Авария

Андрей с удовольствием захохотал. Он открыл бутылку, но Валерка тотчас отдернула свой хрустальный наперсток:

— Я не буду.

— Почему?

— А зачем?

— Действительно — зачем? — с серьезным видом задумался Андрей. — Бессмысленно. «Все пьяные поют одним голосом и, кажется, что одну и ту же песню». Или что-то в этом роде. Но если ты не возражаешь, я все-таки немного выпью. Снимает стресс…

Валерка сидела, развалившись в кресле, подтянув колено к груди. Андрей с интересом следил за каждым ее движением и улыбался.

— Где она еще может быть? — Мать швырнула трубку телефона. — Я так больше не могу… — Она заплакала. — Меня на работе уважают… Марина Михайловна, не хотите? Марина Михайловна, пожалуйста. А прихожу домой — она смотрит как… на убогую… «Вы не то, вы не так!».. Я, что ли, в. Кремле сижу?

— Наелись своей демократии? — злорадно сказал дед. — Долго еще плакать будете!

— Ты-то хоть помолчи, дед! — заорал Николаев. — Прешь со своими орденами как на парад! Сорок лет прошло — все на долги живешь! — Он с силой захлопнул дверь перед носом ошеломленного деда.

— Ну, что ты стоишь? — всхлипнула мать. — Сделай что-нибудь! Звони!

— Куда?!

— Не знаю! В милицию! Куда-нибудь! Куда эта дрянь могла пойти?

— Пора сваливать? — спросила Валерка. Она, опершись на подоконник, смотрела на улицу — там шел дождь, внизу, у подъезда лоснились мокрые спины машин. — Вам, наверное, спать надо.

— Знаешь, давай попробуем на «ты», — сказал Андрей.

— Давайте, — пожала плечами Валерка.

Андрей обнял ее сзади, Валерка повернулась и с готовностью подставила губы.

Они долго целовались у окна. Потом Андрей осторожно взялся за пуговицы у нее на рубашке. Валерка перехватила его руку и освободилась.

— Я сама. А то несправедливо: любой готов раздеть, а одевать никто не хочет, — беспечно сказала она. Подошла к дивану, деловито спросила: — Это здесь будет? — упала на диван, попрыгала и решила: — Ничего, выдержит… Я сейчас, — и вразвалочку направилась в ванную.

В ванной она торопливо заперла дверь и уставилась в зеркало круглыми испуганными глазами. Села на край ванны, затравленно оглянулась, будто ища, в какую щель забиться. Руки предательски дрожали, она прикусила палец и сдавливала зубами, пока не выступила кровь.

Посидела еще, разглядывая чужие халаты, косметику, разбросанные термобигуди, три пары вьетнамок на полу. Обреченно поднялась, сняла цепь, плеснула в лицо воды. Потом глубоко вдохнула и сжала зубы. Медленно подняла голову и надменно посмотрела в зеркало. С тем же каменным лицом, покручивая цепь на руке, вошла в комнату.

Диван был застелен, Андрей лежал под одеялом у стены.

— А вот и я! — торжественно объявила Валерка. Она двумя пальцами подняла цепь над головой и с грохотом уронила ее на пол…

Андрей включил лампу над диваном, отогнул край одеяла.

— Постираешь, не треснешь, — не оборачиваясь, сказала Валерка. Она лежала с краю, подперев голову ладонью, другой рукой перебирая звенья цепи на полу, как четки.

— Ты… в первый раз? — растерянно спросил Андрей.

— А что?

— Честно говоря, несколько неожиданно.

— Просто решила расстаться с невинностью. Тут ты подвернулся… Ты что думаешь — это ты меня снял? Ха!.. Это я тебя подцепила!

— В мое время это происходило немножко иначе… Слушай, — с интересом спросил Андрей. — Вы все сейчас такие? Или ты одна в своем роде?

— Это твоя жена? — Валерка указала на фотографию на журнальном столике.

— Да.

— А где она?

— В Риге, в командировке.

— Красивая, — задумчиво сказала Валерка. — Она сейчас тоже с кем-нибудь?

— Знаешь что, — Андрей положил фотографию лицом вниз, — я очень хорошо к ней отношусь, так что давай не будем о ней говорить.

— А дети у тебя есть?

— Сын.

— Сколько лет?

— Пятнадцать.

— Слу-ушай! — обрадовалась Валерка. — Давай я с ним тоже трахнусь! Представляешь — семейная любовница.

— Слу-ушай! — в тон ей ответил Андрей. — У тебя хоть что-нибудь святое есть?

— Не-а! — Валерка радостно помотала головой. Отыскала в складках одеяла трусики, закинула их на плечо и, шлепая босыми ногами, отправилась в ванную.

Лена открыла дверь в школьной юбке и накинутом сверху домашнем халате.

— Приве-ет, — растерянно протянула она.

— Черепа дома? — хмуро спросила Валерка. — Я пересижу у тебя до шести? — не дожидаясь ответа, она протопала в кроссовках по богатому ковру в комнате.

Днем у Андрея была запись какой-то дурацкой передачи на телевидении, вечером лекции в университете. Болтаться по городу на ватных ногах не было сил, а стопроцентно застать дома в это время можно — было только Ленку.

— Ты что, из дому ушла, да? — Лена испуганно смотрела на нее. — Твои ночью звонили. Мать мне потом два часа мораль толкала… Ирке звонили, Светке, всем девчонкам… Ты где была?

— У мужика, — коротко ответила Валерка. Она сосредоточенно смотрела в окно, щуря запавшие от бессонной ночи глаза, ожесточенно грызла заусенец на пальце.

— Ты что… — Лена, недоверчиво улыбаясь, заглянула ей в лицо. — Правда?

Валерка чуть заметно кивнула, думая о своем.

— И что?.. И?..

Валерка снова кивнула. Лена охнула и привалилась спиной к стене, со священным ужасом глядя на нее.

— Ты обалдела, да? А кто?

— Преподает в универе.

— А сколько лет?

— Тридцать восемь.

— Совсем обалдела! — схватилась Лена за голову.

— Ты понимаешь, — по-прежнему глядя в окно, быстро, сосредоточенно заговорила Валерка. — С детского сада твердили: нельзя! нельзя! не смей! — сколько себя помню. Вот провели черту — досюда все, что хочешь, а дальше нельзя, там другая жизнь… А за чертой нет ни черта, — зло усмехнулась она. — Да и черты никакой нет. Фуфло все это!.. У тебя пожрать есть? — неожиданно обернулась она.

— Ага. Сейчас, — Лена помчалась на кухню. Включила плиту, поставила чайник, засуетилась вокруг стола. — Валер, а ты расскажешь? Ладно?.. Все-таки страшно, наверное, да?.. Я, наверное, не смогу. Как представлю… А очень больно? Да? Я боли боюсь — ужасно!.. А девчонка из восьмого говорила, что кошмарно больно… А вы где познакомились?.. А, Валер?.. Валер?.. — Она выглянула в комнату.

Валерка спала в кресле, свернувшись как щенок.

Николаев медленно ехал по Калининскому, поглядывая в обе стороны на тротуары. Разноголосо бубнил радиотелефон — давали ориентировку на машины, находящиеся в угоне.

По тротуарам двигалась плотная толпа, люди спешили с работы по магазинам, из магазинов — домой, к кухонным плитам, стиральным машинам и телевизорам. За мельканием тысяч рук, ног, детских колясок, хозяйственных сумок, «дипломатов», пакетов, авосек видны были сидящие на ступеньках, на турникетах, привалившиеся к стенам пестрые компании подростков, пока еще немногочисленные. Тут и там прогуливались парочками под руку девочки в коротких юбках и ажурных черных чулках. Начиналась вечерняя центровая жизнь.

Сержант Синицын с разделительной полосы помахал Николаеву жезлом, переждал поток машин, подошел и облокотился на крышу «Москвича».

— Огня дай, — в зубах у него была зажата «беломорина».

Николаев утопил кнопку прикуривателя.

— На Восстания дипломат «чайника» боднул, — скучно сообщил Синицын.

— Знаю… Что-то рано они сегодня, — кивнул Николаев на дефилирующих по краю тротуара девиц.

— Пятница, — пояснил Синицын.

Девицы, заметив, что на них смотрят, обернулись. Синицын помахал им рукой в кожаной краге:

— Что, девочки, не клюет?

Девицы смерили его презрительным взглядом и отвернулись.

— Смотрят еще, дешевки… — зло процедил Николаев.

— А как им на тебя смотреть? — спокойно сказал Синицын, прикуривая. — Они за ночь зарабатывают, как ты за месяц… Протащить бы раз рожей по асфальту… Не вернулась?