Патриот. Жестокий роман о национальной идее

– Хочу предупредить: тебя могут попросить пройти тест на детекторе лжи. Смело соглашайся не моргнув глазом, тогда никакого теста не будет.

– На понт берут?

– Именно так…

Затем неожиданно они оказались на перекрестке, свернули налево, и Гера увидел, что впереди стоит большой указатель с надписью «Интеллектуальный центр имени Джорджа Буша». Гера со смехом спросил у Пронина:

– А какое отношение имеет Джордж Буш к интеллекту?

Слава улыбнулся:

– Это в честь старшего. А про нынешнего я, как лояльный госслужащий, лишь корректно замечу, что яблоко от яблони упало очень далеко.

Они еще раз свернули налево, проехали под указатель, и сразу же появился другой: «Только для транспорта с пропусками», затем еще один: «Фотографировать запрещено. Нарушители будут привлечены к ответственности в соответствии с законом». Затем дорога разделялась на две, и направо был поворот «Для всех посетителей», а прямо, через двести метров, Гера увидел стеклянный контрольно-пропускной пункт и прочел последний указатель: «Это последняя возможность повернуть назад. После пересечения этой точки будьте готовы представить убедительные объяснения – с какой целью вы находитесь здесь».

– Ну что, готов представить объяснения? – Пронин был очень серьезен и как-то весь преобразился. Встреть его Гера на улице, никогда бы не подумал, что мимо только что прошел земляк.

Гера вспомнил, какое количество людей верило в его игру даже тогда, когда его проигрыш был вроде бы очевиден, и спокойно ответил:

– Sure.

…Четверо сотрудников Разведывательного управления, поочередно сменяя друг друга, в течение восьми часов непрерывно задавали ему вопросы. Гере даже показалось в какой-то момент, что он задержан, арестован и его допрашивают по всей форме, хотя порой при приеме на работу даже в обыкновенных частных лавочках от кандидата требуют пройти тест на детекторе лжи. Гере такой тест предложили пройти примерно через два часа после начала беседы, и он, вспомнив наставления Славы, уверенно согласился. Видимо, он был настолько убедителен, что дальше предложения дело не пошло.

– Каковы политические настроения участников русской блогосферы? – Мулатка, образ интеллектуальной развратницы Холи Берри: роскошная фигура, черный карандаш в тонких пальцах, очки, короткая юбка.

– Нет стойких предпочтений. – Гера раздевал ее глазами. – Ждут попутного ветра, словно листья на сосках.

– Что, простите?

Гера смущенно покашлял в кулак.

– О! Извините, мэм. Я хотел сказать, на земле. Листья на земле, понимаете? Сухие. Лежат себе спокойно, а дунет ветер, и они поднимаются и летят куда-нибудь. Еще раз извините, просто вы такая эффектная женщина, что мне тяжело сосредоточиться.

– Вы понимаете, что ваши слова могут быть приравнены к сексуальному домогательству?

– Вы это серьезно?

– Вполне, сэр.

– Простите, я никогда не думал, что комплимент, сказанный женщине, которая его заслуживает, может быть истолкован как-то с точки зрения уголовного кодекса. Можно задать вам вопрос, мэм?

– Разумеется.

– Как вы думаете, почему гомосексуалисты никогда не обвиняют друг друга в домогательствах?

– С вами будет беседовать другой сотрудник, сэр.

– Очень жаль…

Это был последний специалист. Он принес с собой переведенное письмо Геры. Несколько минут молча вчитывался в текст, затем сказал:

– Вы представляете для нас интерес, мистер Клень-овски. Мы готовы сотрудничать с вами.

Гера, изобразив на лице иудину улыбочку, спросил:

– Каким образом я смогу получать от вас задания? И напоминаю вам, что я не диверсант-громила, я не могу стрелять, убивать, прыгать в окошко проходящего мимо автобуса, я лишь скромный интеллектуал и не знаю каких-то шпионских методов связи и шифровки информации. Все, что меня интересует, – это идейная борьба с режимом тирании в моей стране.

– Но ведь вы не будете против, чтобы идейная борьба была подкреплена материально? Всякая идея лишь тогда чего-то стоит, когда ее стоимость может быть выражена в долларах, не так ли?

Гера развел руками:

– Об этом я скромно предпочел не упоминать.

Американец наклонился вперед и положил на стол перед собой сцепленные в замок руки:

– Вот это меня и смущает прямо сейчас. Ведь мы располагаем сведениями о вас, и они говорят, что вы отнюдь не скромны в делах такого рода.

Гера вздохнул:

– Но ведь когда-то все бывает в первый раз. Назовите вашу цену, и я буду готов подумать.

Американец рассмеялся:

– Вот это деловой разговор. Взгляните, – он быстро написал на обратной стороне распечатки Гериного письма внушительную цифру и показал ее собеседнику, – это ежемесячное содержание, помимо этого будут еще специально оговоренные суммы за разовые мероприятия. Всю информацию станете получать через своего куратора.

– Кто мой куратор?

– Вам известно имя этого человека.

– Хм… Я не думаю.

– Вы живете с ней вместе.

– Вот как… Жизнь порой удивляет своими поворотами: никогда бы не мог подумать, что сплю в одной постели с… Впрочем, меня все устраивает. Я согласен.

– Прекрасно. И я очень хочу, мистер Клень-овски, чтобы вы знали: здесь, в Америке, у вас появились верные друзья, например мистер Пронин, которые всегда придут вам на помощь в трудную минуту, а ведь это так много значит в наш меркантильный век, не так ли?

– Еще бы! – ответил Гера и честно поглядел в глаза американца…

…Славик отвез его в аэропорт Даллас утром следующего дня. До рейса Вашингтон—Москва оставалось почти четыре часа, и Пронин предложил заехать в аэрокосмический музей, расположенный возле аэропорта:

– Мне жаль, что ты толком так ничего и не увидел. Поедем, глянешь хотя бы на серебряную «Энолу».

«Энола Гэй», самолет, с которого полковник Тиббетс сбросил «Малыша» на Хиросиму, нашел свою последнюю стоянку в ангаре музея. Гера обошел самолет со всех сторон, представил себя сидящим внутри и нажимающим кнопку открытия бомбового отсека. Поежился:

– Жуть какая-то. Интересно, что чувствуют японцы, когда приходят сюда?

Пронин поглядел на часы:

– Пора, а то тебе дадут место возле летающей параши. А что касается самолета, то он стал памятником по справедливости. Ты слышал что-нибудь о фарфоровых бомбах, начиненных блохами, зараженными чумой и сибирской язвой? Японцы хотели забросать такими бомбами всю Калифорнию, и если бы не старушка «Энола», родившая «Малыша», то расклад сил был бы совершенно иным. Иногда, для того чтобы идти вперед, приходится многое приносить в жертву, Герман. Вот, кстати, – он достал из кармана знакомый пузырек и протянул его Гере со словами, – лично от меня. Сувенир в память об Америке.

Гера повертел плотно закупоренный пузырек в руке, поглядел его на свет:

– Спасибо. Это то, о чем я подумал? На вид совершенно бесцветное, как вода.

– Не за что. Оно не только бесцветное, оно еще и не пахнет, если влить, скажем, в кофе, то никто ничего не почувствует. Желаю применить по назначению.