Актриса и милиционер

плику "Разошлась!" сказал как бы не по пьесе, а по жизни. Это она, Нора, разошлась, тут финал, когда тут сейчас сестры будут высевать во все стороны разумное, доброе, вечное, а она Нора-Наталья как будто забыла, что она тут не главная. Натянула на себя одеяло и закончила пьесу тем, что сказала всем: "Молчать!", хотя столько-то других слов и такие туда-сюда мизансцены.

Но теперь все так торопятся, что никто, кроме напарника, не заметил ее разрушений. Не пришлось, оправдываясь, объяснять, что с ее балкона разбился человек, что никто про это ничего не знает, хотя у милиции есть улика - ярко-оранжево-зелено-желтое ее, Норино, полотенце.

Она рассказала все Еремину (Кулыгину), с которым не то дружила, не то крутила роман, одним словом - имела отношения, в которых можно рассказать то, что не всем скажешь.

- Знаешь, - сказал Еремин, - перво-наперво почини перила, а потом сразу забудь. В милицию не ходи ни в коем разе. Это последнее место на земле, куда надлежит идти человеку. Даже при несчастье, даже при горе... Вернее, при них - тем более. Сию организацию обойди другой улицей.

- Но он был на моем балконе!

- А тебя при этом не было дома. Тебя, как говорится, там не стояло.

- Если так подходить... - возмутилась Нора.

Но Еремин перебил.

- Не взвывай! Только так и подходить. Заруби на носу. Милиция. ФСБ. ОМОН. Армия. Прокуратура. Адвокатура. Суд. Что там еще? Беги их! Они враги. По определению. По назначению. По памяти крови и сути своей.

- Окстись, - сказала Нора. - Я без иллюзий, но не до такой же степени!

- До бесконечности степеней, - ответил Еремин. - Пока не умрет тот последний из них, кто уверен, что имеет над тобой право.

- Ванька! - засмеялась Нора. - Так тебя ж надо выдвигать в Думу.

- Я чистоплотный, - сказал Еремин. - А ты, Лаубе, теряешь свой знак качества. Ты, Норка, читаешь советские детективы.

- Нет, нет и нет... Неграмотная я...

Но всю дорогу из театра она продолжала этот разговор с Ереминым, а когда пришла, то, несмотря на ночь, позвонила в милицию, что хочет завтра видеть участкового по поводу... Тут она запуталась в определении, замекала и положила трубку.

Ночью ей снился сон. Она меняется квартирой с Люсей, и та требует приплату, что с ее второго этажа лучше виден упавший. "Смотри! Смотри!" Люся тащит ее на свой балкон, и Нора хорошо видит затылок мужчины, заросший густо, по-женски. "Бомжи не ходят в парикмахерскую", - думает она. "Отсюда и вши, - читает ее мысли Люся. - Но до второго этажа они не дойдут. У вшей слабые конечности".

На этом она проснулась. "Затылок, - подумала. - Я его почему-то знаю". "Дура, - ответила себе же. - Такую кудлатую голову носит, например, их прима. Вечные неприятности с париком. Они ей малы, и прима по-крестьянски натягивает парик на уши. И делается похожа на мороженщицу у театра. Та тоже тянет на уши шапку из песцовых хвостов... А потом делает этот странный дерг бедрами - туда-сюда... И вороватый взгляд во все стороны видели? Не видели? Что я крутанулась