое-то «узкое» – Иц. «Иц», и все тут. Гера был далек от корректности, когда имел дело с «кибердрочерами»: так он называл самую низкую касту безнадежных сетевых сумасшедших. Ибо куда еще, по его мнению, можно было бы отнести карманную девушку с красным Болтиком, шкафовидного Геркулеса и Обморока с Ицем, которые непрерывно пощипывали друг друга, и всегда отчего-то за руки выше локтей, и при этом хихикали? Он попросил всех четверых зайти в его кабинет, построил их возле входной двери, сам уселся на свой стол, свесив ноги, закурил и некоторое время бесцеремонно рассматривал странный квартет. Затем, видимо, сделав для себя необходимые наблюдения, он, едва сдерживая смех, спросил:

– А вот кто вы такие?

Геркулес выпятил свои огромные губы и прошлепал: